Стихотворения (1923)

Маяковский Владимир Владимирович

МЫ — КОММУНИСТЫ…

Мы — коммунисты тем, что, ногами в сегодня стоящие, тянемся завтрему в темь и тащим его в настоящее. Мы — коммунисты тем, что слышим класс безгласый, всех, кто разрознен и нем, бросаем поющей массой. Мы — коммунисты тем, что, даже шагая по глади, слышим моря встающего темп, и идем, и не прячемся сзади. Мы — коммунисты тем, что, взвесив плюсы [и] минусы, отступим, деряся в хвосте, и после с разбега кинемся…

РАБОЧИЙ КОРРЕСПОНДЕНТ

Пять лет рабочие глотки поют, века воспоет рабочих любовь — о том, как мерили силы в бою — с Антантой, вооруженной до зубов. Буржуазия зверела. Вселенной мощь — служила одной ей. Ей — танков непробиваемая толщь, ей — миллиарды франков и рублей. И, наконец, карандашей, перьев леса ощетиня в честь ей, лили тысячи буржуазных писак — деготь на рабочих, на буржуев елей. Мы в гриву хлестали, мы били в лоб, мы плыли кровью-рекой. Мы взяли твердыню твердынь — Перекоп чуть не голой рукой. Мы силой смирили силы свирепость. Избита, изгнана стая зверья. Но мыслей ихних цела крепость, стоит,

щетинит штыки-перья. Пора последнее оружие отковать. В руки перо берем. Пора — самим пером атаковать! Пора — самим защищаться пером. Исписывая каракулью листов клочья, с трудом вытягивая мыслей ленты, — ночами скрипят корреспонденты-рабочие, крестьяне-корреспонденты. Мы пишем, горесть рабочих вобрав, нас затмит пустомелей лак ли? Мы знаем: миллионом грядущих правд разрастутся наши каракули. Враг рабочим отомстить рад. У бюрократов — волнение. Сыпет на рабочих совбюрократ доносы и увольнения. Видно, верно бьем, видно, бить пора! Под пером кулак дрожит. На мушку берет героя пера. На героя точит ножи. Что ж! — и этот нож отведем от горл. Вновь согнем над письмом плечища. Пролетарский суд кулака припер. И директор «Правдой» прочищен. В дрожь вгоняя врагов рой, трудящемуся защита дружья, да здравствует красное рабочее перо — нынешнее наше оружие!

УНИВЕРСАЛЬНЫЙ ОТВЕТ

Мне надоели ноты — много больно пишут что-то. Предлагаю без лишних фраз универсальный ответ — всем зараз. Если нас вояка тот или иной захочет спровоцировать войной, — наш ответ: нет! А если даже в мордобойном вопросе руку протянут — на конференцию, мол, просим,— всегда ответ: да! Если держава та или другая ультиматумами пугает, — наш ответ: нет! А если, не пугая ультимативным видом, просят: — Заплатим друг другу по обидам,— всегда ответ: да! Если концессией или чем прочим хотят на шею насесть рабочим, — наш ответ: нет! А если взаимно, вскрыв мошну тугую, предлагают: — Давайте честно поторгуем! — всегда ответ: да! Если хочется сунуть рыло им в то, кого судим, кого милуем,— наш ответ: нет! Если просто попросят одолжения ради — простите такого-то — дурак-дядя,— всегда ответ: да! Керзон, Пуанкаре, и еще кто там?! Каждый из вас пусть не поленится и, прежде чем испускать зряшние ноты, прочтет мое стихотвореньице.

ВОРОВСКИЙ

Сегодня, пролетариат, гром голосов раскуй, забудь о всепрощеньи-воске. Приконченный фашистской шайкой воровской, в последний раз Москвой пройдет Воровский. Сколько не станет… Сколько не стало… Скольких — в клочья… Скольких — в дым… Где б ни сдали. Чья б ни сдала. Мы не сдали, мы не сдадим. Сегодня гнев скругли в огромный бомбы мяч. Сегодня голоса размолний штычьим блеском. В глазах в капиталистовых маячь. Чертись по королевским занавескам. Ответ в мильон шагов пошли на наглость нот. Мильонную толпу у стен кремлевских вызмей. Пусть смерть товарища сегодня подчеркнет бессмертье дела коммунизма.

