Стихотворения. Рассказы. Малостранские повести
Шрифт:
Вспоминаю, что я до сих пор не видел кондуктора. Был ли оп за это время дома?
В кофе появился цикорий! Да, да, я не ошибся, цикорий. Ужасно! Это недобрый признак!
Я поспешно заканчиваю гражданское право таким темпом, как рысак, приближающийся к финилйу.
Кофе опять с цикорием, и его даже больше, чем вчера. А кондукторша уже ни разу не осведомлялась, не нужно ли мне чего. По крайней мере, я оставлен в покое… Вчера она привела ко мне многодетную вдову сапожника. Поскольку, мол, я человек на редкость доброй души и так далее… Еще один гульден.
Пепика нещадно отодрали,
– Да, на Пепика необходимо морально воздействовать! Я займусь им, как только у меня будет время. Жалко этого красивого мальчика, отец у него странный человек, не умеет правильно воспитывать ребенка.
Джордж Вашингтон тоже неважно вел себя в детстве, но у него был мудрый отец. Богу следовало наделить детей уменьем быстро распознавать, подобен ли их отец отцу Джорджа Вашингтона, и, в противном случае, долго не канителиться с этим отцом, а приискать себе другого. (Отсюда вывод и для Марка Твена, который, подражая Дж. В – ну, намеревался воспитать своего отца.)
Ко мне на минутку заходил живописец. Спрашивает, не хочу ли я позировать ему для портрета святого Кришпина. Я сказал, что мне теперь нужно заниматься. Начинаю разговаривать с людьми более решительно.
С гражданским правом покончено! Завтра возьмусь за вексельное. А сегодня отосплюсь!
Наверно, то же чувствовал пушкинский теленок, воскликнувший: «О я, осел!» Это был ужасный момент. Считая, что изучил гражданское право, я утром задал себе какой-то вопрос из него и ничегошеньки не мог ответить!
– О, господи! – невольно вскричал я, хватаясь за голову и чувствуя, что бледнею.
Вбежала кондукторша.
– Что с вами?
– Я ничего не знаю! – глупо восклицаю я.
– Так я и думала! – отвечает она и с громким смехом выбегает в кухню. Страшно бесцеремонная женщина!
Однако я уже успокоился. По старому опыту я знаю, что так бывает всегда: знания доляшы немного отстояться в голове.
Не намекала ли она сейчас на тот свой отзыв обо мне: «Он дурень»? Тогда это уя^е не простодушие, а настоящая наглость!
Еще две вдовы сапожника… Собственно, одна из них вдова портного! Видимо, кондукторша намерена привести ко мне всех вдов, что проливают слезы на левом берегу Влтавы.
Перемена! Совершенно неожиданная для меня коренная перемена в природе и в обществе!
Во-первых, настали теплые, бодрящие, веселые дни, и мой насморк как рукой сняло. Во-вторых, пресытившись хозяйкиным цикорием, я напился кофе, который сам сварил себе на спиртовке. Так и буду делать. Есть у меня еще одно нововведение: кондукторша возьмет мне сегодня на дом только обед, а уяшнать я спущусь в трактир. Мне не нужны одолжения, а услужливость кондукторши совершенно исчезла. Так будет лучше. Нельзя же вечно сидеть дома, совсем одуреешь, и занятия пойдут хуя^е. Буду заниматься определенное количество часов в день, пока хватает прилеягапия и сил, а потом пойду немного развлечься. Ведь развлечение в кругу этих спокойных людей не выбьет меня из колеи. И в наш садик буду ходить каждый день, хотя бы ненадолго. Соседи по дому гуляют там вот уже третий день. А что, если рано вставать по утрам и ходить туда заниматься? Это очень приятно, и все, что учишь, отлично усваивается, я помню это еще по гимназическим годам.
Итак, решение: ея^едневно вставать рано, очень рано.,
Только что я выставил еще одну вдову сапожника…
Этот трактир мне понравился… Посещение его не слишком выводит из равновесия, и все же там можно хорошо поразвлечься,- как раз то, что мне сейчас нужно. Не надо лезть из кожи вон, чтобы быть остроумным, можно только наблюдать и прислушиваться. Люди здесь простые, у каждого свой характер, врожденный ум, неожиданное остроумие и нетребовательность к чужим остротам. Всему они смеются от души. Для того чтобы веселиться с ними, а наряду с этим получать от их общества более возвышенное удовольствию, надо быть психологом, понимать человеческие характеры. Во мне есть эта жилка.
Уютное, чистое помещение, не особенно светлое. В середине бильярд, а вдоль стен маленькие столики. Впереди несколько столов побольше, четыре из них заняты. Судя по моим наблюдениям в течение целого вечера, тут собирается постоянная компания, видимо, уже несколько лет. Я заметил это сразу же, как вошел: говор разом смолк, и все взоры обратились на меня.
Я поздоровался со всеми. Под ногами у меня шуршал белый, недавно насыпанный песок. Я присел к столику, где уже сидел человек, молча кивнувший в ответ на мое приветствие. Тотчас же ко мне подошел маленький, приземистый трактирщик.
– А, пан доктор! Очень рады, что вы пришли к нам. Довольны ли вы обедами и ужинами?
Я сказал, что вполне доволен. Собственно, я мог высказать и кое-какие упреки, но надо приобретать расположение людей, хотя бы и ценой маленькой лжи.
– Ну, ну, очень рад. Мне ничего на свете не нужно, были бы мои клиенты довольны. Вы уже, конечно, знакомы? – Я смотрю на незнакомого мне человека, на лице которого застыло мрачное выражение.- Ах, еще нет? Да ведь вы соседи, он живет выше этажом. Пан доктор Крумловский. Портной пан Семпр.
– Ах, вот оно что! – говорю я и протягиваю портному руку. Он слегка поднимает голову, переводит взгляд на другой участок стола и подает мне руку с такой же ловкостью, как слон ногу. Странный человек!
Около меня появился кельнер, готовый принять заказ. Люблю мужскую прислугу в трактирах: у кельнерши всегда найдется хотя бы один поклонник, с которым она вечно шушукается по углам, так что ее не дозовешься.
Когда я ем, я глух и нем. Поужинав, я закуриваю сигару, оглядываюсь и начинаю внимательно наблюдать за всеми окружающими. За столом напротив – мужская компания ведет оживленный разговор. За следующим столом сидят двое молодых людей. За столиком налево господин, дама, две барышни и обер-лейтенант, не слишком молодой и довольно толстый. За всеми столами слышен громкий смех, особенно за столом налево. Младшая из девиц смотрит! У папаши голова очень странной формы, какая-то угловатая, и седые волосы собраны наверху в пучок. Она похожа на четырехгранную бутыль с пивом, из горлышка которой выбивается пена. Головы дочерей тоже похожи на бутылки, но круглые.