Стихотворения и поэмы

Саянов Виссарион Михайлович

17. БРАТИШКЕ

Мы с тобою съели соли куль, Мы с тобою знали столько пуль,— Для чего ж ты нынче позабыл, Как со мной ходил, и пел, и пил? Как заветной тропочкой-тропой Ты за мной ходил полуслепой,— Города, и реки, и мосты Не видать от курьей слепоты. Как в далеком, как в чужом краю Я рубаху отдавал свою, Чтоб однополчанин дорогой Не пошел дорогою другой. Для чего ж ты нынче зафорсил? Или старый друг тебе не мил? Или вовсе вспомнить не хотел, Как со мной ходил, и пил, и пел? Только спорить подолгу не стану: Как проходит лодка по лиману, Как легко проходят облака, Так рассеется моя тоска. Мы с тобою съели соли куль, Мы с тобою знали столько пуль, — Для чего ж ты нынче позабыл, Как со мной ходил, и пел, и пил? 1926

18. ДРУГУ С НАКАТАМЫ

Вот как пили, вот как пели, Как ходили мы с тобой, Мачты на море скрипели, Волны бились вперебой. Дремлют кедры на просторах… Как забыть твои глаза, Если снова на озерах Небывалая гроза? Как весна придет, нежданно Всё исполнится опять. Парус

белый из тумана Начинает выплывать. И грустят у скал отвесных, К злому берегу припав, Сто тропинок неизвестных, Сто дорожных переправ. По ветвям мохнатым ели Мы гадали о судьбе,— Друг далекий, неужели Позабуду о тебе? Я ли с первыми плотами, Сбив пороги, смяв траву, Я ли вновь по Накатаме За тобой не поплыву? 1926,1937

19. ПРЕДЧУВСТВИЕ

В тумане, в полумраке Крутые острова, А в черном буераке Не скошена трава. Лесное захолустье, Туманный лес в огне, И странное предчувствие Вдруг сжало сердце мне… …И вот звенят уздечки, Звенят одна к одной, Камыш на тихой речке Шуршит перед бедой. И шорох глуше, глуше… Редеет старый лес… А по тропе скользнувшей Бегут наперерез. Они звенят лопатой, Они ведут коня, И свет зеленоватый Струится на меня. И руки не ослабли, Гремит раскат в лесу… Но бьют с размаху сабли По самому лицу. Не всхлипну на рассвете И губ не закушу, Я никогда на свете Пощады не прошу. Лежу я на поляне, У обгорелых пней, А выстрелы в тумане Гремят сильней, сильней. То пушки полковые По колчаковцам бьют, Дозоры боевые Вперед сквозь ночь идут. А ночь свои ветрила Теряет по пути И над моей могилой Поет: «Прости, прости!» Друг скажет речь такую: «За всё благодарю, Я шашку золотую Другому подарю, Ты не вернешься к дому, Ты не подымешь глаз, Отдам бойцу другому И твой противогаз. Спи, друг, а песню эту, Что пел ты нам любя, Пущу гулять по свету, Бродяжить без тебя. Ее любой подтянет, Ее любой споет, Дружить в строю с ней станет И с нею в бой пойдет». …Лесное захолустье, Туманный лес в огне, Но странное предчувствие Вдруг сжало сердце мне. Что б ни сулил туманный, Грозящий смертью бор, Лети, мой конь буланый, В пылающий простор. В огонь, в лесные чащи Неси судьбу мою: Одно на свете счастье — Идти вперед в бою! 1926, 1948

