Стихотворения

Лермонтов Михаил Юрьевич

На берегу, под тенью дуба,Пройдя завалов первый ряд,Стоял кружок. Один солдатБыл на коленах; мрачно, грубоКазалось выраженье лиц,Но слезы капали с ресниц,Покрытых пылью… на шинели,Спиною к дереву, лежалИх капитан. Он умирал;В груди его едва чернелиДве ранки; кровь его чуть-чутьСочилась. Но высоко грудьИ трудно подымалась, взорыБродили страшно, он шептал…«Спасите, братцы. Тащат в горы.Постойте – ранен генерал…Не слышат…» Долго он стонал,Но все слабей, и понемногуЗатих и душу отдал богу;На ружья опершись, кругомСтояли усачи седые…И тихо плакали… потомЕго остатки боевыеНакрыли бережно плащомИ понесли. Тоской томимый,Им вслед смотрел я недвижимый.Меж тем товарищей, друзейСо вздохом возле называли;Но не нашел в душе моейЯ сожаленья, ни печали.Уже затихло все; телаСтащили в кучу; кровь теклаСтруею дымной по каменьям,Ее

тяжелым испареньемБыл полон воздух. ГенералСидел в тени на барабанеИ донесенья принимал.Окрестный лес, как бы в тумане,Синел в дыму пороховом.А там вдали грядой нестройной.Но вечно гордой и спокойной,Тянулись горы – и КазбекСверкал главой остроконечной.И с грустью тайной и сердечнойЯ думал: «Жалкий человек.Чего он хочет!.. небо ясно,Под небом места много всем,Но беспрестанно и напрасноОдин враждует он – зачем?»Галуб прервал мое мечтанье,Ударив по плечу; он былКунак мой; я его спросил,Как месту этому названье?Он отвечал мне: «Валерик,А перевесть на ваш язык,Так будет речка смерти: верно,Дано старинными людьми». —«А сколько их дралось примерноСегодня?» – «Тысяч до семи». —«А много горцы потеряли?» —«Как знать? – зачем вы не считали!»«Да! будет, – кто-то тут сказал, —Им в память этот день кровавый!»Чеченец посмотрел лукавоИ головою покачал.

Но я боюся вам наскучить,В забавах света вам смешныТревоги дикие войны;Свой ум вы не привыкли мучитьТяжелой думой о конце;На вашем молодом лицеСледов заботы и печалиНе отыскать, и вы едва лиВблизи когда-нибудь видали,Как умирают. Дай вам богИ не видать: иных тревогДовольно есть. В самозабвеньеНе лучше ль кончить жизни путь?И беспробудным сном заснутьС мечтой о близком пробужденье?

Теперь прощайте: если васМой безыскусственный рассказРазвеселит, займет хоть малость,Я буду счастлив. А не так?Простите мне его как шалостьИ тихо молвите: чудак!..

Завещание

Наедине с тобою, брат,Хотел бы я побыть:На свете мало, говорят,Мне остается жить!Поедешь скоро ты домой:Смотри ж… Да что? моей судьбой,Сказать по правде, оченьНикто не озабочен.

А если спросит кто-нибудь…Ну, кто бы ни спросил,Скажи им, что навылет в грудьЯ пулей ранен был,Что умер честно за царя,Что плохи наши лекаряИ что родному краюПоклон я посылаю.Отца и мать мою едва льЗастанешь ты в живых…Признаться, право, было б жальМне опечалить их;Но если кто из них и жив,Скажи, что я писать ленив,Что полк в поход послалиИ чтоб меня не ждали.

Соседка есть у них одна…Как вспомнишь, как давноРасстались!.. Обо мне онаНе спросит… все равно,Ты расскажи всю правду ей,Пустого сердца не жалей;Пускай она поплачет..Ей ничего не значит!

1841

Оправдание

Когда одни воспоминанья [198] О заблуждениях страстей,Наместо славного названья,Твой друг оставит меж людей, —

198

Оправдание

Печатается по ОЗ (1841, №3), где появилось впервые.

Датируется началом 1841 г. по времени опубликования.

