Стихотворения

Кобылинский Лев Львович

Из «Les caresses» Ж. Ришпена

Греческий сонет

Ваятель Пракситель (чудесное преданье!) Однажды кубок так изваять пожелал, Чтоб контуром одним он сердце в нас пленял… Но тщетны были все порывы и старанья!.. Однажды вечером в пылу очарованья Он грудь своей подруги лобызал,— И был решен вопрос!.. Он кубок изваял И в кубке воплотил той груди очертанья… Под шествием веков забытая толпой, Исчезла та. чью грудь божественно-прекрасной В творенье воплотил художник молодой, От тленья сохранив навек любовью страстной… Но кубок тот живет и формой неземной Пленяет смертный взор бессмертной красотой!

У морского берега

Здесь я снова далек от всего прожитого, Я бежал от друзей, от Парижа родного, Где повсюду встают предо мной Пролетевших часов молчаливые тени, Где унылые сонмы забытых видений Жмут мне руки холодной рукой… Там о счастье, навек изменившем, мечты Из щелей мостовой разрослись, как цветы, Ароматом дыша ядовитым; Там, едва лишь захлопнул я дверь за собой, Катафалк погребальный предстал предо мной И помчался по каменным плитам, В нем Надежда почила… Я прочь убегал, Словно трус, я сражения пыл покидал, Все

забыть лишь желанием полный, Словно зверь, я скрывал свой померкнувший взор,— Между мной и Парижем безбрежный простор, Океана холодные волны!.. Но и здесь прожитое стоит предо мной, И по-прежнему чужд мне желанный покой!.. Как убийца, забыв у забора Окровавленный труп, прочь бежит от него (Но преследует всюду проклятье его), Я бегу, полный муки позора. Там, где остров сияет на лоне зыбей, Как провал, беспощадной пучины черней, Я нашел себе кров одинокий И, как филин в дупле, здесь живу я один — Ложь бесстыдная женщин и хохот мужчин Не тревожат приют мой далекий… Здесь я горько рыдаю в безумной тоске, Здесь я слышу, как катится вал на песке, Это — с ветром сражается море, Об утесы изранены длани его, Но рыданье валов мне отрадней всего, В нем хочу я забыть свое горе!.. Тщетно ветр заунывную песню поет, Тщетно море мне волны-чудовища шлет, Нет в душе моей сна и покоя! Как в грозу альбатрос, пораженный стрелой, Шлю я вопли и стоны пучине морской, Не боясь ее дикого воя!.. И течет в моих жилах минувшего яд, В реве ветра все прежние песни звучат — Это шепот часов пережитых, Снова призраков сонмы встают предо мной И былые беседы заводят с душой, Снова полон я звуков забытых!.. Те же страшные грезы погибшей души Вырастают, как в городе шумном, в тиши, И опять я безумно рыдаю… И под ропот печальный пучины морской, Как жемчужины, каплет слеза за слезой, По гранитным утесам спадая… Я напрасно приюта ищу для себя, И я знаю, печаль безутешна моя! И напрасно забвенья ищу я, Знаю я, что былого нельзя позабыть, Что всегда страшный призрак во мне будет жить, Возмущаясь, стеня, негодуя!..

Офелия

Посвящается Н.Н. Каменской

Она склоняется под тяжестью страданья И колыбельному напеву тихих вод, Полна отчаянья, полна очарованья, Младую грудь свою послушно отдает… Из глубины реки недвижной и кристальной Навстречу ей звучит мелодией печальной Незримой лютни звон, с журчанием волны В серебряный напев чудесно сочетаясь, И грустно льется песнь средь чуткой тишины, И дева внемлет ей, сквозь слезы улыбаясь… Последний луч, дрожа, ласкаясь, золотит И замка древнего тенистые руины, И полог сонных вод, и пестрые долины И ей в последний раз лобзание дарит… Вот и угас… С небес царица ночь спешит, С улыбкой кроткою она теперь качает В водах загрезивших свод сумрачных небес И в глубине рой звезд неспешно зажигает… Вот медленно ползет свинцовых туч навес, Вот ива грустную головку преклоняет… Зачем так рано луч пред страшной тьмой исчез?!. . . . . . . . . . . . . . . . Чу, прокатился гром… Смотри, смотри, толпою Несутся всадники по небу на конях, Сверкают их мечи блестящей полосою, И звезды ясные горят на их щитах!.. И снова все вокруг затихло чрез мгновенье, И льется полночи незримой песнопенье… Вот вся разубрана колосьями, цветами, Фиалки и жасмин в распущенных кудрях, Рыданья горькие прервали песнь в устах, Она склоняется к волнам меж тростниками… Увы, отчаянье в груди сдавило страх… Там, где качаются у берегов лилеи, Раздался всплеск воды, и брызги, как роса, Блестя, усыпали чело и волоса, И колос, что дрожит в ее руках, желтея… Покинут берег, вглубь безжизненных долин Теперь нога ее бестрепетно вступает; Навстречу к ней рой нимф с приветом выплывает… И в царстве вечной мглы, под пологом пучин, Там очи грустные Офелия смежает.

