Стихотворения и поэмы
Шрифт:
"Из крестоносной псарни прибыл тать,
Пес, разжиревший от литовской крови!
Когда бы стража не стояла здесь,
В глубоком рву свою он смыл бы спесь
И голову ему я вбил бы в плечи!"
Так шепчутся, – и рыцарь изумлен
И возмущен… Хотя и немец он,
А все ж людские разумеет речи!1
"Князь во дворце?" – "Он здесь, но в этот час
Литавор-князь принять не может вас,
Посольство ваше слишком запоздало;
Быть может, поутру…" – "Не поутру,
А сей же час! Нам ждать нельзя нимало.
Я на себя ответственность беру.
Ступайте, о посольстве доложите
И перстень этот князю покажите,
Князь по гербу поймет, кто я такой
И почему смутил его покой".
Все тихо. Замок спит. Но что за диво?
Куда как ночь осенняя длинна,
А в башне князя лампа зажжена
И звездочкой мерцает сиротливой.
Князь длительной поездкой утомлен,
Отягощенным векам нужен сон.
Но спит ли князь? Идут узнать. Он даже
И не ложился. Из дворцовой стражи
Никто ступить на княжеский порог
В столь поздний час осмелиться не мог.
Посол напрасно и грозит и просит,
И просьбы и угрозы – звук пустой.,
"Где Рымвид?" – "Спит". Идут в его покой.
Он волю князя подданным приносит,
Его считает князь вторым собой
И на совете, и на поле брани;
Он,может князя видеть в час любой
В опочивальне и в походном стане.
Темно в опочивальне. На столе
Светильник еле теплится во мгле.
Литавор ходит взад-вперед угрюмо
И застывает, омраченный думой.
О немцах Рымвид речь свою ведет.
Краснеет князь, бледнеет и вздыхает,
Хоть внемлет – ничего не отвечает,
А на челе его – печать забот.
Князь поправляет лампу: в ней до масла
Фитиль не доставал; но почему
Он сделал так, что лампа вдруг погасла,
Нарочно иль невольно – не пойму…
Спокойствия, тревожась чрезвычайно,
Лицу придать не мог он своему,
Хоть и желал, чтоб сокровенной тайной
Слуга его не завладел случайно…
Молчит Литавор и вперед-назад
Под окнами решетчатыми ходит;
Луна свой луч на смуглый лик наводит.
Черты суровы. Рот угрюмый сжат,
Нахмурен лоб, и ярко блещут очи,
Как молнии среди глубокой ночи,
И взор суров.
Уходит в угол князь,
Дверь запереть велит, оборотясь.
Волнение он сдерживает снова
И говорит, спокойным притворись,
Глумливым смехом приправляя слово:
"Ты в Вильне был и знаешь, Рымвид мой,
Что милостивый Витовт не в обиде
На своего слугу и князем в Лиде
Меня готов поставить. За женой
Я земли взял. И мне мои владенья
Дарует Витовт в знак благоволенья!"
"Все правда, князь!"
"Так выступим же в путь.
Как подобает князю, за дарами.
Вели мои знамена развернуть!
Вели мой замок озарить огнями!
Где трубачи? Они спешить должны
На рынок новогрудский о полночи
И там на все четыре стороны
Трубить без передышки, что есть мочи,
И труб да не опустят трубачи,
Пока всех рыцарей не перебудят.
Пускай наточат копья и мечи!
Пусть каждый рыцарь в бронь закован будет!
Взять корму для людей и лошадей,
А женам снедь готовить для мужей,
Чтобы с утра до вечера хватило!
Пасутся кони – в город привести,
Седлать их и готовиться к пути.
Когда, блеснув над Мендога могилой,
За Щорсами зажжется факел дня,
Пускай, подняв мой стяг ширококрылый,
На Лидском тракте войско ждет меня!"
И князь умолк. Советника седого
Смутил обычный боевой приказ;
Зачем он был в полночный отдан час
И почему взор князя так сурово
Сверкал, когда за словом резким слово
Вперегонки бежало, как в бреду?
Казалось – высказана половина,
В груди другая смята, словно глииа,
Со смыслом речи голос не в ладу,
Все предвещает бурю и беду.
Желал Литавор, чтоб с его приказом
Советник удалился, все же тот
Как будто бы еще чего-то ждет.
Увиденное искушенным глазом
С услышанным сопоставляет разум
И легких слов тяжелый чует гнет.
Что предпринять? Он знает: уговорам
Не часто князь внимает молодой,
Пустым не любит предаваться спорам,
В душе скрывает замысел любой;
Встает преграда – все ему едино,
Он только разгорается сильней…
Но Рымвид – и советчик господина,
И рыцарь, верный родине своей,
Погряз бы в несмываемом позоре,
Когда б народа не сберег от бед.
Сказать? Молчать? Колеблется… Но вскоре
Он сообщает князю свой совет:
"Куда мой государь ни устремится,
Нам хватит и людей и лошадей.
Едва укажет путь твоя десница,
Все ринутся за славою твоей,
Да и меня помчит мой конь горячий…
Но относись, мой государь, иначе
К толпе простой – орудью рук твоих
И тем мужам, что большего достойны.
От всех таясь, и твой отец покойный
Прял часто нить деяний боевых;
Но, прежде чем мечи сзывать на дело,