Стихотворения, 1817–1822

Пушкин Александр Сергеевич

ЗАПИСКА К ЖУКОВСКОМУ

Штабс-капитану, Гете, Грею, Томсону, Шиллеру привет! Им поклониться честь имею, Но сердцем истинно жалею, Что никогда их дома нет.

ДОБРЫЙ ЧЕЛОВЕК

Ты прав – несносен Фирс ученый, Педант надутый и мудреный Он важно судит обо всем, Всего он знает по немногу. Люблю тебя, сосед Пахом Ты просто глуп, и слава богу.

К ПОРТРЕТУ ДЕЛЬВИГА

Се самый Дельвиг тот, что нам всегда твердил, Что, коль судьбой ему даны б Нерон и Тит, То не в Нерона меч, но в Тита сей вонзил Нерон же без него правдиву смерть узрит

К ПОРТРЕТУ ЧЕДАЕВА

Он вышней волею небес Рожден в оковах службы царской; Он в Риме был бы Брут, в

Афинах Периклес, А здесь он – офицер гусарской.

СТИХОТВОРЕНИЯ 1818

ТОРЖЕСТВО ВАКХА

Откуда чудный шум, неистовые клики? Кого, куда зовут и бубны и тимпан? Что значат радостные лики И песни поселян? В их круге светлая свобода Прияла праздничный венок. Но двинулись толпы народа… Он приближается… Вот он, вот сильный бог! Вот Бахус мирный, вечно юный! Вот он, вот Индии герой! О радость! Полные тобой Дрожат, готовы грянуть струны Не лицемерною хвалой!… Эван, эвое! Дайте чаши! Несите свежие венцы! Невольники, где тирсы наши? Бежим на мирный бой, отважные бойцы! Вот он! вот Вакх! О час отрадный! Державный тирс в его руках; Венец желтеет виноградный В черно кудрявых волосах… Течет. Его младые тигры С покорной яростью влекут; Кругом летят эроты, игры И гимны в честь ему поют. За ним теснится козлоногий И фавнов и сатиров рой, Плющом опутаны их роги; Бегут смятенною толпой Во след за быстрой колесницей, Кто с тростниковою цевницей, Кто с верной кружкою своей; Тот оступившись упадает И бархатный ковер полей Вином багровым обливает При диком хохоте друзей. Там дале вижу дивный ход! Звучат веселые тимпаны; Младые нимфы и сильваны, Составя шумный хоровод, Несут недвижного Силена… Вино струится, брызжет пена, И розы сыплются кругом: Несут за спящим стариком И тирс, символ победы мирной, И кубок тяжко-золотой, Венчанный крышкою сапфирной Подарок Вакха дорогой. Но воет берег отдаленный. Власы раскинув по плечам, Венчанны гроздьем, обнаженны, Бегут вакханки по горам. Тимпаны звонкие, кружась меж их перстами, Гремят – и вторят их ужасным голосам. Промчалися, летят, свиваются руками, Волшебной пляской топчут луг, И младость пылкая толпами Стекается вокруг. Поют неистовые девы; Их сладострастные напевы В сердца вливают жар любви; Их перси дышут вожделеньем; Их очи, полные безумством и томленьем, Сказали: счастие лови! Их вдохновенные движенья Сперва изображают нам Стыдливость милого смятенья, Желанье робкое – а там Восторг и дерзость наслажденья. Но вот рассыпались – по холмам и полям; Махая тирсами несутся; Уж издали их вопли раздаются, И гул им вторит по лесам: Эван, эвое! Дайте чаши! Несите свежие венцы! Невольники, где тирсы наши? Бежим на мирный бой, отважные бойцы! Друзья, в сей день благословенный Забвенью бросим суеты! Теки, вино, струею пенной В честь Вакха, муз и красоты! Эван, эвое! Дайте чаши! Несите свежие венцы! Невольники, где тирсы наши? Бежим на мирный бой, отважные бойцы!

КН. ГОЛИЦЫНОЙ. ПОСЫЛАЯ ЕЙ ОДУ «ВОЛЬНОСТЬ»

Простой воспитанник Природы, Так я бывало воспевал Мечту прекрасную Свободы И ею сладостно дышал. Но вас я вижу, вам внимаю, И что же?… слабый человек!… Свободу потеряв навек, Неволю сердцем обожаю.

* * *

Когда сожмешь ты снова руку. Которая тебе дарит На скучный путь и на разлуку Святую Библию Харит? Амур нашел ее в Цитере, В архиве Шалости младой. По ней молись своей Венере Благочестивою душой. Прости, эпикуреец мой! Останься век, каков ты ныне, Лети во мрачный Альбион! Да сохранят тебя в чужбине Христос и верный Купидон! Неси в чужой предел Пената, Но, помня прежни дни свои, Люби недевственного брата, Страдальца чувственной любви!