20. ВОЗВРАЩЕНИЕ

Сквозь духоту разлуки, Сквозь барабанный бой Я подымаю руки, Я говорю с тобой. Балтийской солью сыто, Срываясь невпопад, Еще звенит копыто Про тихий листопад. Сквозь шорохи и скрипы — Пороша, сумрак, град, И робко жмутся липы На набережной в ряд. Ах, Балтика за дюнами, Как в сумерки веков, Гремит тугими струнами Дорожных проводов. Затейница и спорщица, К чему такой полет! Но буря не топорщится, Кустарник не поет. Одна игра — не выигрыш, Крутые паруса, Зеленые до Вытегры Сосновые леса. Качались глухо плиты, В такую толчею Высоко пели липы Про молодость мою. Такая да сякая, Да этого-того, Иди, не отступая, Не сдавши ничего. Пора! Над рябью старой Сшибаются плоты, Крадутся тротуары, Колеблются мосты. 1927

21. НАРОДНАЯ ЛЕГЕНДА О ШАХТЕРЕ ГУРИИ

1

Год двадцатый… За рекой, С полосатою Верстой, Со стогами На лугах, С фонарями На путях, Полустанок Средь степей… Семь тачанок, Семь коней, Пара бричек С барахлом Встали нынче За селом. Возле хаты, У крыльца, Банда батьки Озерца, А в тачанке Атаман, Спозаранку Батька пьян, В красных бриджах На крючках, В ярко-рыжих Сапогах, И хохочет Громко он: «Пей из бочек Самогон, Пей, ребята, Пей до дна, Три ушата Есть вина. Спой, дружочек, Что-нибудь. Темной ночью Снова в путь. Сыты ль кони? Сам ты сыт? Ведь погоня Вслед спешит. Небо ясно, А гляди, Сколько красных Позади. Что за дело? Стал я хмур…» Загремело Семь бандур… И заныли Что есть сил: «Ты ли, ты ли Загрустил?»

2

Желтый донник, Синий цвет, Скачет конник На рассвет… Он при шашке Голубой И в фуражке Со звездой. Он прищурил Светлый глаз: «Что-то, Гурий, Встретит нас? Душен вечер Средь долин, Здесь, разведчик, Ты — один, Ты заехал Ко врагу, Слышишь эхо На лугу? В дыме дали, Труден путь, Не пора ли Повернуть, Не пора ли? Даль в дыму…» Прискакали Тут к нему Столько шашек… Что ж? Конец? Рыжий пляшет Жеребец, Выстрел грянул… Погоди. Кровь от раны На груди… Ничего Не видит он, Повели его В полон…

3

«Что ты, малый, Очень хмур?» Слышен шалый Звон бандур. Душный вечер… Перевоз… «Эй, разведчик, На допрос». Он у хаты, У крыльца, Видит батьку Озерца; Снова дурий Разговор: «Ты ли, Гурий, Был шахтер, Ты ли, Гурий, В грозный час С красной бурей Шел на нас?» Гурий смотрит На поля, Встали по три Тополя, Вьюркнул зяблик… «Что сказать? Старых фабрик Не видать… Знаю: в дыме, В мгле ночной Полк родимый За рекой, У стоянки Боя ждет На тачанке Пулемет…» Смотрит Гурий На врагов, Глаз прищурив: «Я — таков, Стала красной Наша Русь, Я и казни Не страшусь, Хоть стреляйте На ветру, Только знайте: Не умру, Хоть рубите Вы меня, Встану — мститель — В свете дня!» Крикнул дико Атаман: «Поднеси-ка Мне стакан…» Как напился Водки с перцем, Распалился Батька сердцем, Дал он сердцу Скорый ход: «На курьерские, В расход! Раз о чуде Говорит, Что не будет Он убит Ни клинками, Ни ружьем, — С тополями Подожжем! Уж в огне-то Он сгорит В ночку эту, Хоть сердит!»