В «Отечественных записках» слово «иной» (в строке «Скажи, что судит нас иной») согласно правописанию того времени начиналось с прописной буквы.

Возникло на основе переработки юношеского «Романс к И…» («Когда я унесу в чужбину…») и стихов Владимира Арбенина из драмы «Странный человек» («Когда одни воспоминанья…»). К кому обращено стихотворение, окончательно не установлено. Существует предположение, что адресат его – В. А. Бахметева (урожд. Лопухина).

И будет спать в земле безгласноТо сердце, где кипела кровь,Где так безумно, так напрасноС враждой боролася любовь, —

Когда пред общим приговоромТы смолкнешь, голову склоня,И будет для тебя позоромЛюбовь безгрешная твоя, —

Того, кто страстью и порокомЗатмил твои младые дни,Молю: язвительным упрекомТы в оный час не помяни.

Но пред судом толпы лукавойСкажи, что судит нас инойИ что прощать святое правоСтраданьем куплено тобой.

Родина

Люблю отчизну я, но странною любовью! [199] Не победит ее рассудок мой.Ни слава, купленная кровью,Ни полный гордого доверия покой,Ни темной старины заветные преданьяНе шевелят во мне отрадного мечтанья.Но я люблю – за что, не знаю сам —Ее степей холодное молчанье,Ее лесов безбрежных колыханье,Разливы рек ее, подобные морям;Проселочным

путем люблю скакать в телегеИ, взором медленным пронзая ночи тень,Встречать по сторонам, вздыхая о ночлеге,Дрожащие огни печальных деревень.Люблю дымок спаленной жнивы,В степи ночующий обозИ на холме средь желтой нивыЧету белеющих берез.С отрадой, многим незнакомой,Я вижу полное гумно,Избу, покрытую соломой,С резными ставнями окно;И в праздник, вечером росистым,Смотреть до полночи готовНа пляску с топаньем и свистомПод говор пьяных мужичков.

199

Родина

Печатается по ОЗ (1841, №4), где появилось впервые.

Первоначальное заглавие (в автографе ИРЛИ) – «Отчизна».

В. Г. Белинский 13 марта 1841 г. писал В. П. Боткину: «Лермонтов еще в Питере. Если будет напечатана его „Родина“ – то, аллах-керим (Mein Got! Еврей – мусульманин?), – что за вещь – пушкинская, т. е. одна из лучших пушкинских» (Белинский, т.XII, стр. 35).

Демократические симпатии, выраженные в этом стихотворении, позволили Н. А. Добролюбову в статье «О степени участия народности в развитии русской литературы» (1858) сделать важнейший вывод об эволюции лермонтовского творчества: «Лермонтов… умевши рано постичь недостатки современного общества, умел понять и то, что спасение от этого ложного пути находится только в народе. Доказательством служит его удивительное стихотворение „Родина“, в котором он… понимает любовь к отечеству истинно, свято и разумно». (Добролюбов, т. 1, стр. 238).

Последнее новоселье

Меж тем как Франция, среди рукоплесканий [200] И кликов радостных, встречает хладный прахПогибшего давно среди немых страданийВ изгнанье мрачном и цепях;Меж тем как мир услужливой хвалоюВенчает позднего раскаянья порывИ вздорная толпа, довольная собою,Гордится, прошлое забыв, —Негодованию и чувству дав свободу,Поняв тщеславие сих праздничных забот,Мне хочется сказать великому народу:Ты жалкий и пустой народ!Ты жалок потому, что вера, слава, гений,Все, все великое, священное земли,С насмешкой глупою ребяческих сомненийТобой растоптано в пыли.Из славы сделал ты игрушку лицемерья,Из вольности – орудье палача,И все заветные отцовские поверьяТы им рубил, рубил сплеча,– Ты погибал… и он явился, с строгим взором,Отмеченный божественным перстом,И признан за вождя всеобщим приговором,И ваша жизнь слилася в нем, —И вы окрепли вновь в тени его державы,И мир трепещущий в безмолвии взиралНа ризу чудную могущества и славы,Которой вас он одевал.Один, – он был везде, холодный, неизменный,Отец седых дружин, любимый сын молвы,В степях египетских, у стен покорной Вены,В снегах пылающей Москвы!