ВЫЗДОРОВЛЕНИЕ

Тебя ль я видел, милый друг? Или неверное то было сновиденье, Мечтанье смутное, и пламенный недуг Обманом волновал мое воображенье? В минуты мрачные болезни роковой Ты ль, дева нежная, стояла надо мной В одежде воина с неловкостью приятной? Так, видел я тебя; мой тусклый взор узнал Знакомые красы под сей одеждой ратной: И слабым шопотом подругу я назвал… Но вновь в уме моем стеснились мрачны грезы, Я

слабою рукой искал тебя во мгле… И вдруг я чувствую твое дыханье, слезы И влажный поцелуй на пламенном челе… Бессмертные! с каким волненьем Желанья, жизни огнь по сердцу пробежал! Я закипел, затрепетал… И скрылась ты прелестным привиденьем! Жестокой друг! меня томишь ты упоеньем: Приди, меня мертвит любовь! В молчаньи благосклонной ночи Явись, волшебница! пускай увижу вновь Под грозным кивером твои небесны очи, И плащ, и пояс боевой, И бранной обувью украшенные ноги. Не медли, поспешай, прелестный воин мой, Приди, я жду тебя. Здоровья дар благой Мне снова ниспослали боги, А с ним и сладкие тревоги Любви таинственной и шалости младой.

ЖУКОВСКОМУ

Когда, к мечтательному миру Стремясь возвышенной душой, Ты держишь на коленях лиру Нетерпеливою рукой; Когда сменяются виденья Перед тобой в волшебной мгле, И быстрый холод вдохновенья Власы подъемлет на челе, Ты прав, творишь ты для немногих, Не для завистливых судей, Не для сбирателей убогих Чужих суждений и вестей, Но для друзей таланта строгих, Священной истины друзей. Не всякого полюбит счастье, Не все родились для венцов. Блажен, кто знает сладострастье Высоких мыслей и стихов! Кто наслаждение прекрасным В прекрасный получил удел И твой восторг уразумел Восторгом пламенным и ясным.

К ПОРТРЕТУ ЖУКОВСКОГО

Его стихов пленительная сладость Пройдет веков завистливую даль, И, внемля им, вздохнет о славе младость Утешится безмолвная печаль И резвая задумается радость.

НА КАЧЕНОВСКОГО

Бессмертною рукой раздавленный зоил, Позорного клейма ты вновь не заслужил! Бесчестью твоему нужна ли перемена? Наш Тацит на тебя захочет ли взглянуть? Уймись – и прежним ты стихом доволен будь, Плюгавый выползок из гузна Дефонтена!

* * *

Могущий бог садов – паду перед тобой, Прияп, ты, коему всё жертвует в природе Твой лик уродливый поставил я с мольбой В моем смиренном огороде, Не с тем, чтоб удалял ты своенравных коз И птичек от плодов и нежных и незрелых, Тебя украсил я венком из диких роз При пляске поселян веселых

* * *

O Zauberei der ersten Liebe!… Wieland. Дубравы, где в тиши свободы Встречал я счастьем каждый день, Ступаю вновь под ваши своды, Под вашу дружескую тень. И для меня воскресла радость, И душу взволновали вновь Моя потерянная младость, Тоски мучительная сладость И сердца первая любовь. Любовник муз уединенный, В сени пленительных дубрав, Я был свидетель умиленный Ее младенческих забав. Она цвела передо мною, И я чудесной красоты Уже отгадывал мечтою Еще неясные черты, И мысль об ней одушевила Моей цевницы первый звук И тайне сердце научила.

МЕЧТАТЕЛЮ

Ты в страсти горестной находишь наслажденье: Тебе приятно слезы лить, Напрасным пламенем томить воображенье И в сердце тихое уныние таить. Поверь, не любишь ты, неопытный мечтатель. О если бы тебя, унылых чувств искатель, Постигло страшное безумие любви; Когда б весь яд ее кипел в твоей крови: Когда бы в долгие часы бессонной ночи, На ложе, медленно терзаемый тоской, Ты звал обманчивый покой, Вотще смыкая скорбны очи, Покровы жаркие рыдая обнимал И сохнул в бешенстве бесплодного желанья, Поверь, тогда б ты не питал Не благодарного мечтанья! Нет, нет! в слезах упав к ногам Своей любовницы надменной, Дрожащий, бледный, исступленный, Тогда б воскликнул ты к богам: "Отдайте, боги, мне рассудок омраченный, Возьмите от меня сей образ роковой! Довольно я любил; отдайте мне покой!" Но мрачная любовь и образ незабвенный Остались вечно бы с тобой.

К Н. Я. ПЛЮСКОВОЙ

На лире скромной, благородной Земных богов я не хвалил И силе в гордости свободной Кадилом лести не кадил. Свободу лишь учася славить, Стихами жертвуя лишь ей, Я не рожден царей забавить Стыдливой Музою моей. Но, признаюсь, под Геликоном, Где Касталийский ток шумел, Я, вдохновенный Аполлоном, Елисавету втайне пел. Небесного земной свидетель, Воспламененною душой Я пел на троне добродетель С ее приветною красой. Любовь и тайная Свобода Внушали сердцу гимн простой. И неподкупный голос мой Был эхо русского народа.