Не здесь, на обломках, в походе, в окопе,Не мертвых опрос и не доблести опись.Как дерево, рубят товарища, друга.Позволь, чтоб не сердце, чтоб камень, чтоб уголь!Работать средь выстрелов, виселиц, пытокИ ночи крестить именами убитых.Победа погибших, и тысяч, и тысяч —Отлить из железа, из верности высечь, —Обрублены руки, и, настежь отверсто,Не бьется, врагами расклевано, сердце.
1929
«Сочится зной сквозь крохотные ставни…»
Сочится
зной сквозь крохотные ставни.В беленой комнате темно и душно.В ослушников кидали прежде камни,Теперь и камни стали равнодушны.Теперь и камни ничего не помнят,Как их ломали, били и тесали,Как на заброшенной каменоломнеПроклятый полдень жаден и печален.Страшнее смерти это равнодушье.Умрет один — идут, назад не взглянут.Их одиночество глушит и душит,И каждый той же суетой обманут.Быть может, ты, ожесточась, отчаясь,Вдруг остановишься, чтоб осмотреться,И на минуту ягода леснаяТебя обрадует. Так встанет детство:Обломки мира, облаков обрывки,Кукушка с глупыми ее годами,И мокрый мох, и земляники привкус,Знакомый, но нечаянный, как память.
1939
«По тихим плитам крепостного плаца…»
По тихим плитам крепостного плацаРазводят незнакомых часовых.Сказать о возрасте? Уж сны не снятся,А книжка — с адресами неживых.Стоят, не шелохнутся часовые.Друзья редеют, и молчит беда.Из слов остались самые простые:Забота, воздух, дерево, вода.На мир гляжу еще благоговейней —Уж нет меня. Покоя тоже нет —Чужое горе липнет, как репейник,И я не в силах дать ему ответ.Хожу, твержу, ищу такое слово,Чтоб выразить всю тишину, всю боль —Чужого мне, родного часовогоС младенчества затверженный пароль.
1939
«Додумать не дай, оборви, молю, этот голос…»
Додумать не дай, оборви, молю, этот голос,Чтоб память распалась, чтоб та тоска раскололась,Чтоб люди шутили, чтоб больше шуток и шума,Чтоб, вспомнив, вскочить, себя оборвать, не додумать,Чтоб жить без просыпу, как пьяный, залпом и на пол,Чтоб тикали ночью часы, чтоб кран этот капал,Чтоб капля за каплей, чтоб цифры, рифмы, чтоб что-то,Какая-то видимость точной, срочной работы,Чтоб биться с врагом, чтоб штыком — под бомбы, под пули,Чтоб выстоять смерть, чтоб глаза в глаза заглянули.Не дай доглядеть, окажи, молю, эту милость,Не видеть, не вспомнить, что с нами в жизни случилось.
1938–1939
Барселона
Верность («Верность — прямо дорога без петель…»)
Верность — прямо дорога без петель,Верность — зрелой души добродетель,Верность — августа слава и дым,Зной, его не понять молодым,Верность — вместе под пули ходили,Вместе верных друзей хоронили.Грусть и мужество — не расскажу.Верность хлебу и верность ножу,Верность смерти и верность обидам,Бреда сердца не вспомню, не выдам.В сердце целься! Пройдут по тебеВерность сердцу и верность судьбе.
1939
Дыхание
Мальчика игрушечный корабликУплывает в розовую ночь,Если паруса его ослабли,Может им дыхание помочь,То, что домогается и клянчит,На
морозе обретает цвет,Одолеть не может одуванчикИ в минуту облетает свет,То, что крепче мрамора победы,Хрупкое, не хочет уступать,О котором бредит напоследокЗеркала нетронутая гладь.
1939
«Самоубийцею в ущелье…»
Самоубийцею в ущельеС горы кидается поток,Ломает вековые елиИ сносит камни, как песок.Скорей бы вниз! И дни и ночи,Не зная мира языка,Грозит, упорствует, грохочет.Так начинается река,Чтоб после плавно и ленивоКачать рыбацкие челныИ отражать то трепет ивы,То башен вековые сны.Закончится и наше времяСреди лазоревых земель,Где садовод лелеет семяИ мать качает колыбель,Где летний день глубок и долог,Где сердце тишиной полноИ где с руки усталый голубьКлюет пшеничное зерно.
1939
«Как восковые, отекли камельи…»
Как восковые, отекли камельи.Расина декламируют дрозды.А ночью невеселое весельеИ ядовитый изумруд звезды.В туманной суете угрюмых улицЕще у стоек поят голытьбу,А мудрые старухи уж разулись,Чтоб легче спать в игрушечном гробу.Вот рыболов с улыбкою беззлобнойПодводит жизни прожитой итог,И кажется мне лилией надгробнойВ летейских водах праздный поплавок.Домов не тронут поздние укоры,Не дрогнут до рассвета фонари.Смотри — Парижа путевые сборы.Опереди его, уйди, умри!
1939
«Все простота: стекольные осколки…»
Все простота: стекольные осколки,Жар августа и духота карболки,Как очищают от врага дорогу,Как отнимают руку или ногу.Умом мы жили и пустой усмешкой,Не знали, что закончим перебежкой,Что хрупки руки и гора поката,Что договаривает все граната.Редеет жизнь, и утром на постоеПрипоминаешь самое простое,Не ревность, не заносчивую славу —Песочницу, младенчества забаву.Распались формы, а песок горячийНи горести не знает, ни удачи.Осталась жизни только сердцевина:Тепло руки и синий дым овина,Луга туманные и зелень бука,Высокая военная порука —Не выдать друга, не отдать без бояНи детства, ни последнего покоя.
1939
«Я должен вспомнить — это было…»
Я должен вспомнить — это было:Играли в прятки облака,Лениво теплая кобылаВыхаживала сосунка,Кричали вечером мальчишки,Дожди поили резеду,И мы влюблялись понаслышкеВ чужую трудную беду.Как годы обернулись в даты?И почему в горячий деньПошли небритые солдатыИз ошалевших деревень?Живи хоть час на полустанке,Хоть от свистка и до свистка.Оливой прикрывали танкиВ Испании. Опять тоска.Опять несносная тревогаКричит над городом ночным.Друзья, перед такой дорогойПрисядем малость, помолчим,Припомним все, как домочадцы, —Ту резеду и те дожди,Чтоб не понять, не догадаться,Какое горе впереди.