Стихотворения

Браунинг Роберт

IV

Щепа, что мигом сгорает дотла, Поленьев навалена там гора, Обрубки соснового ствола И лиственницы сухая кора. Уже привязали Жана к столбу, Кабаном повис еретик и вор. Плюют в лицо и уходят в толпу, "Laudes" поют: зажигай костер! Хор: Laudes Deo – кто скажет: зажги костер!

V

Храмовник Жан, что хвастался всласть, Тебе от огня спасенья нет! Если кляп во рту, как нас проклясть? На шею твою ошейник надет. Не крикнешь, – веревкою сдавлена грудь. Кулаком грозить?

Не скинешь ремня! Ногой привязанной не шевельнуть! Подумал: Христос спасет меня! Здесь единый кладет крестное знамение.

VI

Иисус Христос, Жан предал тебя. Иисус Христос, он продал твою плоть, За золото душу свою губя. (Salva reverentia) А теперь: "Спаситель, мне помоги! Я для турок сам не жалел огня! Взгляни на казнь Твоего слуги! Услышь, Спаситель! Спаси меня!" Хор: Еретик кричит: "Спаси меня!"

VII

Кто перед Богом не падает ниц? Кричит: угроза Его не страшна, Как лепет девчонки, кормящей птиц, Которых ведь тоже ругает она? Кто скажет, что ведомо всем одно, Одно: бесконечно милостив Бог? Зачем же ей розы названье дано? Саронская роза – не Божий ль цветок? Хор: О Жан, ты найдешь еще этот цветок!

VIII

Увы, есть розы и розы, Жан. Слаще одни, чем любовницы рот; Другие горьки (смеши горожан!), – Их корни питал бесовский помет. Однажды Павел святой размышлял О воздержанье и Дне Суда; И Феликс в ужасе задрожал, – Ты перст нечестивый согнул тогда. Хор: Зачем же ты перст согнул тогда?

IX

Ха-ха, не розу ль срывает он? Жан хочет злую прогнать тоску! Огонь раскрывает страшный бутон, И тянется пыльник вслед лепестку. И кровь закипает красной росой, И запах серы – ее аромат. И весь он, настигнутый Божьей грозой, Огромный цветок, что вырастил Ад! Хор: Кто создал Небо, тот создал Ад.

X

И Жан сквозь огонь стал к Тому взывать, Чье имя хулил его мерзкий язык, Кого он купил и продал опять, К Тому, Кто к его ударам привык. И лик Его очи открыл свои, Но голос Жана, как вой собак, Пред грозным Обликом судии Замер. Душа улетела во мрак. Аббат Деодает добавляет: Господи, помилуй ушедших во мрак.

Перевод М. Гутнера

Моя последняя герцогиня

Феррара: Вот на стене портрет моей жены, Последней герцогини. Вы должны Признать: он несравненен. День деньской Трудился Фра Пандольфо, и живой Она предстала, хоть её уж нет. Присядьте и взгляните на портрет. Я невзначай Пандольфо помянул; Ещё никто доселе не дерзнул Взглянуть на лик, что здесь запечатлен: Как взгляд её глубок, как страстен он! Покров, что я теперь сорвал для вас Его скрывал от посторонних глаз. Чем вызван сей красноречивый взгляд? Причину я и сам узнать бы рад! Но не один лишь муж, поверьте, мог Заставить вспыхнуть бледность этих щёк. Должно быть, фра Пандольфо, говорил: "Мадонна, вряд ли живописи сил Достанет для подобных совершенств!" –

Слова пустые, вежливости жест, Придворная учтивость, – но она Так льстила герцогине, и жена Бывало, часто, свой чудесный взгляд Дарила, улыбаясь, наугад. Казалось, всё вокруг её пленит: Неважно, кто иль что. Благодарит Всех в равной степени – мужчин и слуг, Забыв немного, кто её супруг. Кто б снизошёл до объясненья с ней, И приказал бы, мол, при мне не смей Так забывать себя? Я – не мастак В нравоученьях, и себе не враг: Её учить, что должно, что нельзя, Так опускаться, унижать себя, Я вовсе не намерен был, сеньор. Да, просветлялся герцогини взор, Когда б я не был с нею; но дарим Улыбкой, взором был не я один! Так продолжалось долго. Наконец Я отдал приказанье, и конец Настал улыбкам…Вот глядит она На нас, словно живая, с полотна. Ну что ж, сеньор, теперь мы вниз сойдём, Где свита ждёт. Напомню вам о том, Что щедрость графа мне теперь залог, И о приданном неуместен торг; Хотя, бесспорно, повторяю я, Дочь графа – наречённая моя – Предмет моих желаний… Но черёд Нам вниз сойти, там ваша свита ждёт. Взгляните, между прочим, по пути На этого Нептуна; не найти Второй такой фигуры и коня: Их в Инсбруке отлили для меня!

Перевод Тая Коби

Мертвый король

Изыди в ад! Лишь мёртвый ты хорош. Как сладок вздох свободы облегчённый. Ты уж мертвец, душою обречённый Питать кромешный ад, он так похож На твой же мир монахов и вельмож, Что сверг тебя. Ничуть не огорчённый, Вчерашний Пий, коленопреклонённый, Смел пыль с колен. Унял в поджилках дрожь. Где хор литаний, преданных тирад? Продажный поп умолк, да от чего ж? Продал тебя гнуснейший из святош, Ты для него – лишь тварь: лишь плоть, лишь смрад… Пришёл твой Час и прошипел: « Хорош! Тебе не место здесь. Изыди в ад!»

Перевод Игорь Дмитриевич Трояновский

У огня

Где мне быть в эту осень – я твердо знаю: Холодает. Длинней и темней вечера. Краски блекнут твои, о душа, звуки тают, Многогласие немо твое. Пора! Твой ноябрь наступает. У огня отыщусь я. И, ясно без слов, С древней книгой, где мудрость веков хранится. Ветер хлопает ставней, звенит засов, Я листаю, листаю страницы. Только проза теперь. Никаких стихов! За дверями я детский шепот ловлю. «Здесь он, здесь. Углубился в Греков. Можем мы убежать (я молчу, терплю), Там в леске, у ручья, где полно орехов, Мачту вырежем кораблю!» О, конечно, вы правы, мои друзья, Я читаю, затерян в таинственном мире. В лабиринте сознания странствую я, Ответвленья то уже, то шире, – Где дорога моя? Как в орешнике, тесно в грядущем. Стою. Не пробраться. Где больше простора? Кто-то манит меня. Я тебя узнаю. Мы идем очень быстро. И скоро Попадаем в Италию, юность свою. Я держу твою руку. Знакома она, Ей послушен, куда ни влекла бы! О Италия! Девушка ты, никому не жена, Пусть толпятся соседи – надежды их слабы. В их груди ты огнем зажжена! Мы руины часовни проходим опять, Выше путь нас ведет по ущелью. Погляди, деревушка? Никак не понять. Или мельница кем-то поставлена с целью Лишь тоску средь безлюдья унять? Вот еще поворот – и мы в центре вещей. Обступил нас обоих темнеющий бор. О, как вьется, блестит меж камней и корней Эта струйка воды! Вниз обрушившись с гор, Превратился поток в ручей!