Стихи
Шрифт:
* * * Кому предам прозренья этой книги? Мой век среди растущих вод Земли уж близкой не увидит, Масличной ветви не поймет. Ревнивое встает над миром утро. И эти годы не разноязычий сечь, Но только труд кровавой повитухи, Пришедшей, чтоб дитя от матери отсечь. Да будет так! От этих дней безлюбых Кидаю я в века певучий мост. Концом другим он обопрется о винты и кубы Очеловеченных машин и звезд. Как полдень золотого века будет светел! Как небо воссинеет после злой грозы! И претворятся соки варварской лозы В прозрачное вино тысячелетий. И некий человек в тени книгохранилищ Прочтет мои стихи, как их читали встарь, Услышит едкий запах седины и пыли, Заглянет, может быть, в словарь. Средь мишуры былой и слов убогих, Средь летописи давних смут Увидит человека, умирающего на пороге,
* * * Будет день - и станет наше горе Датами на цоколе историй, И в обжитом доме не припомнят О рабах былой каменоломни. Но останется от жизни давней След нестертый на остывшем камне, Незаглохшие без эха рифмы, Незабытые чужие мифы, Не скрижали дикого Синая Слабая рука, а в ней другая, Чтобы знали дети легкой неги О неупомянутой победе Просто человеческого сердца Не над человеком, но над смертью. Так напрасно все ветра пытались Разлучить хладеющие пальцы. Быстрый выстрел или всхлипы двери, Но в потере не было потери. Мы детьми играли на могиле. Умирая, мы еще любили. Стала смерть задумчивой улыбкой На лице блаженной Суламиты. Август 1921 Илья Эренбург. Стихотворения и поэмы. Новая библиотека поэта. Санкт-Петербург: Академический проект, 2000.
* * * Так умирать, чтоб бил озноб огни, Чтоб дымом пахли щеки, чтоб курьерский: "Ну, ты, угомонись, уймись, нишкни",Прошамкал мамкой ветровому сердцу, Чтоб - без тебя, чтоб вместо рук сжимать Ремень окна, чтоб не было "останься", Чтоб, умирая, о тебе гадать По сыпи звезд, по лихорадке станций,Так умирать, понять, что гам и чай, Буфетчик, вечный розан на котлете, Что это - смерть, что на твое "прощай!" Уж мне никак не суждено ответить. 1923 Илья Эренбург. Стихотворения и поэмы. Новая библиотека поэта. Санкт-Петербург: Академический проект, 2000.
* * * Что седина! Я знаю полдень смерти Звонарь блаженный звоном изойдет, Не раскачнув земли глухого сердца, И виночерпий чаши не дольет.
Молю,- о ненависть, пребудь на страже! Среди камней и рубенсовских тел Пошли и мне неслыханную тяжесть. Чтоб я второй земли не захотел. Январь 1922 Илья Эренбург. Стихотворения и поэмы. Новая библиотека поэта. Санкт-Петербург: Академический проект, 2000.
`ГОВОРИТ МОСКВА` Трибун на цоколе безумца не напоит. Не крикнут ласточки средь каменной листвы. И вдруг доносится, как смутный гул прибоя, Дыхание далекой и живой Москвы. Всем пасынкам земли знаком и вчуже дорог (Любуются на улиц легкие стежки) Он для меня был нежным детством, этот город, Его Садовые и первые снежки. Дома кочуют. Выйдешь утром, а Тверская Свернула за угол. Мостов к прыжку разбег. На реку корабли высокие спускают, И, как покойника, сжигают ночью снег. Иду по улицам, и прошлого не жалко. Ни сверстников, ни площади не узнаю. Вот только слушаю все ту же речь с развалкой И улыбаюсь старожилу-воробью. Сердец кипенье: город взрезан, взорван, вскопан, А судьбы сыплются меж пальцев, как песок. И, слыша этот шум, покорно ночь Европы Из рук роняет шерсти золотой моток. 1938 Илья Эренбург. Стихотворения и поэмы. Новая библиотека поэта. Санкт-Петербург: Академический проект, 2000.
* * * Парча румяных жадных богородиц, Эскуриала грузные гроба. Века по каменной пустыне бродит Суровая испанская судьба. На голове кувшин. Не догадаться, Как ноша тяжела. Не скажет цеп О горе и о гордости батрацкой, Дитя не всхлипнет, и не выдаст хлеб. И если смерть теперь за облаками, Безносая, она земле не вновь, Она своя, и знает каждый камень Осколки глины, человека кровь. Ослы кричат. Поет труба пастушья. В разгаре боя, в середине дня, Вдруг смутная улыбка равнодушья, Присущая оливам и камням. 1938 Илья Эренбург. Стихотворения и поэмы. Новая библиотека поэта. Санкт-Петербург: Академический проект, 2000.
