Стихотворения. 1915-1940 Проза. Письма. Собрание сочинений

Барт Соломон Веньяминович

191. «Живописуя жизнь, не пятнами обоев…»

Живописуя жизнь, не пятнами обоев, — Собою изойди!.. И зацветет твой хмель, И карусель, и колыбель покоев, И одуванчик достижений, дел. Всем хмелем, мышцами, пургой Кропильниц, мяты ледовитым сном, Потом всем телом, всей стеной, Обетом жить и умереть потом… И кто-то рук твоих — уже не я — моей рукою… Огромен час: ждет схима чернеца. Но рушится удав всей тугостью кольца — В меня — всем голодом, всей утренней зарею.

192. «Искомканы —

о, нет! — Озарены…»

Искомканы — о, нет! — Озарены. Твои черты озарены неправдой. Твоя — вот эта горсточка вины И гибели тишайшая услада. И ты спешишь, — грозою — напролом, Живешь — всегда, всегда предсмертный. Но это ты, создавший этот дом, И этот сад, и эти дни, и версты. И это ты, сбирающий посев, И карлики затасканной картины — Отвергни нежность и отвергни гнев. — Тебе откроют тайну исполина.

193. «Он был провидец, даже — бог…»

Он был провидец, даже — бог. И сколько кипарисов, сколько тополевых тог… И в тени той немотствующий призрак, Что можно мять, хватать: земная плоть, пол мира. И кудри, кудри — в землю до небес — И сгустком терпкой боли: нет! не весь! И страхом постигал всё то же тело И духом отвергал, и, онемелый, Он шел в нее, входил — тоской и гневом, Всей мукою, всем трепетом посева И звал — кого? — и вторил сам себе: Жена! Развеяв в мире — дни и ночи — письмена.

194. «А если позабыть… Я позабыл тебя…»

И дым отечества Нам сладок и приятен.

А если позабыть… Я позабыл тебя, О память, злая память, злое сердце — Я первый говорю: я позабыл тебя — В печали расточил — земная верность. Для терний — там сиянье всех земных древес — Для терний медленных — для терний — И там один листочек, там — пучок чудес, И это только ты — земная верность. И это ты и только ты, и не понять И не назвать — не от стыда и не от боли, От смысла тайного моей неволи. Да, надо позабыть и замолчать.

195. «Из озера, с небес струею, серебром…»

Из озера, с небес струею, серебром В огромный водоем того, что будет… Ныне Какой туман, какой туман в моей долине И как темно, и скорбно как, и странно нипочем — Свершу ль, свершится ль… Ах, найти то серебро — Все эти кольца, кольца, дым степи цыганской, И на ветру, как влага в звонкое ведро, Ту льющуюся в душу жажду странствий. И песней, плясом изойти… О, встану в дым — И стану дым — в дыму сгорю — в чаду распутий, И выпляшу до желчи всё, до черной мути — И буду снова вещим и немым.

196. «Сказать, чего сказать не надо… Надо: говори…»

Сказать, чего сказать не надо… Надо: говори, Срывая купола, ладони обагряя… Как все, ты проживешь до этой лишь зари. Но надо: говори! И, вспомни, что иная — Иная

власть: не гул и гром цитат, Иная власть: не верность до измены, Иная гордость… я тебе не рад: Ты скажешь всё: ты скажешь всё от лени, Ты скажешь всё… Ты телом изойдешь. А дух… Ты даже ведь не помнишь, Как добывали мы и эту ложь На дне глухой каменоломни.

197. «Сбирая дни: колосьев кропотливый шум…»

Сбирая дни: колосьев кропотливый шум — Сжигая дни: молитвы и убийства — Она идет в огромный свой самум, Она идет позором небылицы — Изменою всему, сама собой пьяна, Как виноградины тяжелого вина, Со дна неся в предательские фильтры Всё, что испил ты… Ночь и тишина. И вновь всем трепетом, всей властью отреченья От смысла, от себя — в гармонию и ритм. О, жажда вечного плененья Ее убийств, ее молитв!

198. Голубица

1. «Нет, невозможно по-иному!..»

Нет, невозможно по-иному! Так что же здесь осталось мне: Для ворошителей соломы Сгорать в причудливом огне? Похмелье тайного бесправья… Но кто же не был вовлечен В земные праздные забавы — В земной предательский закон? Взасос — как степь, как даль гармошки — Ветров колодцы… Эх, пройду До первой всполыхнувшей плошки, До первой звездочки в пруду. За океанами — лелеять, За океанами — любить, И письмена свои просеять… Быть может, так и надо жить.

2. «И листьев шумное раздолье…»

И листьев шумное раздолье, И крылья, крылья за спиной, И щебет птиц и рокот поля — Волны зеленой, золотой. О, нежность, нежность… Кто обидел? Кто обольщал? Кто целовал? Охальный — в кудрях — небожитель На перекрестках поджидал. Но плоть была еще кудрявей. И только плотью отличить Плотское трепетное право — Сегодня здесь бесправным быть, Жить беспризорным, вне закона, Как сновидений зыбкий стиль, Как эта ласковость спросонок, Как цветени и солнца пыль.

3. «Так можно к трупу прикасаться…»

Так можно к трупу прикасаться, Лаская обувь тех высот, Так можно смерти не бояться, Кривя в улыбку жадный рот, И видеть стопы те в сияньи, Тела в слияньи… Оттого ль, Что вся любовь в иносказаньи… И в этом смысл. И в этом боль. Целуя след твоей обиды — Где ты ступала, где цвела, Могу ли иль хочу увидеть Во имя жизни и тепла, Что грязь была земною грязью, Как и проклятия мои Земными были, — что на страже Стоит бесправие любви.