Стихотворения. Рассказы. Гора
Шрифт:
– На все-то я трачу гораздо больше сил, чем требуется, и никогда не думаю, что это может быть неприятно другим.
Биной подошел к Горе и ласково взял его за руку,
Глава третья
Гора и Биной собирались спуститься вниз, когда на крышу поднялась мать Горы. Биной приветствовал ее, взяв прах от ее ног.
Трудно было поверить, что Анондомойи – мать Горы. Это была стройная, очень изящная женщина, с виду лет сорока, не больше. Седина лишь слегка тронула ее волосы. Тонкие черты лица словно выточила рука искусного мастера. В глазах светился ясный и острый ум. Она была значительно смуглее Горы. Все, кто встречался с Анондомойи, с удивлением отмечали, что она всегда надевала под сари плотно
156
Комиссариат – колониальная администрация области, которой подведомственны несколько дистриктов (округов). Комиссариат существовал во всех крупных провинциях Британской Индии, кроме Мадрасской.
Целый день Анондомойи хлопотала по хозяйству: чистила, скребла, мыла, готовила, шила, подсчитывала расходы, сушила одежду, принимала деятельное участие в жизни родственников и соседей, и вид у нее при этом был такой, словно свободного времени у нее более чем достаточно. Если же ей случалось прихворнуть, она не обращала на это никакого внимания. «Ничего со мной не случится,- говорила она обычно.- А без работы я жить не могу».
– Когда внизу слышен голос Горы,- сказала, входя, Анондомойи,- я уж знаю, что это пришел Бину. Сколько дней у нас было совсем тихо! Что случилось, мой мальчик, почему ты не приходил? Был нездоров?
– Нет, ма.- Биной почувствовал укор совести.- Во всем виноват дождь.
– Ну да, конечно,- вмешался Гора.- Кончится дождь, и Биной скажет, что виновато солнце. Очень удобно сваливать вину на стихии – они возражать не станут. Ну, а истинная причина остается на твоей совести, друг мой.
– Брось болтать ерунду, Гора,- запротестовал Биной.
– Правда, Гора, – поддержала Анондомойи Биноя,- не надо так говорить. Ведь человек не волен в своем настроении – иной раз ему хочется общества, а иной, наоборот, побыть одному. Нельзя требовать, чтобы все всегда были одинаковыми. Поэтому не будем спорить, а лучше пойдем вниз. Пойдем ко мне, Вину, я хочу угостить тебя кое-чем.
– Нет, ма, нельзя. – Гора решительно замотал головой. – Я не пущу Биноя к тебе.
– Но это же, в конце концов, смешно, Гора! Ведь тебя я не приглашаю. И твоего отца тоже – он теперь стал таким праведником, что ест лишь то, что сам себе приготовит. Ну, а Бину хороший мальчик, не фанатик, вроде тебя, так неужели ты будешь стараться держать и его?
– Да, и если понадобится, применю силу. До тех пор, пока ты держишь у себя эту христианку Лочмию, есть у тебя в комнате никто не будет.
– О Гора, как ты можешь говорить так! Ты же сам всегда ел из ее рук… Ведь она вырастила тебя. Совсем еще недавно тебе все казалось безвкусным, если на столе не было соуса, приготовленного ею. А разве я забуду когда-нибудь, как она выходила тебя, когда ты в детстве болел оспой…
– Ну, назначь ей пенсию, купи землю, построй дом, сделай все что хочешь, но только не держи ее в доме.
– Ты думаешь, Гора, что за все можно заплатить деньгами? Ей не нужны ни земли, ни дом; она умрет вдали от тебя.
– Хорошо, раз ты так хочешь, пусть она остается. Но тогда Бину не будет есть у тебя. Нужно уважать закон, он не для того существует, чтобы его нарушали. Но мне странно, мать, что ты, дочь такого ученого человека, не соблюдаешь обычаев…
– О, было время, когда я соблюдала их,- прервала его Анондомойи.- Если бы ты знал, сколько слез мне пришлось пролить из-за этого… Жаль, что тебя не было тогда. Каждый день я молилась Шиве, а твой отец приходил
– Оставим в покое предков – что им до всего этого? Но ради нас ты должна считаться с некоторыми вещами. Пусть ты не согласна с шастрами,- не забудь, что любовь тоже предъявляет к человеку свои требования.
– Ты зря тратишь на меня свое красноречие,- устало возразила Анондомойи.- Будто я не знаю, что такое требования любви? Разве могу я быть счастлива, зная, что нет согласия между мной и моими сыном и мужем? А ведь именно с той минуты, Гора, когда я впервые взяла тебя на руки, я порвала со всеми обычаями. Только прижав к груди ребенка, начинаешь понимать, что новорожденное дитя не может принадлежать ни к какой касте. А поняв это, я постигла и другое – бог отнимет тебя у меня, если я буду презирать кого-нибудь только за то, что он христианин или человек низшей касты. Я молилась: пусть он останется со мной, пусть озарит светом мой дом, и я согласна буду принять пищу из чьих угодно рук.
При этих словах в душе Биноя вдруг шевельнулось смутное подозрение, он посмотрел на Анондомойи, потом на Гору, но тотчас же отогнал прочь возникшее было сомнение.
Гора, казалось, тоже слегка растерялся.
– Ма,- сказал он,- я не понимаю, как могла родиться у тебя такая мысль. Ведь и в тех семьях, где строго соблюдаются предписания шастр, дети тоже прекрасно вырастают. Кто внушил тебе, что в твоем случае требуется особая милость всевышнего?
– Тот, кто дал мне тебя, тот и внушил. Что я могла поделать? Вина тут была не моя. Милый ты мой сумасброд, просто и не знаю, смеяться мне или плакать, глядя на твои чудачества. Хватит, не будем больше говорить об этом. Итак, Биною запрещено идти ко мне?
– Пусти я его, он кинулся бы со всех ног,- усмехнулся Гора.- Он ведь к тому же и очень голодный. Только, ма, я не пущу его. Он сын брахмана и не имеет права забывать об этом ради каких-то лакомств. Ему еще придется от многого отречься и научиться умению во всем себя ограничивать, прежде чем он станет достойным своих славных предков. Так не сердись же на меня, ма, заклинаю тебя!
– Я сержусь? Откуда ты взял? Ты же сам не ведаешь, что творишь. Мне только грустно, что, вырастив и воспитав тебя, я… Во всяком случае, я не могу согласиться с твоим пониманием веры… А то, что ты не хочешь есть у меня в комнате, не беда. Ведь я могу видеть тебя утром и вечером, а больше мне ничего и не надо. Бину, не хмурься, дорогой. Я знаю, у тебя доброе сердце, ты думаешь, я огорчена,- нисколько. Как-нибудь в другой раз я приглашу тебя и угощу обедом, приготовленным руками настоящего брахмана. Не грусти, пожалуйста. Но хочу сказать вам сразу – сама я буду по-прежнему принимать пищу из рук Лочмии.
Анондомойи ушла. Некоторое время Биной стоял молча, потом медленно проговорил:
– Гора, по-моему, это уж слишком.
– Что?
– То, что ты сейчас наговорил.
– Ничуть. Я хочу лишь одного – чтобы все жили так, как им положено. Потому что стоит поступиться самым малым, и в конце концов потеряешь все.
– Но ведь она – твоя мать!
– Я сам знаю, что такое мать. Разве мне нужно напоминать об этом? И она замечательная женщина. Но если я перестану чтить обычаи, в один прекрасный день я перестану относиться с уважением и к своей матери. Слушай, Биной, и запомни: наше сердце – еще не самая важная вещь на свете.