Леметр

Б. Паскалю

Посвящ. Н.Г. Тарасову

Ты бездну страшную увидел под ногами. Сомненья, горький смех изрыли пасть ея, Ты созерцал ее бессонными ночами, И смерти пронеслась холодная струя… И ввергнул в бездну ты. не медля: без сомнений Плоть изможденную и сердца чистый жар, И гордость разума, и сладостный угар Соблазнов жизненных, и свой высокий гений… Ты бездну жадную своей наполнил кровью, Останки страшных жертв ты в глубь ее вложил, И после радостный, исполненный любовью, Крест Искупителя над бездной водрузил… Но бездна жадная разверзлась вновь под прахом, И, как Тростник, дрожал твой крест, объятый страхом!

Бурже

Смерть

Мудрец сказал: «Здесь все прейдет, все быстротечно!» Слова зловещие с тех пор всегда со мной… Я вижу, гаснет день, прочь уносясь беспечно, Навстречу мне летит час смерти роковой. Я — мертв… угас навек в груди огонь сердечный, Суровый мрак одел взор помертвелый мой, Чело закутано тяжелою парчой, Я сплю последним сном в объятьях ночи вечной!.. Когда б Ты ни пришла, теперь, чрез двадцать лет, Я знаю, Ты придешь ко мне неотвратимо!.. Вот Ты передо мной; увы, надежды нет!.. Перед лицом твоим, о Смерть, промчатся мимо, Померкнут радости, иссякнет сил прилив, Покажется смешным восторженный порыв!..

Байрон

Тьма

Я видел сон, но все ли сном в нем было?!. Погасло солнце, без лучей средь тьмы В пространстве вечном сонмы звезд блуждали; В безлунной ночи мерзлая земля Вращалась черным шаром!.. День кончался, Ночь приходила, наступало «Завтра», Но светлый день с собой не приводило… Все люди, страсти в ужасе забыв, О светлом дне молитвы воссылали К померкнувшим, суровым небесам,— И все сердца людей обледенели!.. И жили все, вокруг костров блуждая, Предав огню и пышные чертоги, И светлые дворцы, царей престолы И хижины голодных бедняков, Сложив везде сигнальные костры… Не стало городов, и безнадежно Вокруг своих пылающих домов Толпились люди и в лицо друг другу В последний раз старались заглянуть, И ликовали те, кто поселился Близ кратеров вулканов раскаленных, Вблизи вершин, светящихся, как факел… И снизошло ужасное прозренье!.. Леса горели, с треском упадали Стволы дерев пылающих вокруг, И тьма весь мир покрыла пеленою; При каждой вспышке языки огня Людей дрожащих лица озаряли, Но их чело являло выраженье Нездешнее; иные пали ниц И плакали, скрывая слез потоки; Другие, опершися подбородком На кулаки, сидели неподвижно С улыбкой безнадежной на устах; Иные

с бесконечною тревогой Металися, напрасно разжигая Огонь костров, вперяя взоры в небо, Но небо было мрачно, словно саван Безжизненной, бесчувственной земли… Тогда, в безумии зубами скрежеща, Они на землю хладную взирали И жалобно вопили о пощаде; Услышав стон, им громким криком вторя, Рой хищных птиц, кружася, падал наземь И крыльями в бессильи бил о землю… Стада зверей в испуге небывалом Безвредные блуждали меж людей, И змеи, вкруг со свистом извиваясь, Служили пищей лакомой для них… И наконец ужасная война, Дремавшая дотоле, возгорелась, И стала кровь ценою каждой пяди, И каждый сел особняком, сердито Смотря вокруг, во мраке насыщаясь, Навек любовь исчезла из сердец, И мысль одна царила надо всем, Мысль о позорной, неизбежной смерти, И голод стал терзать людей утробы, Вокруг костей несхороненных груды И кучи тел валялись и сгнивали, Живой скелет глодал иссохший труп, Голодные собаки забывали Своих хозяев и терзали их… Меж них была одна, у трупа сидя, Она его, ворча, оберегала От птиц, зверей и от людей голодных, Что рыская вокруг, искали трупов, И челюсти с усильем разверзали… Но верный пес забыл мечты о пище И с жалобным и непрерывным визгом Лизал, увы, бесчувственную руку… Так пал и он… Вокруг толпы людей От голода в мученьях умирали… От двух враждебных городов осталось Лишь двое жителей, бродя во мраке, Вдруг встретились они пред алтарями, Где были все святыни сожжены, Накопленные для позорных целей… Тогда, дрожа от стужи, легкий пепел Они в испуге стали разгребать И раздувать дыханьем слабым пламя, Но. вспыхнувши насмешливо на миг, Оно угасло… старые враги, Они сразились и погибли оба, И не узнал в лицо врага убийца… Мир опустел, великий, людный мир Стал комом глины без дерев зеленых. Цветущих трав. людей и шумной жизни, Без осени, зимы, весны и лета,— И снова стал на нем царить хаос,— Моря, озера, реки — все умолкло И замерла бездонная их глубь. В морях суда застыли без движенья. Лишенные навек искусных кормчих. Беззвучно мачты в воды упадали, И волны были мертвы и недвижны, Забыв свои приливы и отливы,— Их чудная владычица луна Давно, давно погасла в небесах… Затихнул ветер, воздух онемел… И облака развеялись во мраке,— И мрак один царил над всей вселенной…