4

Пламя — буря На ветру, Шепчет Гурий: «Не умру! Сто столетий Простою В ярком свете, Как в бою, Вижу ясно Весь простор, Не погаснет Мой костер, Тот, кто умер За народ, В светлой думе Не умрет!» Мчатся птахи Сквозь туман, Смотрит в страхе Атаман: Тополь с края Чист на вид, Не сгорая, Он горит, Нет ни дыма, Ни золы… Нелюдимы, Дико злы, Все бандиты Скачут прочь, Да убиты В ту же ночь… И доныне Свет большой При долине, За рекой, После смерти Жив шахтер, И не меркнет Тот костер… Яркий, ясный, Как звезда, Не погаснет Никогда! 1927, 1948

22. НОЧЬ В «ТРОКАДЕРО»

Как небо расплывчато, сумерки серы, и вот мы подходим с тобой к «Трокадеро». Для тех, кто азартом и темной наживой негаданно бредит душой суетливой, столы расставляли в игорном дому, и громкое дали названье ему. Под лязганье ветра, под говор копыт асфальт под ногами чуть-чуть дребезжит. Сорвались гитары, и старый фагот неспешного вальса порывы ведет. Но вальсу не время, не эта пора, — за каждым столом нарастает игра. Грустя, рассыпаются струны оркестра, и нет за столами свободного места. Ты слышал: сейчас и мазурка сама над карточной бурей сходила с ума. А эти, чьи сужены злобой глаза, срывавшие банки, ходили с туза. Над карточной бурей, путями азарта, тропами зелеными странствует карта. Но карты с наколкой и крапом — игра, в которой весь выигрыш мнут шулера. И скуку зовут игроки — нахлобучка. За грязными картами тянется ручка, последнего козыря козырем бьет, и лысый, задумавшись, к стенке идет. Он к ней примостился, глядит стороной, как банк обрастает на бескозырной. Как будто у бездны на самом краю, он вспомнил нежданно всю жизнь свою: тогда еще не был он злобным пронырой, по узким тропинкам прошел он полмира,— в пустынных степях догорали костры, и шел он с отрядами до Бухары. Он слышал напев, пролетавший над миром, но в новые годы он стал дезертиром, и полночью этой гремела жестянка последней монетой покрытого банка, и долго ссыпался, как прорванный фронт, чужими руками захватанный понт. И лысый бросается к струнам оркестра, он просит: «Играйте, играйте, маэстро…» И скрипка рванулась. От сумрачных стен высоким прибоем выходит Шопен. И другу веселому я говорю: «Ты видишь за стрельчатым скосом зарю? Она для тебя, для меня и для всех, кто синим рассветом торопится в цех. Мы выйдем по лестнице, узкой, как мир, как жизнь растратчиков, жмотов, громил». А лысый, прижавши два пальца к виску, слезами холодными душит тоску… Идем по проходам, где песня сама над карточной бурею сходит с ума,— огни над деревьями дальнего сквера пылают в последние дни «Трокадеро». 1927, 1937

23. ЛЕНИНГРАДСКАЯ ВЕСНА

Шумят на просторе Весенние воды. Широкого моста Последний пролет. Апрельские песни, Пора ледохода, Онежские звезды И ладожский лед. Ушли капитаны В открытое море… До тропиков самых Порою такой Шумят пароходы, Торопятся лодки, Советские флаги Плывут над волной. Пробили куранты, И зорю сыграли, Разводят мосты С четырех до пяти, А ночь не спешит По мостам разведенным В оставленный тучами Город войти. За Охтой застрехи, Синеют проулки, Пустые скворечни, Герани в окне, И ты пробегаешь, Закинувши руки, Махнувши платочком, По той стороне. Неужто не вспомнишь И слова не скажешь, И лишь улыбнешься, Завидев на миг?.. Расскажут об этой Любви небывалой Страницы еще Не написанных книг. Весенние зори С их блеском нерезким Над Охтой твоею Я помню давно И снова увижу Над берегом невским Твое, освещенное В полночь, окно… Хоть нас разлучают Бегущие годы, Немолчно гремящий Весенний поток, Но всё же мечтаю До старости видеть Вот этот в высоком окне Огонек… 1926, 1952