Стихотворения и поэмы

Уткин Иосиф Павлович

Чудо некишиневского масштаба

Слишком шумный и слишком скорый Этих лет многогамный гвалт. Ой, не знала, должно быть, тора, И раввин, должно быть, не знал! Кто подумал бы, Кто поверил, Кто поверить бы этому мог? Перепутались Мыши, двери, Перепутались Нитки дорог. В сотый век — И, конечно, не чаще (Это видел едва ли Ной!) — По-портняжьему Робко счастье И, как счастье, Неробок портной. Многогамный, премудрый гомон!.. Разве думал инспектор Бобров, Что когда-нибудь Без погромов Проблаженствует Кишинев?! Кто подумал бы, Кто поверил, Кто поверить бы этому мог? Перепутались Мыши, двери, Перепутались Нитки дорог.

Глава третья. НОВОЕ ВРЕМЯ — НОВЫЕ ПЕСНИ

Синагогальная

В синагоге — Шум и гам, Гам

и шум! Все евреи по углам: — Ш-ша! — Ш-шу! Выступает Рэб Абрум. В синагоге — Гам и шум, Гвалт! ……………………….. Рэб Абрум сказал: — Бо-же мой! Евреи сказали — Беда! Рэб Абрум сказал: — До-жи-ли! Евреи сказали: — Да. ………………………… А раввин сидел И охал Тихо, скромно, А потом сказал: — Пло-ха! — Сказал и вспомнил Блоха.

Почти свадебная

Лебедю в осень снится Зелень озерных мест, Тот, кто попробовал птицы, Мясо не очень ест. Мудрый раввин Исайя Так мудр! Так мудр! Почти Наизусть знает Почти Весь Талмуд. Но выглядит все-таки плохо: Щукой на мели… — Мне к комиссару Блоху…— Его провели. Надо куда-то деться: — К черту! — К небесам! — До вас небольшое дельце, Товарищ комиссар. У каждого еврея Должны дочери быть. И каждому еврею Надо скорее Своих Дочерей сбыть… Вы — мужчина красивый, Скажемте: Зять как зять. Так почему моей Ривы Вам бы Не взять? Отцу хвалить не годится. Но, другим не в укор. Скажу: Моя девица — Девица до сих пор. Белая, белая сажица! Майский мороз! Раввину уже кажется, Что у Блоха… Короче нос?!

Песня «текущих дел»

И куда они торопятся, Эти странные часы? Ой, как сердце в них колотится! Ой, как косы их усы! Ша! За вами ведь не гонятся! Так немножечко назад… А часы вперед, как конница, Всё летят. ………………………………. Этот день был Небесным громом, Сотрясением твердынь! Мэд видала, Как вышел из дому Инспектор — без бороды?! — Выбрился, Честное слово! Тысяча слов! И ахал в Кишиневе Весь Кишинев. И собаки умеют плакать, Плакать, как плачем мы. Ну, попробуйте, скажем, лапу Ударить, ущемить? Да, бывает — Собака плачет. А что же тогда человек? И много текло горячих. Горьких, соленых рек. Слезы не в пользу глазу. И человек сказал: — Н-ну! — Так инспектор потерял сразу И бороду И жену. Хоть жену не совсем утратил, Но курица стала не та. Ну, скажем, Стала его Катя Курица без хвоста. — Счастье — оно игриво. Счастье — сумасброд. И ждал он терпеливо: — Наверно назад придет. Но… на морозе голого Долго не греет дым… И он опустил голову, Голову без бороды. Так, окончательно сломан, Робок, как никогда, Инспектор Пришел к портному, Чтобы сказать: «Да». ……………………………. Маленький, жиденький столик. (Ножка когда-то была.) Инспектор сидит и колет «Текущие дела». Путь секретарский тяжек: Столько серьезных слов! Сто-лько се-рьез-ных бу-ма-жек! И на каждой: «Блох», «Бобров». Жутко: контроль на контроле. Комиссия вот была… Инспектор сидит и колет «Текущие дела». И… он мечтает — не больше (Что же осталось ему?), Как бы попасть В Польшу И не попасть В тюрьму…

В общем фокусе

Что значит: Хочет человек? Как будто дело в человеке! Мы все, конечно, целый век Желаем Золотые реки. Все жаждем сахар, так сказать, А получается иначе; Да, если хочешь Хохотать, То непременно Плачешь. Но дайте жизни… Новый век… Иной утюг, Иная крыша, И тот же самый человек Вам будет На голову выше. Для птицы главное — гнездо. Под солнцем всякий угол светел. Вот Мотэле — Он «от» и «до» Сидит в сердитом Кабинете. Сидит как первый человек. И «нет как нет» Здесь не услышишь. В чем фокус? Тайна?.. Новый век. Иной утюг, Иная крыша… О-о-о время! Плохо… Хорошо… Оно и так И этак вертит. И если новым Срок пришел, То, значит, старым — Время смерти!