200

Последнее новоселье

Печатается по ОЗ (1841, №5), где появилось впервые. Датируется 1841 г. по времени опубликования.

Написано в связи с перенесением праха Наполеона с острова св. Елены в Париж, 15 декабря 1840 г.

Из славы сделал ты игрушку лицемерья,Из вольности – орудье палача. —

Лермонтов, как и декабристы, считал, что террор якобинцев погубил завоевания Французской революции. Наполеон казался ему спасителем революции от диктатуры якобинцев («Ты погибал… и он явился, с строгим взором…»).

Вы сына выдали врагам. – Сын Наполеона I и Марии-Луизы – Наполеон II после падения Наполеона (в 1814 г.) был привезен в Австрию. В 1832 г. он умер от чахотки в возрасте двадцати одного года.

В большинстве изданий, начиная с «Отечественных записок», слова, относящиеся к Наполеону, печатаются с прописных букв («Он», «перед Ним», «Его», «Столица», «Скала», «Океан»). В настоящем издании такое написание не воспроизводится.

Резко отрицательная оценка современной Франции внешне сближала «Последнее новоселье» со стихами славянофильской и официально-патриотической ориентации (А. С. Хомякова, А. И. Подолинского, Е. П. Ростопчиной): «Какую дрянь написал Лермонтов о Наполеоне и французах, – писал Виссарион Г. Белинский… – жаль думать, что это Лермонтов, а не Хомяков».

Ты жалкий и пустой народ? – Эта характеристика французского обывателя опирается на формулу из пушкинской статьи «Последний из свойственников Иоанны д'Арк»: «Жалкий век! жалкий народ!»

Из вольности – орудье палача, И все заветные отцовские поверья Ты им рубил, рубил сплеча… – Речь идет о якобинском терроре.

В стенах египетских, у стен покорной Вены, В снегах пылающей Москвы! – Речь идет о Египетской экспедиции 1798…1799 гг., разгроме Австрии, закончившемся Венским миром (1809 г.), и пожаре Москвы 1812 г.

Вы потрясали власть избранную, как бремя, Точили в темноте кинжал! – Общественно-политическая обстановка во Франции к моменту возвращения в Париж Наполеона после окончившегося разгромом французской армии военного похода в Россию характеризовалось ростом оппозиционных настроений.

Лишенный прав и места гражданина… Забытый, он угас один… – 31 марта 1814 г. союзники вступили в Париж, в апреле Наполеон отрекся от престола, сохранив титул императора; после окончившейся неудачей попытки восстановить свою власть 22 июня 1815 г. последовало окончательное отречение в пользу сына.

А вы что делали, скажите, в это время?Когда в полях чужих он гордо погибал,Вы потрясали власть избранную, как бремя,Точили в темноте кинжал?Среди последних битв, отчаянных усилий,В испуге не поняв позора своего,Как женщина, ему вы изменилиИ, как рабы, вы предали его!Лишенный прав и места гражданина,Разбитый свой венец он снял и бросил сам,И вам оставил он в залог родного сына —Вы сына выдали врагам!Тогда, отяготив позорными цепями,Героя увезли от плачущих дружин,И на чужой скале, за синими морями,Забытый, он угас один —Один, – замучен мщением бесплодным,Безмолвною и гордою тоской —И как простой солдат в плаще своем походномЗарыт наемною рукой.

*

Но годы протекли, и ветреное племяКричит: «Подайте нам священный этот прах!Он наш; его теперь, великой жатвы семя,Зароем мы в спасенных им стенах!»И возвратился он на родину; безумно,Как прежде, вкруг него теснятся и бегутИ в пышный гроб, среди столицы шумной,Остатки тленные кладут.Желанье позднее увенчано успехом!И краткий свой восторг сменив уже другим,Гуляя, топчет их с самодовольным смехомТолпа, дрожавшая пред ним.