Стихотворения. Поэмы

Пастернак Борис Леонидович

«Мой сорт», кефир, менадо. Чтоб разрыдаться, мне Не так уж много надо, — Довольно мух в окне.

Охлынет поле зренья, С салфетки набежит, От поросенка в хрене, Как с полусонной ржи.

Чтоб разрыдаться, мне По край, чтоб из редакций Тянуло табачком И падал жар ничком.

Чтоб

щелкали с кольца Клесты по канцеляриям И тучи в огурцах С отчаянья стрелялись.

Чтоб полдень осязал Сквозь сон: в обед трясутся По звону квизисан Столы в пустых присутствиях,

И на лоб по жаре Сочились сквозь малинник, Где – блеск оранжерей, Где – белый корпус клиники.

Я с ними не знаком. Я послан богом мучить Себя, родных и тех, Которых мучить грех.

Возможно ль? Этот полдень Сейчас, южней губернией, Не сир, не бос, не голоден Блаженствует, соперник?

Вот этот, душный, лишний, Вокзальный вор, валандала, Следит с соседских вишен За вышиваньем ангела?

Синеет морем точек, И, низясь, тень без косточек Бросает, горсть за горстью Измученной сорочке?

Возможно ль? Те вот ивы — Их гонят с рельс шлагбаумами Бегут в объятья дива, Обращены на взбалмошность?

Перенесутся за ночь, С крыльца вдохнут эссенции И бросятся хозяйничать Порывом полотенец?

Увидят тень орешника На каменном фундаменте? Узнают день, сгоревший С восхода на свиданьи?

Зачем тоску упрямить, Перебирая мелочи? Нам изменяет память, И гонит с рельсов стрелочник.

У СЕБЯ ДОМА

Жар на семи холмах, Голуби в тлелом сенце. С солнца спадает чалма: Время менять полотенце (Мокнет на днище ведра) И намотать на купол.

В городе – говор мембран, Шарканье клумб и кукол.

Надо гардину зашить: Ходит, шагает масоном. Как усыпительно – жить! Как целоваться – бессонно!

Грязный, гремучий, в постель Падает город с дороги. Нынче за долгую степь Веет впервые здоровьем. Черных имен духоты Не исчерпать. Звезды, плацкарты, мосты, Спать!

ЕЛЕНЕ

ЕЛЕНЕ

Я

и непечатным Словом не побрезговал бы, Да на ком искать нам? Не на ком и не с кого нам.

Разве просит арум У болота милостыни? Ночи дышат даром Тропиками гнилостными.

Будешь – думал, чаял — Ты с того утра виднеться, Век в душе качаясь Лилиею, праведница!

Луг дружил с замашкой Фауста, что ли, Гамлета ли, Обегал ромашкой, Стебли по ногам летали.

Или еле-еле, Как сквозь сон овеивая Жемчуг ожерелья На плече Офелиином. Ночью бредил хутор: Спать мешали перистые Тучи. Дождик кутал Ниву тихой переступью Осторожных капель. Юность в счастье плавала, как В тихом детском храпе Наспанная наволока. Думал, – Трои б век ей, Горьких губ изгиб целуя: Были дивны веки Царственные, гипсовые. Милый, мертвый фартук И висок пульсирующий. Спи, царица Спарты, Рано еще, сыро еще. Горе не на шутку Разыгралось, навеселе. Одному с ним жутко. Сбесится, – управиться ли? Плачь, шепнуло. Гложет? Жжет? Такую ж на щеку ей! Пусть судьба положит — Матерью ли, мачехой ли.

КАК У НИХ

Лицо лазури пышет над лицом Недышащей любимицы реки. Подымется, шелохнется ли сом, — Оглушены. Не слышат. Далеки. Очам в снопах, как кровлям, тяжело. Как угли, блещут оба очага. Лицо лазури пышет над челом Недышащей подруги в бочагах, Недышащей питомицы осок. То ветер смех люцерны вдоль высот, Как поцелуй воздушный, пронесет, То, княженикой с топи угощен, Ползет и губы пачкает хвощом И треплет речку веткой по щеке, То киснет и хмелеет в тростнике. У окуня ли ёкнут плавники, — Бездонный день – огромен и пунцов. Поднос Шелони – черен и свинцов. Не свесть концов и не поднять руки... Лицо лазури пышет над лицом Недышащей любимицы реки.

ЛЕТО

Тянулось в жажде к хоботкам И бабочкам и пятнам, Обоим память оботкав Медовым, майным, мятным. Не ход часов, но звон цепов С восхода до захода Вонзался в воздух сном шипов, Заворожив погоду. Бывало – нагулявшись всласть, Закат сдавал цикадам И звездам и деревьям власть Над кухнею и садом. Не тени, – балки месяц клал, А то бывал в отлучке, И тихо, тихо ночь текла Трусцой, от тучки к тучке. Скорей со сна, чем с крыш; скорей Забывчивый, чем робкий, Топтался дождик у дверей, И пахло винной пробкой.