Погребальная

Комната…

тихо… пыльно. Комната… вечер… синь. Динькает Будильник: Динь… Динь… Динь… Час кончины — Он приходит Тихо-тихо, Не услышишь. И уходит молча счастье, И уходят Мыши. Только горе неизменно. Заржавел пасхальный чайник! И задумаются стены. И — Молчанье. Он заснежит, он завьюжит В полночь, ветер белорукий… И совсем теперь не нужен Ни Талмуд, Ни брюки. Тихо. Сумрак нависает. Не молитва И не ужин… Пусть по-новому, Исайя, Стол тебе послужит. А потом — к иному краю. В рай, конечно, не иначе… Тихо! Свечи догорают. Тихо. Сарра плачет… О-о-о время! «Плохо»… «Хорошо»… Оно и так И этак вертит, И если новым Срок пришел, То, значит, старым — Время смерти… Да, если новым срок пришел, То, значит, старым — Фэртиг [56] …

56

Фэртиг — готово, конец.

Послесловие

До Кракова — Ровно сорок, И до Варшавы — Сорок. Но лучше, чем всякий город, Свой, родной город. Разве дворцом сломите Маленькие, заплатанные, Знаете, домики, Где смеялись и плакали? Вот вам И меньше и больше. Каждому свой мессия! Инспектору Нужно Польшу, Портному — Россия. Сколько с ней было пройдено, Будет еще пройдено! Милая, светлая родина, Свободная родина! Золото хуже меди, Если рукам верите… И Мотэле Не уедет, И даже В Америку. Не-ет, он шагал недаром В ногу с тревожным веком. И пусть он — не комиссаром, Достаточно — Че-ло-ве-ком! Можно и без галопа К месту приехать: И Мотэле будет штопать Наши прорехи. ………………………………… Милая, светлая родина, Свободная родина! Сколько с ней было пройдено, Будет еще пройдено!!! 1924–1925 Иркутск — Москва

228. ДВАДЦАТЫЙ

(Из поэмы)

I. ЗАКАТ

К нам Закат стекает Полянами крыш. Влажно засверкает Зеленая тишь. А потом Красиво, Ниже и вперед, — Золотым разливом Медленно пойдет. Голубясь и тлея, Перельется вниз И заголубеет Дремлющий Карниз. А когда Он, розов, Задрожит светло — Разразится Бронзой В столовой Стекло. И в одно мгновенье Перекрасив пар, Медным отраженьем Вспыхнет самовар.

2. ЧАИШКО

Чем у вас встречают? Вот у нас — всегда Золотистым чаем. — Чудная вода! И солдату снится: В одинокий год Бронзовая птица Скатертью плывет. А за нею чашек Выводок смешной… Да, вот этим краше Многим дом родной! Что ж, Судьбы не хватит — Значит, получай Теплой благодатью Разговор и чай… Три столетья с лишком, Господи спаси, Кумом и чаишкой Жили на Руси. Три столетья ранен Каждый, Без войны, Глупостью герани, Нежностью жены. Нас поит Из крана Радость не щедр о? — Подставляй стаканы, Убирай ведро.

3. ДОМА

И туманом Белым Над семейством Пар… … — Милый… Не успела… Нынче… На базар… Ротшильдом Я не был, Голод Я прошел, Можно и без хлеба Очень хорошо. Хуже, если снится Роскошь тульских щек. — Что ж, Налей, сестрица, Чашечку еще! Нам с тобою сорок, Кажется, вдвоем? Мы еще не скоро, Черт возьми, умрем! А судьба Какая! Жить, любить и петь! Посмотри, сверкают Небо, стекла, медь! Посмотри, родная: Небо, стекла, медь! Хорошо бы, знаешь, Под гитару Спеть! Эти годы Пели, Пели для меня Голосом Шрапнелей, Языком огня. Эти годы слышал, Как рыдает Твердь. Как идет И дышит, И бряцает Смерть!