Стихотворения и поэмы
Шрифт:
Известная ироничность авторского тона приглушает политическую левизну поэмы и не вызывает читательского удовлетворения по поводу лихой гибели героя.
С публикацией поэмы в Питере непреодолимые трудности возникли сразу же; были надежды на Москву, где в «Красной Нови» Серапионов печатал А. К. Воронский. Так, в 1922-м Воронений трижды печатал стихи Полонской — в августе и в декабре в «Красной Нови», а в сентябре — в альманахе «Наши дни». У него был живой интерес к литературе, и все, что казалось ему достойным, он старался опубликовать. Поэма «В петле» первоначально была посвящена Мариэтте Шагинян; она и познакомила Воронского с ее текстом. Об этом — в письме Полонской:
«23 мая 1923
Уважаемый товарищ Воронский.
Мариэтта Сергеевна Шагинян передала мне, что вы согласны напечатать мою поэму “В петле” с тем условием, чтобы я написала к ней эпилог и чтобы поэме было предпослано ваше предисловие. Я охотно принимаю ваше предисловие, так как считаю
59
Из истории советской литературы 1920-1930-годов. Литературное наследство. Т. 93. М., 1983. С. 586.
Пятистрофный Эпилог к поэме, действительно, был написан — в пандан к Прологу, где, как заклинание, звучали слова о новом мире, который строят «на становище диких орд» и где «будут счастливы наши дети», В финальной строфе Эпилога есть призыв, смысл которого связан, понятно, с сюжетом поэмы, но со временем он стал обретать новую актуальность:
И когда-нибудь все поймут: Умереть — все равно, что сдаться. Наперекор всему Надо в живых остаться. [60]60
Этот мотив звучал и в «Знаменьях» («И голос родовой, настойчивый и черствый / Еще твердит упрямое — живи!»), но здесь он воспринимается не как завет прадедов, а как опыт современников.
Однако даже влиятельному Воронскому напечатать поэму не удалось — ни в 1923-м, ни в 1924-м, ни в 1925-м (весной 1924 о судьбе поэмы «В петле» Николай Тихонов так информировал Льва Лунца, умиравшего в Гамбурге: «Не берут в печать, потому что она левее левого» [61] ).
Отношение непримиримых напостовцев к поэме «В петле» с характерной яростью обозначено Семеном Родовым, посвятившим ей в литературных заметках «Поэзия разложения» главу «Апология бандитизма» [62] Стремление Полонской показать «политическую подкладку бандитизма» Родов считал откровенно опасным: «Влияние Леньки на известную часть молодежи усиливается оттого, что он под свой бандитизм подводит идейный базис». В этом Родов был не одинок. «Бандитский акт Пантелеева превращен автором в акт революционного террора», — клеймил Полонскую другой критик [63] . Впрочем, это писалось уже после того, как в 1925-м в Ленинграде возник ежеквартальный литературный альманах «Ковш», в редколлегию которого вошли Серапионы Груздев, Слонимский и Федин. В первой же книге «Ковша» наряду со стихами Мандельштама и Антокольского, с поэмами Тихонова и Вагинова, а также с повестью «Конец хазы», которую Каверин посвятил памяти Льва Лунца, и была напечатана поэма Полонской «В петле».
61
См.: Новый журнал (Нью-Йорк). 1966. № 82. С. 174. Замечу, что Тихонов, с которым Полонская долгое время дружила и чьи баллады ей нравились, был в ту пору резким и строптивым («Сидел в Чека и с комиссарами разными ругался и буду ругаться… Закваска у меня анархистская, и за нее меня когда-нибудь повесят» — из его автобиографии 1922 г.); о том, как он эволюционировал в дальнейшем, можно судить по переменам в стихах Полонской, адресованных ему в 1930-1950-е годы.
62
Советская Сибирь (Новосибирск). 1926. 5 октября. С. 2.
63
Автор книги «Против троцкизма и меньшевизма в литературоведении» С. Малахов (Красная новь. 1929. № 4. С. 231).
Однако до того, как «Ковш» был разрешен, художественной литературой занялись партийные верхи, и к этому событию Полонская (в первый и последний раз) имела некоторое отношение. 9 мая 1924 г. она вместе с Серапионами Н. Тихоновым, М. Зощенко, М. Слонимским, В. Кавериным, Вс. Ивановым и Н. Никитиным поставила свою подпись под письмом в ЦК РКП(б) (помимо Серапионов его подписали Б. Пильняк, С. Есенин, О. Мандельштам, И. Бабель, А. Толстой. М. Волошин, М. Пришвин, О. Форш и другие авторы). Письмо было приурочено к открывшемуся в Москве совещанию «О политике партии в художественной литературе», одним из докладчиков на котором был Воронский, а среди выступавших — Н. Бухарин, К. Радек, Л. Троцкий и А. Луначарский.
