Есть за гранью мирозданьяЗаколоченные зданья,Неизведанные склады,Где положены громадыВсяких планов и моделей,Неисполненных проектов,Смет, балансов и проспектов,Не добравшихся до целей!Там же тлеют ворохамиС перебитыми венцамиЗакатившиеся звезды…Там, в потемках свивши гнезды,Силы темные роятся,Свадьбы празднуют, плодятся…В том хаосе галереяВьется, как в утробе змея,Между гнили и развалин!Щель большая! Из прогалинБоковых, бессчетных щелей, —От проектов и моделейВеет сырость разложеньяВ этот выкидыш творенья!Там, друзьям своим в потеху,Ради шутки, ради смеху,Мефистофель склад устроил:Собрал все свои костюмы,Порожденья темной думы,Собрал их и успокоил!Под своими нумерами,Все они висят рядами,Будто содранные шкурыС демонической натуры!Видны тут скелеты смерти,Астароты и вампиры,Самотракские кабиры,Сатана и просто черти,Дьявол в сотнях экземпляров,Духи мора и пожаров,Облик кардинала РецаИ Елена — lа Belezza! [4]И в часы отдохновеньяМефистофель залетаетВ свой музей и вдохновеньяОт костюмов ожидает.Курит он свою сигару,Ногти чистит и шлифует!Носит фрачную он паруИ с мундиром чередует;Сшиты каждый по идее,Очень ловки при движеньи…Находясь в употребленьи,Не имеются в Myзee!
4
Красота ( ит.)
Соборный сторож
Спят они в храме под плитами,Эти безмолвные грешники!Гробы их прочно поделаны:Все-то дубы да орешники…Сам Мефистофель там сторожемХодит под древними стягами…Чистит он, день-деньской возитсяС урнами и саркофагами.Ночью, как храм обезлюдеет,С тряпкой и щеткой обходит!Пламя змеится и брызжетТам, где рукой он проводит!Жжет это пламя покойников…Но есть такие могилы,Где Мефистофелю-сторожуВызвать огонь не под силу!В них идиоты опущены,Нищие духом отчитаны:Точно водой, глупой кротостьюЭти могилы пропитаны.Гаснет в воде этой пламя!Не откачать и не вылить…И Мефистофель не можетНищенства духом осилить!
В вертепе
«Милости просим, — гнусит Мефистофель, — войдем!Дым, пар и копоть; любуйся, какое движенье!Пятнами света сияют где локоть, где грудь,Кто-то акафист поет! Да и мне слышно пенье…Тут проявляется, в темных фигурках своих,Крайнее слово всей вашей крещеной культуры!Стоит, мошной побренчав, к преступленью позвать:Все, все исполнят милейшие эти фигуры…Слушай, мой друг, но прошу — не серчай, сделаймилость!За двадцать три с лишком века до этих людей,Вслед за Платоном, отлично писал Аристотель;За девятнадцать — погиб Иисус Назарей…Ну, а скажи мне, кто лучше: вот эти иль те,Что, безымянные, даже и бога не знают,В дебрях, в степях неизведанных стран народясь,Знать о себе не дают и тайком умирают.Ну, да и я, — заключил Мефистофель, — живуТолько лишь тем, что злой сон видит мир наяву,Вашей культуре спасибо!..» Он руку мне сжалИ доброй ночи преискренне мне пожелал.
Полишинели
Есть в продаже на рынках, на тесьмах, на пружинкахКартонажные полишинели.Чуть за нитку потянут — вдруг огромными станут!Уменьшились, опять подлиннели…Вот берет Мефистофель человеческий профиль,Относимый к хорошим, к почтенным,И в общественном мненье создает измененьеПо причинам, совсем сокровенным.Так, вот этот! Считают, что другого не знают,Кто бы так был умен и так честен.Все в нем складно — не худо, одним словом, что чудо!Добр и кроток, красив и прелестен!А сегодня открыли, всех и вся убедили,Что, во всем он и всюду ничтожен!Что живет слишком робко, да и глуп он как пробка,Злом и завистью весь растревожен!А вот этот! Сегодня, как у гроба господняБесноватый, сухой, прокаженный,И поруган, и болен, и терпеть приневолен,Весь ужасной болезнью прожженный!Завтра — детище света! Муж большого совета,Где и равный ему не найдется…Возвеличился профиль! Дернул нить МефистофельИ кривлянью фигурки смеется…
Из дневника одностороннего человека
«Из Каира и Ментоны…»
Из Каира и Ментоны,Исполняя церкви чин,К нам везут мужья и женыПрах любимых половин…В деревнях и под столицейИх хоронят на Руси:На, мол, жил ты за границей —Так земли родной вкуси!Бренным телом на подушкеВсе отдай, что взял, назад…За рубли вернув полушки,Русский край, ты будешь рад!
«Да, нынче нравятся Записки, Дневники…»
Да, нынче нравятся «Записки», «Дневники»!Жизнишки глупые, их мелкие грешкиПолзут на свет и требуют признанья!Из худосочия и умственных расстройств,Из лени, зависти и прочих милых свойствСлагаются у нас бытописанья —И эта пища по зубамБеззубым нам!
«Что, камни не живут? Не может быть! Смотри…»
Что, камни не живут? Не может быть! Смотри,Как дружно все они краснеют в час зари,Как сохраняют в ночь то мягкое тепло,Которое с утра от солнца в них сошло!Какой ужасный гул идет от мостовых!Как крепки камни все в призваниях своих, —Когда они реку вдоль берега ведут,Когда покойников, накрывши, стерегут,И как гримасничают долгие века,Когда ваятеля искусная рукаУвековечит нам, под лоском красоты,Чьи-либо гнусные, проклятые черты!
«Не стонет справа от меня больной…»
Не стонет справа от меня больной,Хозяйка слева спорить перестала,И дети улеглись в квартире надо мной.И вот, кругом меня так тихо, тихо стало!Газета дня передо мной раскрыта…Она мне не нужна, я всю ее прочел:По-прежнему в ходу ослиные копытаИ за клочок сенца идет на пытку вол!И так я утомлен отсутствием свободы,Так отупел от доблестей людей,Что крики кошек и возню мышейГотов приветствовать, как голоса природы.
«Если вспомнить, сколько всех народов…»
Если вспомнить, сколько всех народов,От начала и по этот год,Сном могилы смерть угомонилаИ сложила к мертвым в общий счет…Если вспомнить: сколько грез, мечтанийВ этих людях, из глубокой мглы,Зарождалось, и они, несметны,Поднимались в небо, как орлы! —Чем тогда является в сравненьеЛичной жизни злая суета,Тот. порыв, такое-то стремленье,Та иль эта бедная мечта?
«Дни и ночи жизни…»
Дни и ночи жизни,Шли они, плодились,Все молчком куда-тоСловно провалилисьИ, нырнувши в волныКамнями, не споря,Спят под гул и грохотВзявшего их моря!С проблеском денницыСутки, чуть родятся,Думают: «Вот мы-то,Нам-то удивятся!Нас-то вот признают!Мы…» С мечтой такоюСутки вглубь ныряютДумать под водою…