Стихотворения и поэмы

Исаакян Аветик Саакович

Как очарованный Меджлум смотрел на Лейли; Как очарованная На Меджлума смотрела Лейли. Глаза Лейли — полночное небо, А в нем два солнца горят. Кудри Лейли на белую грудь Черного шелка потоки струят. Семь дней, семь ночей Простояли они, А им показалось: минуту Стоят они. Семь дней, семь ночей прошли, И сказала Лейли: «Меджлум,

любимый, Сердца моего господин, Повели мне сойти к шатру Отца напоить. Завтра приду поутру». Слова Лейли — что медовые вина Шираза. На прощание руку Меджлуму Лейли подала. Меджлум заплакал, сказал: «Лейли, мое сердце, не уходи! Ты, не ранив, убила меня. Я тебе подарю Гиндукуш До самого Чинмачина. Твой стан — золотая башня, Черная родинка у тебя на щеке. Лейли безжалостная, Не уходи!» Лейли зачерпнула воды, ушла. Остался Меджлум, следил издалёка Сам не свой, рука на груди. Ушла Лейли, ушла — и что ж увидала? Кочевые задвигались, Верблюдов навьючили, — И ушла Лейли за шатром отца. Пусть к добру надо мной осенние листья падут! Пусть к добру над тобой посыплется зимний снег! Пусть к добру для меня раскроется мак луговой! Пусть к добру для тебя распустится роза весной! Лейли однажды гулять пошла, Увидала птиц в вышине, Кликнула: «Птица, птица! Ты, верно, летишь от Сипан-горы — Значит, летела и мимо горы Бингёл. Не видала ль Меджлума у родника Бингёл?» — «Девушка, — птица ответила с неба,— Да, я лечу от Сипан-горы, Пролетала и мимо Бингёла. У источника видела молодца-мертвеца; Мясо его склевала, кости в кучку сгребла». Косы Лейли распустила, Волосы пеплом посыпала, Пошла, подошла к роднику Бингёл, Видит Меджлумовы кости среди цветов. Плакала, плакала — и умерла Над костями безжалостного Меджлума. Божьим велением Оба звездами стали: Не узнавший счастья Меджлум И о счастье мечта — Лейли. Одна засияла на южной, Другая на северной стороне. Божьим велением Единожды в год Сближаются звезды Лейли и Меджлума, В тоске, в томленье Целуются нежно. И, расставшись, вновь переходят: Лейли на место Меджлума, Меджлум — на место Лейли, На юг — Лейли, На север — Меджлум. 1910 Казарапат

273. Вечная любовь

Перевод В. Державина

1

Светозарен Тадмора дворец. Средь песков Он, как марево, путника взоры манит. На семьсот беломраморных стройных столбов Опираясь, возносится башня в зенит. А вокруг него — пальм легковейная тень, Где, на вайях качаясь, печально поют Чудо-птицы; журчат водометы весь день, И

цветы, все в росе, над бассейном цветут. Эл Саман там на троне с царицей своей, Стан царицы его обвивает рука. На груди его косы ее, что пышней Нунуфара-цветка на струях родника. Бирюзовый прибой, что ласкает волной Голубого Ливана скалистую круть, Не сверкал, не сверкал еще пеной такой, Снежно-белой такой, как царицына грудь. Вкруг высокого трона веселой толпой Златокудрых прислужниц и слуг хоровод В стройной пляске плывет под прохладой ночной До зари и весь день. И всю ночь напролет.

2

Гаснут свечи. Дворец опочил в тишине. Как серебряный лебедь, в бассейн сквозь туман Месяц канул, плескаясь, ласкаясь в волне, И шептать начинает тогда Эл Саман. Шепчет он светлолицей царице своей На ушко — и так нежно и ласково так, Что едва ли колонны ласкает нежней Луч луны, проникая в немой полумрак: «Небеса высоки, о царица моя! Но любовь моя выше высоких небес. Корни гор глубоки, о царица моя! Но любовь моя глубже их огненных бездн. И прекрасный мой замок в обломках падет, Их завеет пустынь налетающий прах, И бездонное море Сидона придет И затопит пустыню и скроет в волнах. И к исходу времен подойдут времена, Солнце дня почернеет, погаснет луна, Лишь любовь моя — неугасима одна, Бесконечна, безбрежна и вечна она». Очарованный царь поцелуями пьян. Негу черпая словно в волшебном вине, Млеет, тает, горит и живет Эл Саман. Время — вечность и миг и течет как во сне. А из черных узорных дворцовых ворот Сладко пахнут алоэ и мускус. И там Юных слуг и прислужниц идет хоровод И певцы прижимают свирели к устам.

3

Но разорвана смерти крылом тишина, Одиноко и грустно лампада горит. Умирает царица, кротка и бледна, Голова на груди Эл Самана лежит. Умирает она, как роса в лепестках, Как дитя на святых материнских руках, И беззвучно рыдает над ней Эл Саман, Шепчет он ей сквозь благоуханный туман: «Я разрушу, низвергну небесную твердь, Но не дам, но не дам я тебе умереть. Прогоню, одолею угрюмую смерть, Но не дам, но не дам я тебе умереть». Только час отвоюет у смерти — и вновь Гонит он ее силой меча и щита И вдыхает дыханье свое и любовь В помертвело-холодные милой уста.

4

Заходила луна, восходила луна. И, обняв погруженную в сон гробовой, Шепчет на ухо ей Эл Саман. И нежна Его речь, как мерцанье колонн под луной.