Стихотворения. Поэмы

Мицкевич Адам Бернард

[1825]

СОН

Меня оставить все ж тебе придется,Но в этот час не обрекай на мукиИ, если в сердце верность остается,Не говори, прощаясь, о разлуке.Пусть в эту ночь пред сумрачным рассветомБлаженное мгновение промчится,Когда ж настанет время разлучиться,Вручи мне яд, прошу тебя об этом!Уста к устам приблизятся, а веки,Когда в них смерть заглянет, не сомкну я;И так блаженно я усну навеки,Твой видя взор, лицо твое целуя.И сколько лет спать буду так – не знаю…Когда ж велят с могилой распроститься.Ты, об уснувшем друге вспоминая,Сойдешь с небес, поможешь пробудиться!И, ощущая вновь прикосновеньеЛюбимых рук, к груди твоей прильну я;Проснусь, подумав, что дремал мгновенье,Твой видя взор, лицо твое целуя!

Одесса, 1825

РАЗГОВОР

К чему слова! Зачем, моя отрада,С тобою чувства разделить желая,Души я прямо в душу не вливаю,А на слова ей раздробиться надо?Остынет слово, – выветриться может,Покуда к слуху, к сердцу путь проложит!Влюблен я, ах, влюблен! – твержу тебе я,А ты грустишь, ты начала сердиться,Что выразить я толком не умеюСвоей любви, что не могу излиться,Я – в летаргии; не хватает силыПошевелиться, избежать могилы.Уста мои от слов пустых устали;С твоими слить их я хочу. Хочу я,Чтоб вместо слов звучать отныне сталиБиенье сердца, вздохи, поцелуи…И так бы длилось до скончанья света,И вслед за тем продолжилось бы это!

Одесса, 1825

ЧАС

Элегия

Час назад не спускала ты глаз с циферблата,Подгоняла глазами ты стрелок движеньеИ, сквозь шум городской, нетерпеньем объята,Узнавала знакомых шагов приближенье.О, единственный час! И мне вспомнить отрадно,Что еще чье-то сердце ждало его жадно.Этот час – моя пытка. Душою плененнойЯ кружил вкруг него Иксион возрожденный.Час настал – мне казалось, я ждал его вечно.Час прошел – вспоминать я могу бесконечно.Столько милых подробностей вновь оживало:Как вошел, как беседа текла поначалу,Как срывалось порою неловкое слово;Вызвав ссору. Потом примирение снова.Опечалюсь – причину в глазах прочитаешь,Просьбы есть у меня – ты их предупреждаешь…Есть еще одна – взглянешь, не смею открыться…Лучше завтра… Иль вдруг начинаю сердитьсяУлыбнешься, и я безоружен. ПороюЯ прощенья прошу, преклонясь пред тобою.Слово каждое, взгляда любого намеки,Мимолетную ласку, надежды, упрекиМелочь каждую в сердце моем сохраняю,Вновь и вновь пред глазами ее вызываю,Как скупец над казной, по червонцу добытой,Смотрит, сохнет и не наглядится досыта.Этот час меж былым и грядущим граница,Им открыл и закончил я счастья страницы.В серой мгле моей жизни, в сплетенье событийОн блеснул золотою единственной нитью.Шелкопрядом крылатым в ту нить я вцепился,Вил и вил себе кокон и в нем затворился.Солнце круг свой свершило в обычную пору.Снова пробил тот час. Где теперь ее взоры?И о чем ее мысли? Быть может, в ладонях,Нежит руку чужую и голову клонитНа чужое плечо, и с горячим волненьемВнемлет кто-то коварного сердца биеньям.Если б громом меня на пороге сразило,Разве это бы их хоть на миг разделило?Одиночество! Я от твоей благостыниОтвернулся в тот час, – так прими меня ныне!Как ребенок, приманкой на миг соблазненный,Возвращается к няне, иду, преклоненный.Будь ко мне благосклонно! Хоть счастье и манит,Хоть и трудно поверить, что снова обманет,Может быть, погашу я в себе это пламя:Я надеюсь на гордость и горькую память.О надежды! Теперь поискать бы покояСредь полей и лесов или в шуме прибоя.Час прогулки настал. Что ж я медлю, бессильный?Слышу, скрипнула дверь. «Не с письмом ли посыльный?»Снова письма ее положу пред собою…То хватаю часы, посмотрю и закрою…То бегу… Побежал и застыл у порога…Был тотчас… И привычна былая тревога.Так, отдавши земле существо дорогое,Полный смертной тоски, с наболевшей душою,Человек вдруг забудет на долю мгновеньяО потере своей. Так отрадно забвенье!Входит в дом… остановится, молча глазамиОбведет все кругом и зальется слезами.

[1825]

