Стихотворения

Лермонтов Михаил Юрьевич

13

Но близ Невы один старинный домКазался полн священной тишиною;Все важностью наследственною в немИ роскошью дышало вековою;Украшен был он княжеским гербом;Из мрамора волнистого колонныКругом теснились чинно, и балконыЧугунные воздушною семьейМеж них гордились дивною резьбой;И окон ряд, всегда прозрачно-темных,Манил, пугая, взор очей нескромных.

14

Пора была, боярская пора!Теснилась знать в роскошные покои —Былая знать минувшего двора,Забытых дел померкшие герои!Музыкой тут гремели вечера,В

Неве дробился блеск высоких окон;Напудренный мелькал и вился локон,И часто ножка с красным каблучкомДавала знак условный под столом;И старики в звездах и бриллиантахСудили резко о тогдашних франтах…

15

Тот век прошел, и люди те прошли;Сменили их другие; род старинныйПеревелся; в готической пылиПортреты гордых бар, краса гостиной,Забытые, тускнели; порослиДворы травой, и блеск сменив бывалый,Сырая мгла и сумрак длинной залойСпокойно завладели… тихий домКазался пуст; но жил хозяин в нем,Старик худой и с виду величавый,Озлобленный на новый век и нравы.

16

Он ростом был двенадцати вершков,С домашними был строг неумолимо,Всегда молчал; ходил до двух часов,Обедал, спал… да иногда, томимыйБессонницей, собранье острых словПеребирал или читал Вольтера;Как быть? Сильна к преданьям в людях вераИмел он дочь четырнадцати лет,Но с ней видался редко; за обедОна являлась в фартучке, с мадамой;Сидела чинно и держалась прямо.

17

Всегда одна, запугана отцомИ англичанки строгостью небрежной,Она росла, – как ландыш за стекломИли скорей как бледный цвет подснежный.Она была стройна, но с каждым днемС ее лица сбегали жизни краски,Задумчивей большие стали глазки;Покинув книжку скучную, онаОхотнее садилась у окна,И вдалеке мечты ее блуждали,Пока ее играть не посылали.

18

Тогда она сходила в длинный зал,По бегать в нем ей как-то страшно было;И как-то странно детский шаг звучалМежду колонн. Разрытою могилойНад юной жизнью воздух там дышал.И в зеркалах являлися предметыДлиннее и бесцветнее, одетыКакой-то мертвой дымкою; и вдругНеясный шорох слышался вокруг:То загремит, то снова тише, тише(То были тени предков – или мыши).

19

И что ж? – она привыкла толковатьПо-своему развалин говор странный,И стала мысль горячая летатьНад бледною головкой и туманный,Воздушный рой видений навевать.Я с ней не разлучался. Детский лепетПодслушивать, невинной груди трепетСледить, ее дыханием с немой,Мучительной и жадною тоскойКак жизнью упиваться… это былоСмешно! – но мне так ново и так мило!

20

Влюбился я. И точно хорошаБыла не в шутку маленькая Нина.Нет, никогда свинец карандашаРафаэля иль кисти ПеруджинаНе начертали, пламенем дыша,Подобный профиль… все ее движеньяОсобого казались выраженьяИсполнены – но с самых детских днейЕе глаза не изменяли ей,Тая равно надежду, радость, горе,И было темно в них, как в синем море.

21

Я понял, что душа ее былаИз тех, которым рано все понятно.Для мук и счастья, для добра и злаВ них пищи много – только невозвратноОни идут, куда их повелаСлучайность,

без раскаянья, упрековИ жалобы – им в жизни нет уроков:Их чувствам повторяться не дано…Такие души я любил давноОтыскивать по свету на свободе:Я сам ведь был немножко в этом роде.

22

Ее смущали странные мечты;Порой она среди пустого залаСиянье, роскошь, музыку, цветы,Толпу гостей и шум воображала;Кипела кровь от душной тесноты,На платьице чудесные узорыВиднелись ей – и вот гремели шпоры,К ней кавалер незримый подходилИ в мнимый вальс с собою уносил.И вот она кружилась в вихре балаИ, утомясь, на кресла упадала…

23

И тут она, склонив лукавый взорИ выставив едва приметно ножку,Двусмысленный и темный разговорС ним завести старалась понемножку;Сначала был он весел и остер,А иногда и чересчур небрежен;Ко под конец зато как мил и нежен…Что делать ей? – притворно строгий взглядЕго как гром отталкивал назад…А сердце билось в ней так шибко, шибко,И по устам змеилася улыбка.

24

Пред зеркалом, бывало, целый часТо волосы пригладит, то красивыйЦветок пришпилит к ним; движенью глаз,Головке наклоненной вид ленивыйПридав, стоит… и учится; не разХотелось мне совет ей дать лукавый,По ум ее, и сметливый и здравый,Отгадывал все мигом сам собой;Так годы шли безмолвной чередой;И вот настал тот возраст, о которомТак полны ваши книги всяким вздором.

25

То был великий день: семнадцать лет!Все, что досель таилось за решеткой,Теперь надменно явится на свет!Старик отец послал за старой теткой,И съехались родные на совет;Их затруднил удачный выбор бала:Что, будет двор иль нет? Иных пугалаЗастенчивость дикарки молодой,Но очень тонко замечал другой,Что это вид ей даст оригинальный;Потом наряд осматривали бальный.

26

Но вот настал и вечер роковой.Она с утра была как в лихорадке;Поплакала немножко, золотойБраслет сломала, в суетах перчаткиРазорвала… со страхом и тоскойОна в карету села и дорогойБыла полна мучительной тревогойИ, выходя, споткнулась на крыльце…И с бледностью печальной на лицеВступила в залу… Странный шепот встретилЕе явленье – свет ее заметил.

27

Кипел, сиял уж в полном блеске бал;Тут было все, что называют светом;Не я ему названье это дал;Хоть смысл глубокий есть в названье этом;Моих друзей я тут бы не узнал;Улыбки, лица лгали так искусно,Что даже мне чуть-чуть не стало грустно;Прислушаться хотел я – но едваЛовил мой слух летучие слова,Отрывки безыменных чуств и мнений —Эпиграфы неведомых творении!..»

Последний сын вольности

Посвящается (Н. С. Шеншину)

1

Бывало, для забавы я писал,Тревожимый младенческой мечтой;Бывало, я любовию страдал,И, с бурною пылающей душой,Я в ветреных стихах изображалТаинственных видений милый рой.Но дни надежд ко мне не придут вновь,Но изменила первая любовь!..