Идет кораблей станица,Просторна моя дорога,Заря моя, Заряница,Шатры Золотого Рога!И плакалось нам, и пелось, —Доплыли до середины —Куда мое море делось,Где парус мой лебединый?Довольно! В пучине южнойТони, заморское диво!Что темному сердцу нужноОт памяти неправдивой?1946
«Порой по улице бредешь…» *
Порой по улице бредешь —Нахлынет вдруг невесть откудаИ по спине пройдет, как дрожь,Бессмысленная жажда чуда.Не то чтоб
встал кентавр какойУ магазина под часами,Не то чтоб на СерпуховскойОткрылось море с парусами,Не то чтоб захотеть – и ввысьКометой взвиться над Москвою,Иль хоть по улице пройтисьНа полвершка над мостовою.Когда комета не взвилась,И это назовешь удачей.Жаль: у пространств иная связь,И времена живут иначе.На белом свете чуда нет,Есть только ожиданье чуда.На том и держится поэт,Что эта жажда ниоткуда.Она ждала тебя сто лет,Под фонарем изнемогая…Ты ею дорожи, поэт,Она – твоя Серпуховская.Твой город, и твоя земля,И невзлетевшая комета,И даже парус корабля,Сто лет, как сгинувший со света.Затем и на земле живем,Работаем и узнаемДруг друга по ее приметам,Что ей придется стать стихом,Когда и ты рожден поэтом.1946
Дума *
И горько стало мне, что жизнь моя прошла,Что ради замысла я потрудился мало,Но за меня добро вставало против зла,И правда за меня под кривдой умирала.Я не в младенчестве, а там, где жизни ждал,В крови у пращуров, у древних трав под спудом,И целью, и путем враждующих начал,Предметом спора их я стал каким-то чудом.И если в дерево впивается пила,И око Божие затравленного зверя,Как мутная вода, подергивает мгла,И мается дитя, своим врачам не веря,И если изморозь ложится на хлеба,Тайга безбрежная пылает предо мною,Я не могу сказать, что такова судьба,И горько верить мне, что я тому виною.Когда была война, поистине, как ночь,Была моя душа. Но – жертва всех сражений —Как зверь, ощерившись, пошла добру помочьДуша, глотая смерть, – мой беззащитный гений.Все на земле живет порукой круговой,И если за меня спокон веков бороласьЛиства древесная — я должен стать листвой,И каждому зерну подать я должен голос.Все на земле живет порукой круговой:Созвездье, и земля, и человек, и птица.А кто служил добру, летит вниз головойВ их омут царственный и смерти не боится.Он выплывет еще и сразу, как пловец,С такою влагою навеки породнится,Что он и сам сказать не сможет, наконец,Звезда он, иль земля, иль человек, иль птица.1946
«Ты, что бабочкой черной и белой…» *
Ты, что бабочкой черной и белой,Не по-нашему дико и смелоИ в мое залетела жилье,Не колдуй надо мной, не делайГорше горького сердце мое.Чернота, окрыленная светом,Та же черная верность обетамИ платок, ниспадающий с плеч.А еще в трепетании этомТот же яд и нерусская речь.1946
«Снова я на чужом языке…» *
Снова я на чужом языкеПересуды какие-то слышу,—То ли это плоты на реке,То ли падают листья на крышу.Осень, видно, и впрямь хороша.То ли это она колобродит,То ли злая живая душаРазговоры с собою заводит,То ли сам я к себе не привык…Плыть бы мне до чужих понизовий,Петь бы мне, как поет плотовщик, —Побольней, потемней, победовей.На
плоту натянуть дождевик,Петь бы, шапку надвинув на брови,Как поет на реке плотовщикО своей невозвратной любови.1946
Две лунные сказки *
I. Луна в последней четверти
В последней четверти лунаНе понапрасну мне видна.И желтовата и краснаВ последней четверти луна,И беспокойна и смутна:Земле принадлежит она.Смотрю в окно и узнаюВ луне земную жизнь мою,И в смутном свете узнаюСлова, что на земле пою,И как на черепке стою,На срезанном ее краю.А что мне видно из окна?За крыши прячется луна.И потому, как дым, смутна,Что на ущерб идет она,И потому, что так темна,Влюбленным нравится луна.1946
II. Луна и коты
Прорвав насквозь лимонно-серыйОпасный конус высоты,На лунных крышах, как химеры,Вопят гундосые коты.Из желобов ночное эхоВыталкивает на асфальтИх мефистофельского смехаКоленчатый и хриплый альт.И в это дикое искусствоВлагает житель городскойСвои предчувствия и чувстваС оттенком зависти мужской.Он верит, что в природе ночиИ тьмы лоскут, и сна глоток,Что ночь – его чернорабочий.А сам глядит на лунный рог,Где сходятся, как в средоточье,Котов египетские очи,И пьет бессонницы белок.1959
Дагестан *
Я лежал на вершине горы,Я был окружен землей.Заколдованный край внизуВсе цвета потерял, кроме двух:Светло-синий,Светло-коричневый там, где по синему камню писало перо Азраила.Вкруг меня лежал Дагестан.Разве гадал я тогда,Что в последний разЧитаю арабские буквы на камнях горделивой земли?Как я посмел променять на чет и нечет любовиРазреженный воздух горы?Чтобы здесьВ ложке плавить на желтом огнеДагестанское серебро?Петь:«Там я жил над ручьем,Мыл в ледяной водеПростую одежду мою»?1946
Пруд *
Ровный белый небосвод,И на зелени прибрежнойБелый сумрачный налет,Словно жребий неизбежный.Странный день пришел, когдаС неподвижно-смутной ивойНеподвижная водаСпор заводит молчаливый.Так лежит в земле Давид,Перед скинией плясавший.Равнодушный слух томитВозглас, вчуже отзвучавший.Где веселье этих вод?В чем их смертная обида?Кто былую жизнь вернетПеснопению Давида?Как пред скинией, вчераВоды звонкие плясали,И пришла для них пораУспокоенной печали.Пруд уйдет из-под корней,Станет призраком былого,Но умрет еще скорейНаше творческое слово.1946
«Когда купальщица с тяжелою косой…» *
Когда купальщица с тяжелою косойВыходит из воды, одна в полдневном зное,И прячется в тени, тогда ручей леснойВ зеленых зеркальцах поет совсем иное.Над хрупкой чешуей светло-студеных водСторукий бог ручьев свои рога склоняет,И только стрекоза, как первый самолет,О новых временах напоминает.1946