РАЗМЫШЛЕНИЯ В ДЕНЬ ОТЪЕЗДА

Откуда эта горечь? Что со мной такое?Я снова возвращаюсь в стылые покоиИ одичалым взором, смутный и смятенный,Прощально озираю дружеские стены;Они глухою ночью и в часы рассветаВнимали терпеливо горестям поэта.Я подхожу к окошку, где стоял подолгу,Высматривая что-то тщетно и без толку,И отхожу, прискучив зрелищем проулка,И эхо в целом доме отдается гулко;Я двери отворяю и снова затворяю,И с маятником мерным шаги свои сверяю,И слышу – где-то шашель древесину точит;Видать, к своей подруге проточиться хочет.Утреет. Заждались настырные возницы.Что ж! Забирайте книги, вынесем вещицы.Пошли! Опальный странник, встречен без участья,Уеду восвояси без напутствий счастья.Пускай покину город, и пускай в тумане,К пришельцу безучастны, сгинут горожане.Пускай не огорчатся, всхлипнув простодушно,Мне, говоря по чести, слез ничьих не нужно.Так над раздольным лугом, золотым и щедрым,С увядшей ветки сорван нетерпеливым ветром,Цветок летит засохший, утлый и гонимый,И розы он коснется, пролетая мимо,И хочет вечно длить случайное свиданье,Но ветер засвистит и длит его скитанье:Так среди улиц шумных я, пришелец странный,Носил чужое имя, облик чужестранный;И многих дев прелестных занимал прохожий,На местных сердцеедов чем-то непохожий.Цветного мотылька поймают дети в полеИ, наигравшись всласть, кричат: лети на волю!Летим же! коли перья сберегли для лёта:Летим! И поклянемся не снижать полета!Когда-то, покидая отчую округу,И молодых друзей, и пылкую подругу,Я словно бы летел на рысаках крылатых,Мелькали меж дерев платочки провожатых;Я плакал! Слезы льет порывистая младость;А нынче стар я стал, и плакать мне не в радость.Смерть молодым легка. Мы уповаем святоОстаться жить в сердцах невесты, друга, брата;Но лживый свет познав, живет старик согбенныйИ свой провидит гроб, покинутый и тленный,И знает, что надежду тешить нету нужды…Довольно! Мне пора! Простимся, город чуждый!И с богом! Кто задержит гробовые дроги?Их не проводит взглядом путник на дорогеИ, воротясь домой, слезинки не уронит,Услышав, как бубенчик в дальнем поле стонет.

К ЛАУРЕ

Едва явилась ты – я был тобой пленен.Знакомый взор искал я в незнакомом взоре.Ты вспыхнула в ответ, – так, радуясь Авроре,Вдруг загорается раскрывшийся бутон.Едва запела ты – я был заворожен,И ширилась душа, забыв земное горе,Как будто ангел пел, и в голубом простореСпасенье возвещал нам маятник времен.Не бойся, милая, открой мне сердце смело,Коль сердцу моему ответило оно.Пусть люди против нас, пусть небо так велело,И тайно, без надежд, любить мне суждено,Пускай другому жизнь отдаст тебя всецело,Душа твоя – с моей обручена давно.

* * *

Я размышляю вслух, один бродя без цели,Среди людей – молчу иль путаю слова.Мне душно, тягостно, кружится голова.Все шепчутся кругом: здоров ли он, в уме ли?В терзаниях часы дневные пролетели.Но вот и ночь пришла вступить в свои права.Кидаюсь на постель, душа полумертва.Хочу забыться сном, но душно и в постели.И я, вскочив, бегу, в крови клокочет яд.Язвительная речь в уме моем готова.Тебя, жестокую, слова мои разят.Но увидал тебя – и на устах ни слова.Стою как каменный, спокойствием объят!А завтра вновь горю – и леденею снова.

* * *

Как ты бесхитростна! Ни в речи, ни во взореНет фальши. Ты сердца влечешь не красотой,Но каждому милы твой голос, облик твой,Царицей ты глядишь в пастушеском уборе.Вчера текли часы в веселье, в песнях, в. споре,Твоих ровесниц был прелестен резвый рой.Один их восхвалял, и порицал другой.Но ты вошла – и все, как в храме, смолкло вскоре.Не так ли на балу, когда оркестр гремелИ буйно все неслось и мчалось в шумном зале.Внезапно танца вихрь застыл и онемел,И стихла музыка, и гости замолчали,И лишь поэт сказал: «То ангел пролетел!»Его почтили все – не все его узнали.

СВИДАНИЕ В ЛЕСУ

«Так поздно! Где ть был?» – «Я шел почти вслепую:Луна за тучами, и лес окутан тьмой.Ждала, скучала ты?» – «Неблагодарный мой!Я здесь давно – я жду, скучаю и тоскую!»«Дай руку мне, позволь, я ножку поцелую.Зачем ты вся дрожишь?» – «Мне страшно – мрак ночной,Шум ветра, крики сов… Ужели грех такой,Что мы с тобой вдвоем укрылись в глушь лесную?»«Взгляни в мои глаза, иль ты не веришь им?Но может ли порок быть смелым и прямым?И разве это грех – беседовать с любимым?Я так почтителен, так набожно смотрюИ так молитвенно с тобою говорю,Как будто не с земным, а с божьим херувимом».

* * *

Осудит нас Тартюф и осмеет Ловлас:Мы оба молоды, желанием томимы,И в этой комнате одни, никем не зримы,Но ты – в слезах, а я не поднимаю глаз.Гоню соблазны прочь, а ты, ты всякий разБряцаешь цепью той, что рок неумолимыйНести назначил нам, – и мы, судьбой гонимы,Не знаем, что в сердцах, что в помыслах у нас.Восторгом ли назвать иль мукой жребий мой?Твои объятия, твой поцелуй живойУжель, о милая, могу назвать мученьем?Но если в час любви рыдаем мы с тобойИ если каждый вздох предсмертным стал томленьем,Могу ли я назвать все это наслажденьем?

УТРО И ВЕЧЕР

В венце багряных туч с востока солнце встало,Луна на западе печальна и бледна,Фиалка клонится, росой отягчена,А роза от зари румянцем запылала.И златокудрая Лаура мне предсталаВ окне, а я стоял, поникший, у окна.«Зачем вы все грустны – фиалка, и луна,И ты, возлюбленный?» – так мне она сказала.Я вечером пришел, едва ниспала мгла,Луна восходит ввысь, румяна и светла,Фиалка ожила от сумрака ночного.И ты, любимая, ты, нежная, в окне,Вдвойне прекрасная, теперь сияешь мне,А я у ног твоих тоскую молча снова.