Шрифт:
ЧАСТЬ I
И отдашь голодному душу твою и напитаешь душу страдальца; тогда свет твой взойдет во тьме, и мрак твой будет, как полдень.
ПОЭТУ
Не презирай людей! Безжалостной и гневной
Насмешкой не клейми их горестей и нужд,
Сознав могущество заботы повседневной,
Их страха и надежд не оставайся чужд.
Как
Войди в толпу людей и оглянись вокруг,
Пойми ты говор их и смутный гул тревоги,
И стон подавленный невыразимых мук.
Сочувствуй горячо их радостям и бедам,
Узнай и полюби простой и темный люд,
Внимай без гордости их будничным беседам,
И, как святыню, чти их незаметный труд.
Сквозь мутную волну житейского потока
Жемчужины на дне ты различишь тогда:
В постыдной оргии продажного порока —
Следы раскаянья и жгучего стыда,
Улыбку матери над тихой колыбелью,
Молитву грешника, и поцелуй любви,
И вдохновенного возвышенною целью
Борца за истину во мраке и крови.
Поймешь ты красоту и смысл существованья
Не в упоительной и радостной мечте,
Не в блестках и цветах, но в терниях страданья,
В работе, в бедности, в суровой простоте.
И, жаждущую грудь роскошно утоляя,
Неисчерпаема, как нектар золотой,
Твой подвиг тягостный сторицей награждая,
Из жизни сумрачной поэзия святая
Польется светлою могучею струей.
Декабрь 1883
ОСЕННЕЕ УТРО
Неприветное утро в тумане седом,
Для кого ты, зачем поднялось?
Без румяных лучей в полумраке сыром
Ты слезами дождя залилось.
О зачем ты с осенних угрюмых небес
Заглянуло с усмешкой немой,
Проникая меж бархатных складок завес
В благовонный роскошный покой —
На помятое платье с увядшим цветком,
На бокал недопитый вина,
Эту спальню красавицы бледным лучом
Пробуждая от неги и сна?
О, рассвет, на тебя ей взглянуть тяжело:
Новый день — только новый позор…
И горит от стыда молодое чело,
И поник отуманенный взор.
Для чего ты, как вор, незаметно проник
К бедняку в его скорбный приют,
Где, усталые очи смежая на миг,
Он забыл недоконченный труд?..
У него ты похитил минутный покой:
День борьбы и забот — впереди,
День постылой работы он видит с тоской
В наболевшей, разбитой груди.
И
Перед мертвенным блеском твоим
Отвратил он свой бледный, измученный лик:
Новый день, день страданий пред ним.
И зачем в эту келью, печальный рассвет,
В этот мир упоительных грез,
Где так страстно мечтал одинокий поэт,
Ты заботу и горе принес?
Его лампа померкла в холодных лучах,
И перо он роняет с тоской,
И трепещет слеза в его скорбных очах, —
Он бессилен и нем пред тобой.
О зачем тебе было над миром вставать
Перед этим мучительным днем,
О зачем ты нам не дал навек задремать
И забыться во мраке ночном?
Ноябрь 1883
«Герой, певец, отрадны ваши слезы…»
Герой, певец, отрадны ваши слезы,
И ваша скорбь завидна, мудрецы:
Нетленный лавр, невянущие розы
Вам обовьют терновые венцы.
Светло горит звезда высокой цели;
Вам есть за что бороться и страдать,
И обо всем, что втайне вы терпели,
Должны века векам пересказать:
То выразят пленительные звуки
Певучих струн, иль славные дела.
Все назовут святыми ваши муки,
И загремит им вечная хвала.
Но там, в толпе, страдальцы есть иные,
Там скорби есть, терзающие грудь,
Безмолвные, как плиты гробовые,
Что не дают подняться и вздохнуть.
И много их, героев неизвестных,
Непризнанных, но твердых до конца,
Что не щадят в борьбе усилий честных
И падают, не требуя венца.
Их не смутит ни злоба, ни проклятья,
Они идут, как мученики шли
На смерть и казнь… Припомним же их, братья,
И руку к ним для крепкого пожатья,
Хотя на миг, протянем издали!
1883
НА РАСПУТЬЕ
Жить ли мне, забыв мои страданья,
Горечь слез, сомнений и забот,
Как цветок, без проблеска сознанья,
Ни о чем не думая, живет,
Ничего не видит и не слышит,
Только жадно впитывает свет,
Только негой молодости дышит,
Теплотой ласкающей согрет.
Но кипят недремлющие думы,
Но в груди — сомненье и тоска;
Стыдно сердцу жребий свой угрюмый
Променять на счастие цветка…
И устал я вечно сомневаться!