Стихотворения. Рассказы. Малостранские повести
Шрифт:
Взяли девицы свои узелки, и мы отправились. Товарищ вел под руку свою подружку и незнакомую девушку, а на моей руке повисла эта, в бантиках. У меня просто земля под ногами горела, люди громко смеялись над этими бантиками. А она вдобавок все по-немецки болтать норовила, хоть умела меньше моего. Нынче-то меня уж немецкой речью не удивишь…
Первый танец я протанцевал с ней из вежливости и еще потому, что она впилась в меня клещом. Я плохо танцевал, она и вовсе не умела,- над нами смеялись. Когда с этим делом было, к счастью, покончено, сели мы за стол выпить пива, и девушки тотчас вынули булки и ветчину.
На второй танец я пригласил их приятельницу,
– Ты ведь не будешь с нами пить, дорого обойдется,- сказал мой «шлоф», и они заказали пиво отдельно.
Ладно, думаю, и пересаживаюсь с Марьянкой на другое место,- нам все это казалось смешным. «Шлоф» еще раз подошел ко мне после полуночи, отвел в сторонку и сказал, чтоб я не портил дела с его свояченицей и бросил бы всяких прочих, которых они так только, из милости, взяли с собой; у свояченицы есть денежки, даже будто пятьсот гульденов с лишним,- тогда все на ассигнации считалось,-и я ей нравлюсь, а при ее знакомствах с разными господами я мог бы найти свое счастье. Еще он сказал, что Марьянка – бедная девушка, и платье-то на ней напрокат взято, да есть загвоздка и похуже.
– Какая такая загвоздка? – спрашиваю и слышу в ответ, что у нее уже был полюбовник, жестянщик. За неделю до свадьбы жестянщик убился насмерть, а у Марьянки остался сынишка. Это несколько озадачило меня, но я сказал:
– Знаешь что, братец, денежки мне, конечно, по вкусу, а вот привесок к ним – не по мне. Марьянка вышла бы замуж, кабы не умер ее жестянщик, и конец сплетням. Оставь меня в покое.
И всю ночь мы с ним больше не разговаривали.
Утром я проводил Марьянку. В разговоре она сама призналась мне в своем грехе, и ее искренность так пришлась мне по душе, что обещал я ей не покидать ее и взять замуж вместе с ребенком. Марьянка расплакалась, а я убежал – стыдно было, что и сам вот-вот заплачу.
А завистники долго еще испытывали нас. Много чего налгали мне о ней, а про меня наговаривали, будто я злой человек; насмехались над ней,- вот, мол, какой барыней она сделается, ни воды, ни дров не придется носить: воды слезами наплачет, а поленьев я в нее нашвыряю. Однако дослужил я срок, и все разговоры кончились, когда мы с Марьянкой обвенчались.
…Перед глазами моими так и стоит свадьба пана Странского. Он был одет во все черное. Долгополый сюртук, черный жилет, черный галстук и широкие панталоны того же цвета служили достойным фоном праздничному выражению лица и горделивой осанке жениха. Он шел под руку с невестой, и привратница в церкви сама открыла им, чтобы они могли одновременно ступить на порог. Пан Странский держал большой букет, очень большой; руки его были обтянуты чисто выстиранными лосевыми перчатками. Как человек практический, он уже тогда терпеть не мог наши модные лайковые. Однако перчатки были ему великоваты – слишком длинны были пальцы,- и когда пан Странский при входе окропил невесту святой водой, она так и вздрогнула под этаким дождем. Стоя перед алтарем, он ни разу не оглянулся, не улыбнулся, молился благоговейно и все слова по обряду произносил медленно и четко. После венчания полагалось дать на чай привратнице и звонарю, а нищим – милостыню. Бедняга растерялся, ибо, когда он давал сам, ему всегда казалось, что дает он мало; а передать тоже не хотелось. Поэтому он вытащил синий носовой платок, развернул, вынул из него кошелек с мелочью и вручил невесте, предоставляя платить ей. Сам же прошел вперед,
– Я, как и полагается, доволен Марьянкой,- продолжал он.- Ребенок, к сожалению, умер, а у нас самих детей не было. И никогда она не давала мне повода пожаловаться.
Пан Странский кривит душой: такой повод она все-таки дала.
Как у каждого городского жителя низших сословий, у пани Странской были родственники в деревне.
Примерно на втором году спокойного супружества к ним приехал гость из деревни: дядя ее, тоже отставной военный, надеялся найти работу в Праге. Пан Странский принял его сердечно и пригласил, пока тот не пристроится, жить у них. Небогат был пап Странский, но охотно делился с другими.
Живет дядя у них неделю, две недели, три недели, пан Странский с ног сбился – а работы все нет как нет!
– Негоже сидеть без дела, дядюшка, этак вы совсем отвыкнете работать. Знаете что – делайте-ка игрушки. Праздник на носу, можно подработать. Сколько для этого денег потребуется, я вам одолжу, да вам много и не нужно. С работы я могу принести подходящих чурочек, и красной краски у меня еще целый горшочек остался. Отдам вам и этот старый сюртук, носить его уже нельзя, а тряпичнице отдать жалко; наделаете из него платья на полсотню игрушечных трубочистов. Да и жена подыщет вам кое-каких лоскутков. Стало быть, деньги понадобятся только на восковые голозки.
И вот, под присмотром пана Странского, дядя взялся мастерить игрушки. Пан Странский носил их продавать, едва они принимали божеский вид.
Шло время, приближалось рождество. Пан Странский но работал больше у мастера и помогал дяде, чтобы самому не облениться. Вместе они мастерили целые картины – святое семейство у ясель, и это приносило им кое-какой заработок.
Был канун сочельника. Пани Странская уже чисто-начисто вымыла комнату, всюду стерла пыль и только подправляла недоделки то тут, то там, готовясь достойно встретить великий праздник.
Но она была не в духе,- казалось, что-то гнетет ее. Прибирая, она часто останавливалась, оглядывалась на пана Странского и открывала рот, будто собиралась что-то сказать. Однако пан Странский не замечал или не хотел замечать этого: не отвлекаясь, наклеивал вырезанные из бумаги фигурки на колышки и втыкал их в мох на дне ящика с панорамкой – и пани Странская, оробев, закрывала рот. Наконец она собралась с духом, подошла к мужу и положила руку ему на плечо.
– Послушай, Странский!
– Слушаю.
– Как же насчет рыбы-то? Или ты не хочешь в этом году? Ты ведь так любишь жареную рыбу или кнедлики в рыбной подливке!
– Нет – в этом году не выйдет, милая Марьянка, заработки плохи, а фунт рыбы – почти полталера. Не все, что хочется, то и можется!
.- Я просто к тому, что зачем же отступать от святого обычая, и потом – а что же мы будем есть?
– Сделаешь суп с мясом да добрые оладьи – и хватит с нас.
– А мне все же хотелось бы рыбки…
Пан Странский лукаво улыбнулся:
– Ни в коем случае! Лишний расход!
Но пани Странская уже заметила мелькнувшую улыбку и больше не настаивала. Вскоре она под каким-то предлогом вышла из дому и побежала за пряностями для рыбы.
Рано утром в сочельник пан Странский вышел из дому с «яслями Христовыми». Он сел с ними под аркадами площади и стал ждать. Ждал он недолго. Получив деньги, побежал за рыбой и выбрал парочку славных карпов с икрой и с молокой – для ухи. Увязав рыбу в платок, он поспешил домой, чтобы сделать сюрприз жене.