* * * Сердце, это ли твой разгон! Рыжий, выжженный Арагон. Нет ни дерева, ни куста, Только камень и духота. Все отдать за один глоток! Пуля - крохотный мотылек. Надо выползти, добежать. Как звала тебя в детстве мать? Красный камень. Дым голубой. Орудийный короткий бой. Пулеметы. Потом тишина.
* * * Тогда восстала горная порода, Камней нагроможденье и сердец, Медь Рио-Тинто бредила свободой, И смертью стал Линареса свинец. Рычали горы, щерились долины, Моря оскалили свои клыки, Прогнали горлиц гневные маслины, Седой листвой прикрыв броневики, Кусались травы, ветер жег и резал, На приступ шли лопаты и скирды, Узнали губы девушек железо, В колодцах мертвых не было воды, И вся земля пошла на чужеземца: Коренья, камни, статуи, пески, Тянулись к танкам нежные младенцы, С гранатами дружили старики, Покрылся кровью булочника фартук, Огонь пропал, и вскинулось огнем Все, что зовут Испанией на картах, Что мы стыдливо воздухом зовем. 1938 Илья Эренбург. Стихотворения и поэмы. Новая библиотека поэта. Санкт-Петербург: Академический проект, 2000.
БОЙ БЫКОВ Зевак восторженные крики Встречали грузного быка. В его глазах, больших и диких, Была глубокая тоска. Дрожали дротики обиды. Он долго поджидал врага, Бежал на яркие хламиды И в пустоту вонзал рога. Не понимал - кто окровавил Пустынь горячие пески, Не знал игры высоких правил И для чего растут быки. Но ни налево, ни направо,Его дорога коротка. Зеваки повторяли "браво" И ждали нового быка. Я не забуду поступь бычью, Бег напрямик томит меня, Свирепость, солнце и величье Сухого, каменного дня. 1938 Илья Эренбург. Стихотворения и поэмы. Новая библиоте 1000 ка поэта. Санкт-Петербург: Академический проект, 2000.
* * * Крепче железа и мудрости глубже Зрелого сердца тяжелая дружба. В море встречаясь и бури изведав, Мачты заводят простые беседы. Иволга с иволгой сходятся в небе, Дивен и дик их загадочный щебет. Медь не уйдет от дыханья горниста, Мертвый, живых поведет он на приступ. Не говори о тяжелой потере: Если весло упирается в берег, Лодка отчалит и, чуждая грусти, Будет качаться, как люлька,- до устья. 1938 Илья Эренбург. Стихотворения и поэмы. Новая библиотека поэта. Санкт-Петербург: Академический проект, 2000.
* * * Нет, не зеницу ока и не камень, Одно я берегу: простую память. Так дерево - оно ветров упорней Пускает в ночь извилистые корни. Пред чудом человеческой свободы Ничтожны версты и минута - годы; И сердце зрелое - тот мир просторный, Где звезды падают и всходят зерна. 1938 Илья Эренбург. Стихотворения и поэмы. Новая библиотека поэта. Санкт-Петербург: Академический проект, 2000.
* * * Батарею скрывали оливы. День был серый, ползли облака. Мы глядели в окно на разрывы, Говорили, что нет табака. Говорили орудья сердито, И про горе был этот рассказ. В доме прыгали чашки и сита, Штукатурка валилась на нас. Что здесь делают шкаф и скамейка. Эти кресла в чехлах и комод? Даже клетка, а в ней канарейка, И, проклятая, громко поет. Не смолкают дурацкие трели, Стоит пушкам притихнуть - поет. Отряхнувшись, мы снова глядели: Перелет, недолет, перелет. Но не скрою - волненье пичуги До меня на минуту дошло, И тогда я припомнил в испуге Бредовое мое ремесло: Эта спазма, что схватит за горло, Не отпустит она до утра,Сколько чувств доконала, затерла Слов и звуков пустая игра! Канарейке ответила ругань, Полоумный буфет завизжал, Показался мне голосом друга Батареи запальчивый залп. 1938 или 1939 Илья Эренбург. Стихотворения и поэмы. Новая библиотека поэта. Санкт-Петербург: Академический проект, 2000.
В БАРСЕЛОНЕ На Рамбле возле птичьих лавок Глухой солдат - он ранен был С дроздов, малиновок и славок Глаз восхищенных не сводил. В ушах его навек засели Ночные голоса гранат. А птиц с ума сводили трели, И был щеглу щегленок рад. Солдат, увидев в клюве звуки, Припомнил звонкие поля, Он протянул к пичуге руки, Губами смутно шевеля. Чем не торгуют на базаре? Какой не мучают тоской? Но вот, забыв о певчей твари, Солдат в сердцах махнул рукой. Не изменить своей отчизне, Не вспомнить, как цветут цветы, И не отдать за щебет жизни Благословенной глухоты. 1938 или 1939 Илья Эренбург. Стихотворения и поэмы. Новая библиотека поэта. Санкт-Петербург: Академический проект, 2000.