Стихотворения и поэмы

Рыльский Максим Фаддеевич

4

— Наш дом растет всё выше, выше, И окна светом залиты, — Из камня он до самой крыши И звонкой, точно медь, мечты. Ганнуся! Лестницей крутою Взбежим и поглядим вокруг! Челны над вольною водою, И зеленеет пышный луг. Плуги в полях, и коней ржанье, И человечьи голоса, — Как моря дальнего дыханье, Вдруг жаркий ветер поднялся. И дым валит стеною плотной, И трубы высятся кругом, — И белоснежные полотна Для наших девушек мы ткем. Ганнуся! Где ты? Братья! Сестры! Дом

этот — наш! Не твой, не мой! И так понятно всё и просто — Гармоники веселый строй. 1923–1924

75. «Пришла зима, и замело дороги…»

Пришла зима, и замело дороги. Друг к дружке жмутся хаты в тишине. В амбары спрятан урожай убогий. Мороз узоры пишет на окне. Несчастен тот, кто под пургою вьюжной Идет один, в молчанье, без пути: Лишь с дружной песней, лишь толпою дружной Пустыни мира можем мы пройти. И в час, когда роняют пух свой белый Павлины снежные в глухой тиши, Я выхожу на дворик онемелый — И радость озаряет глубь души. Ведь по дороге, с сумками, с мешками, Под крик веселый, песни и галдеж, В простор широкий неуклонно, прямо Идет, перекликаясь, молодежь. Искали прежде истин Пифагоры, И для жрецов горел огонь наук, — Теперь, как новь, вселенские просторы Распахивает деревенский плуг. И целину поднимет не напрасно Микула новый — зацветет земля, И, словно гибкий стан златопоясный, Хлебами заволнуются поля. Идут, идут… А на пороге хаты Старуха мать взмахнула рукавом… И падает, пушистый и косматый, Обильный снег над дремлющим селом. <1924>

76. «Сбирают светлый, золотистый мед…»

Сбирают светлый, золотистый мед Прозрачные и радостные пчелы. Взгляни, прохожий, и ступай вперед — На улицу, на площадь, в лес и долы. Неси в свой улей разум, кровь и плоть. Таких, как ты, идут мильоны смелых, Чтоб землю напоследок расколоть На да и нет, на красных и на белых. <1924>

77. «Следы копыт укрыло снежной дымкой…»

Следы копыт укрыло снежной дымкой, Повисли ветви, ждут, оцепенев, И ветер, пролетая невидимкой, Колышет мертвые тела дерев. И тени переходят под скрипенье Осин, одетых ледяной корой, И мнится жизнь — одной неясной тенью. И сразу — искр неудержимый рой. Там поезд мчится с грохотом и свистом, Сверкая рдяно в далях снеговых… Кому ж поверить? Искрам золотистым Иль седине осин, осин глухих? 1924

78. «Шумит, и шепчет, и тревожит…»

Шумит, и шепчет, и тревожит Неровный дождь из-за угла, А в сердце — летний день погожий, Тропинкой девушка прошла. И сенокоса перезвоны, И золотистые коржи, И свежий дух копны зеленой, Полынь и кашка вдоль межи. 1924

79. «Как внимательный охотник…»

Как внимательный охотник, Зверобой неукротимый, Поседелый следопыт Приникает теплым ухом, Чтобы дальний шум расслышать, К лону матери-земли, — Так и ты, поэт, упорно Отголоски жизни слушай, Ритмы новые лови, И приливы, и отливы, Хаос линий, дым исканий В панцирь мысли затяни. Как бестрепетную руку Врач кладет на пульс ребенка И в биенье слабых жил Видит то, что нам незримо: Поединок неизменный, Смерти с жизнью грозный спор, — Так и ты, поэт, упорно Слушай зовы лжи и правды, Темный грех и светлый смех, И клади не как Фемида, А с отверстыми глазами На спокойные весы. <1925>

80. ОХОТНИКИ

Еще есть люди: ветер и леса Отражены у них в глазах жестоких, Перекликаются в них голоса, Умолкшие в годах седых, далеких. Склоняясь буйно к гривам огневым Коней, носящих пламенные тавра, Несутся по сугробам снеговым, Напоминая пьяного кентавра. И конский пот — божественный настой — Щекочет ноздри голодом и силой, И сердце голое во мгле слепой Темнее ночи, вьюжной и унылой. Вот штуцер поднят, грозные зрачки Медведицу на мушку ловят в стуже, И мускулы обветренной руки Сжимают мощно верное оружье. Когда кулик в разливе синевы, Как тень, плывет среди весенних веток, Они глазами круглыми совы Следят за ним, — и выстрел будет меток. Уж пахнет осень прелою листвой И первые снежинки пролетают, — Охотники, подняв арапник свой, Борзых собак в пустой простор спускают. Всё дышит, бьется, голосит, идет. Он любит птицу, рыбу любит, волка, — И, всех любя, безжалостно берет Холодную и верную двустволку. <1925>

81. ДОЖДЬ

Благодатный, долгожданный, Светом радуг осиянный, Гость вечерний, золотой, Падай — бодрый, звонкий, свежий — Над засушливой, безбрежной, Пропыленной стороной. Ты вздохни горячей грудью, Мать-земля! Тебя остудит Щедрый дождь, и оживит — И пшеничной и ячменной Буйной порослью отменной Ширь полей возвеселит. <1925>

82. «Трепещет осокорь, гигантом белым…»

Трепещет осокорь, гигантом белым Вздымаясь ввысь, где птицы лишь одни, — И хорошо прилечь в его тени, К земле приникнув наболевшим телом. Вокруг дома, пустым ларям сродни, Слова людей с их опытом несмелым… Дай, сердце, волю крыльям онемелым, Расправь их, ими в высоте сверкни! А сердце мне: ведь ты листок единый На ветке всеземного исполина, Ты лишь частица, линия одна! Умей же слышать, как проходят соки Сквозь этот ствол, могучий и высокий, Познай, какая в целом глубина! <1925>

83. «Вы в затхлых буднях, чьи смесились даты…»

Вы в затхлых буднях, чьи смесились даты, В пыли неправд и кривотолков злых Блестите, мысли, как зарниц ночных Глаза в предчувствии грозы крылатой. Темнеет небо. Гулов громовых Всё ближе слышны тяжкие раскаты, И вдруг на грудь, где все желанья сжаты, На землю хлынет холод струй живых. И радостно впивает порой каждой Тот дождь земля, измученная жаждой, К ней лилия в изнеможенье льнет. Так вы, тревожные, людей зовете От будней, от погибели в болоте, К бескрайностям оснеженных высот. <1925>