ЭТО ЗНАЧИТ ВОТ ЧТО!

Что значит, что г-н Керзон разразился грозою нот? Это значит — чтоб тише лез он, крепи воздушный флот! Что значит, что господин Фош по Польше парады корчит? Это значит — точится нож. С неба смотри зорче! Что значит, что фашистское тупорылье осмелилось нашего тронуть? Это значит — готовь крылья! Крепи СССР оборону! Что значит, что пни да кочки всё еще по дороге к миру? Это значит — красный летчик, нашу силу в небе рекламируй! Что значит, что стал груб нынче голос пана? Это значит — последний руб гони на аэропланы! Что значит, что фашист Амадори разгалделся о нашей гибели? Это значит — воздушное море в пену пропеллерами выбели! Небо в грозовых пятнах. Это значит: во-первых и во-вторых, в-третьих, в-четвертых и в пятых, — небо пропеллерами рыхль!

БАКУ

Баку. Город ветра. Песок плюет в глаза. Баку. Город пожаров. Полыхание Балахан. Баку. Листья — копоть. Ветки — провода. Баку. Ручьи — чернила нефти. Баку. Плосковерхие дома. Горбоносые люди. Баку. Никто не селится для веселья. Баку. Жирное пятно в пиджаке мира. Баку. Резервуар грязи, но к тебе я тянусь любовью более — чем притягивает дервиша Тибет, Мекка — правоверного, Иерусалим — христиан на богомолье. По тебе машинами вздыхают миллиарды поршней и колес. Поцелуют и опять целуют, не стихая, маслом, нефтью, тихо и взасос. Воле города противостать не смея, цепью сцепеневших тел льнут к Баку покорно даже змеи извивающихся цистерн. Если в будущее крепко верится — это оттого, что до краев изливается столицам в сердце черная бакинская густая кровь.

«…товарищ Чичерин и тралеры отдает и прочее…»

[. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .]

товарищ Чичерин и тралеры отдает и прочее. Но поэту незачем дипломатический такт. Я б Керзону ответил так: — Вы спрашиваете: «Тралеры брали ли?» Брали тралеры. Почему? Мурман бедный. Нужны ему дюже. Тралер до того вещь нужная, что пришлите хоть сто дюжин, все отберем дюжину за дюжиною. Тралером удобно рыбу удить. А у вас, Керзон, тралерами хоть пруд пруди. Спрашиваете: «Правда ли

подготовителей восстаний поддерживали в Афганистане?» Керзон! До чего вы наивны, о боже! И в Персии тоже. Известно, каждой стране в помощи революционерам отказа нет. Спрашиваете: «Правда ли, что белых принимают в Чека, а красных в посольстве?» Принимаем — и еще как! Русские неподражаемы в хлебосольстве. Дверь открыта и для врага и для друга. Каждому помещение по заслугам. Спрашиваете: «Неужели революционерам суммы идут из III Интернационала?» Идут. Но [. . . . . . . . . . . . . . .] . . . . . . . . . . . . . . ]ало. Спрашиваете: «А воевать хотите?» Господин Керзон, бросьте этот звон железом. Ступайте в отставку! Чего керзоните?! Наденьте галоши, возьмите зонтик. И, по стопам Ллойд-Джорджиным, гуляйте на даче, занимайтесь мороженым. А то жара действует на мозговые способности. На слабые в особенности. Г-н Керзон, стихотворение это не считайте неудовлетворительным ответом. С поэта взятки гладки.

РАЗВЕ У ВАС НЕ ЧЕШУТСЯ ОБЕ ЛОПАТКИ?