Из «Экклезиаста»

Глава I

Тебе дано прожить немного скучных дней, Промчится жизнь твоя крылатою стрелою, Полна пустых затей, блестящей суетою… И твой исчезнет след… Ступай же, ешь и пей!.. Замолкни, не точи своих речей пред Богом, Слова глупцов, что сны в тиши немых ночей,— В тех снах кипит наш ум и грудь в волненьи многом… Проснулся… где они?.. Ступай же, ешь и пей!.. Все суета сует… приходят поколенья И вновь уходят в тьму, прожив немного дней, И их исчезнет след, — печали, наслажденья Все суета сует… Ступай же, ешь и пей!.. Восходит всякий день горячее светило С Востока, к Западу склоняясь всякий день, Кружится ветр, и вспять неведомая сила Его влечет, лишь мир обнимет ночи тень. Волнуяся, в моря стремятся дружно реки Отвсюду, изо всех холодных, жарких стран, Но не наполнить им бездонный океан, И все текут они и будут течь вовеки!.. Бессильны все слова, и до последних дней Никто не изречет последнее нам слово, И будем мы взирать на то, что нам не ново, Внимать известному… Ступай же, ешь и пей!.. Я мудр… Господь мне влил высокое желанье Все видеть, все познать, все сердцем испытать, Но мудрость — суета и суета — познанье, К чему в душе печаль и злобу пробуждать?!. Прекрасен я, — в дворцах, под сенью вертоградов, Под ропот чистых струй, их пылью орошен, В шелках и золоте, рабами окружен, Под грохот медных труб, на стогнах людных градов Я жадно стал вкушать роскошной жизни плод, И очи. и уста. и душу насыщая… Потом поник главой, печально размышляя,— «Все — суета сует, все сгибнет, все прейдет!..» Вы, расточайте жизнь без жалости, покуда Еще не стали вы добычею червей, И не сдавила грудь камней холодных груда… Все — суета сует… Ступай же, ешь и пей!..

Глава 12

Любите Господа в дни юности и силы, Доколе не померк светил небесных луч, Не облегла небес гряда зловещих туч, Не льется хладный дождь, не свищет ветр унылый, Пока не замерло жужжанье жерновов, Пока не пали ниц твои рабы в испуге, Доколе не замолк звук песен и рогов, Пока еще горит любовь в твоей подруге!.. Настанет страшный день, — замкнутся с плачем двери И всюду будет мрак и тишина ночей, И будут все тогда вставать с одров, как звери, По крикам птиц ночных, чтоб плакать у дверей… И ратники твои отыдут прочь, бледнея, И стражники твои покинут дом отцов, Не загремят мечи, у них в руках немея, Когда изноешь ты под властью черных снов!.. И обнажатся вдруг высоты мирозданья, И бездны страшные разверзнутся, как ад, И сонмы ужасов пути вам преградят, И все мы в Вечный Дом пойдем среди рыданья!.. Любите ж Господа, доколь не порвалась Серебряная цепь, лампада золотая Не раздробилася, доколь вода живая На дно источника дождем не пролилась… Доколь еще кувшин о камень не разбился, И не обрушилось в колодезь колесо, Доколе в жалкий прах не обратилось все, И человека дух к Отцу не возвратился!..

Крест и лира

Протогону

(жертвенный дар — мирра)

Дух первозданный, дважды рожденный, тебя призываем! Ты, покинув яйцо, скитаешься в царстве эфира. Плещешь золотом крыл, ревешь, как Телец громогласный; Ты — источник богов и людей, ты — семя вселенной; Ты досточтимый вовек, несказанный и недостижимый, Ниспосылатель бурь, сокровенный и весь светоносный, Отгоняя туман от очей, торжествуя над мраком. Ты на шумящих крылах паришь над пространством вселенной! О лучезарный, святой, весь собой исполняющий недра, Мудрый, блаженный, предстань! Тебе жертвенный дар многоцветный Днесь принесен к алтарю сонмом вещих служителей бога!

Барка Марии

С дыханием бурь незнакома, По лону небесных морей Ты властью напева влекома, Скользишь все быстрей да быстрей. Ни весел, взметаемых дружно, Ни мачт, ни шатаний руля, Ни зыби, ни пены жемчужной Не ведает барка Твоя. Мария, над влагою зыбкой Ты клонишь сиянье венца, В водах уловляя улыбкой, Как жемчуг, святые сердца. Рев Львапред Тобой замолкает, Рога преклоняет Телец. И с трепетом вдруг опускает Копье золотое Стрелец. И, взор преклонив благосклонный, Ты светишь вдоль вечного дня Нетленною Розой Сиона, Воздушною Радугой дальней, Живого колонной огня И чашей Грааля хрустальной!