В письме писателей признавалось, что пути современной русской литературы связаны с путями советской, пооктябрьской России, но опротестовывались огульные нападки на них со стороны журналов вроде «На посту» («Мы считаем нужным заявить, что такое отношение к литературе не достойно ни литературы, ни революции… Писатели Советской России, мы убеждены, что наш писательский труд и нужен, и полезен для нее» [64] ). Это письмо на совещании огласили. Надо думать, что оно способствовало включению в текст принятого через год постановления ЦК РКП(б) «О политике партии в области художественной литературы» (наряду с общеполитическим бредом о «завоевании пролетариатом позиций в художественной литературе») — слов о том, что «коммунистическая критика должна изгнать из своего обихода тон литературной команды», а
64
К вопросу о политике РКП (б) в художественной литературе. М., 1924. С. 106–107.
65
Вопросы культуры при диктатуре пролетариата. М.; Л., 1925. С. 216–219.
66
С ликвидацией «левого уклона» в ВКП (б) политическое влияние напостовцев заметно уменьшилось, хотя большинство из них и пошло в услужение к Сталину.
6. «Кавказский пленник» (1924–1925)
В июле 1924 года Полонская с маленьким сыном отдыхала в Крыму, откуда они поехали к родственникам в Тифлис (не только ради кавказских красот: Полонскую, несомненно, манил постепенно складывающийся роман с мужем ее кузины М.С. Фербергом). Однако предполагавшийся беззаботным отдых был неожиданно сорван. По официальному сообщению, в Грузии утром 28 августа началось меньшевистское восстание, провозгласившее независимую республику и создание нового правительства. На следующий день восстание было подавлено [67] . Ряд лиц, готовивших его, был арестован еще до начала восстания. После разгрома последовали многочисленные аресты подозреваемых в соучастии. Был арестован и М. Ферберг, ответственный работник закавказского Совнаркома; несколько дней о его судьбе близким вообще ничего не было известно [68] . Небольшой цикл тифлисских любовных стихов Полонской завершается на драматической ноте:
67
Сообщение Закавказского Совнаркома; см.: Заря Востока (Тифлис). 1924. 30 августа. По-видимому, в этом сообщении масштаб восстания был заметив локализован и приуменьшен, о чем говорят Полонской к поэме «Кавказский пленник».
68
Подробнее см.: Е. Полонская. Города и встречи. М., 2008; в частности, главку «Кавказские пленники» в послесловии (С. 547–560).
(Про этот цикл — «Еще любовь» — Полонская вспоминала: «Сентиментальности во мне не было, и то, что можно было сказать стихами, осталось на страницах книжки в синей глянцевой обложке, которую я назвала “Упрямый календарь”». Приведя эти строки, которые после 1929 г. никогда не перепечатывались, Полонская продолжила: «В Тифлисе я была разлучена с другом и долгие годы не смела об этом сказать» [69] ). 12 сентября, уже в Ленинграде, Полонская получила телеграмму «Вернулся=Миша», а из последовавшего письма узнала весело описанные невеселые подробности тюремного заключения «по ошибке» [70] .
69
Там же. С. 423. Книга вышла только в 1929-м.
70
Там же. С. 549–550.
Драматические воспоминания о тифлисских днях неотвязно преследовали Полонскую; она замыслила и начала писать поэму «Кавказский пленник», которую, однако, так и не смогла завершить [71] … Сюжет поэмы начинается с описания событий февраля 1921 г., когда части Красной Армии перешли границу независимой тогда Грузии, и через несколько дней меньшевистское правительство Ноя Жордания вынуждено было бежать из Тифлиса в Батум под прикрытие турецких войск, откуда вскоре отправилось в эмиграцию.
71
В рабочих тетрадях Полонской нет ни полного текста, ни даже полного плана поэмы; не публиковавшиеся завершенные фрагменты ее включены в настоящее издание.
Эпиграф к первой главе, подписанный «Из большевистских плакатов», был ироничен:
Они провозгласили — Тифлис — второй Верден — И тотчас отступили От неприступных стен.Речь шла об армии меньшевистского правительства; в личном архиве Полонской сохранился черновой вариант начала первой главы:
Всю ночь стреляли. Слухи шли, Что бой под городом и близко, Что отбивается Тифлис От комиссаров большевистских. [72]72
Вариант строки: «Во славу власти меньшевистской» (рабочая тетрадь).