Если с неба радуга свешивается или синее без единой заплатки — неужели у вас не чешутся обе лопатки?! Неужели не хочется, чтоб из-под блуз, где прежде горб был, сбросив груз рубашек-обуз, раскрылилась пара крыл?! Или ночь когда в звездищах разночится и Медведицы всякие лезут — неужели не завидно?! Неужели не хочется? Хочется! до зарезу! Тесно, а в небе простор — дыра! Взлететь бы к богам в селения! Предъявить бы Саваофу от ЦЖО ордера на выселение! Калуга! Чего окопалась лугом? Спишь в земной яме? Тамбов! Калуга! Ввысь! Воробьями! Хорошо, если жениться собрался: махнуть крылом — и губерний за двести! Выдернул перо у страуса — и обратно с подарком к невесте! Саратов! Чего уставил глаз?! Зачарован? Птичьей точкой? Ввысь — ласточкой! Хорошо вот такое обделать чисто: Вечер. Ринуться вечеру в дверь. Рим. Высечь в Риме фашиста — и через час обратно к самовару в Тверь. Или просто: глядишь, рассвет вскрыло — и начинаешь вперегонку гнаться и гнаться. Но… люди — бескрылая нация. Людей создали по дрянному плану: спина — и никакого толка. Купить по аэроплану — одно остается только. И вырастут хвост, перья, крылья. Грудь заостри для любого лёта. Срывайся с земли! Лети, эскадрилья! Россия, взлетай развоздушенным флотом. Скорей! Чего, натянувшись жердью, с земли любоваться небесною твердью? Буравь ее, авио.

О ТОМ, КАК У КЕРЗОНА

С ОБЕДОМ РАЗРАСТАЛАСЬ АППЕТИТОВ ЗОНА

(ФАНТАСТИЧЕСКАЯ, НО ВОЗМОЖНАЯ ИСТОРИЯ)

Керзон разразился ультиматумом. Не очень ярким, так… матовым. «Чтоб в искренности СССР убедиться воочию, возвратите тралер, который скрали, и прочее, и прочее, и прочее…» Чичерин ответил: «Что ж, берите, ежели вы в просьбах своих так умеренны и вежливы». А Керзон взбесился что было сил. «Ну, — думает,— мало запросил. Ужотко загну я им нотку!» И снова пастью ощеренной Керзон лезет на Чичерина. «Каждому шпиону, который кого-нибудь когда-нибудь предал, уплатить по 30 и по 100 тысяч. Затем пересмотреть всех полпредов. И вообще… самим себя высечь». Пока официального ответа нет. Но я б Керзону дал совет: — Больно мало просите что-то. Я б загнул такую ноту. Опуская излишние дипломатические длинноты, вот текст этой ноты: «Москва, Наркоминдел, мистеру Чичерину. 1. Требую немедленной реорганизации в Наркомине. Требую, чтоб это самое «Ино» товарища Вайнштейна изжарило в камине, а в «Ино» назначило нашего Болдуина. 2. Мисс Гаррисон до того преследованиями вызлена, до того скомпрометирована в глазах высших сфер, что требую предоставить ей пожизненно всю секретную переписку СССР. 3. Немедленно с мальчиком пришлите Баку, чтоб завтра же утром было тут. А чтоб буржуа жирели, лежа на боку, в сутки восстановить собственнический институт 4. Требую, чтоб мне всё золото, Уркварту — всё железо, а не то развею в пепел и дым». Словом, требуйте, сколько влезет, — всё равно не дадим.

СМЫКАЙ РЯДЫ

Чтоб крепла трудовая Русь, одна должна быть почва: неразрываемый союз крестьянства и рабочего. Не раз мы вместе были, чать: лихая шла година. Рабочих и крестьянства рать шагала воедино. Когда пришли расправы дни, мы вместе шли на тронище, и вместе, кулаком одним, покрыли по коронище. Восстав на богатейский мир, союзом тоже, вместе, пузатых с фабрик гнали мы, пузатых — из поместий. Войной вражище лез не раз. Единокровной дружбой война навек спаяла нас красноармейской службой. Деньки становятся ясней. Мы занялися стройкой. Крестьянин! Эй! Еще тесней в ряду с рабочим стой-ка! Бельмо для многих красный герб. Такой ввинтите болт им — чтобы вовек крестьянский серп не разлучился с молотом. И это нынче не слова — прошла к словам привычка! Чай, всем в глаза бросалось вам в газетах слово «смычка»? — Сомкнись с селом! — сказал Ильич, и город первый шествует. Десятки городов на клич над деревнями шефствуют. А ты в ответ хлеба рожай, делись им с городами! Учись — и хлеба урожай учетверишь с годами.