Стиль модерн
Шрифт:
— Лобанов? Ну и что?
— Он был ранен. Тяжело.
— Когда?
— В феврале или марте.
— Вы знали об этом, но скрывали от нас? Ну хорошо, тем лучше, пусть приезжает. Одним мужчиной больше. Мы наконец сможем поговорить о балете…
— Он уже не тот, мадемуазель Файя.
— Ну конечно, Стеллио, мы это знаем: война изменила весь мир. Можно, тем не менее, вновь начать развлекаться, не правда ли? Думаете, теперь уже никто не занимается любовью?
Стеллио побледнел. Лиана видела, как вздулись вены у него на висках. Невозмутимая Файя добавила, обращаясь к подруге:
— …Правда, некоторые стали так невинны, и совершенно неожиданно…
Лиана повернулась к Стеллио:
— Что случилось с Лобановым?
Он закрыл глаза, постарался устроиться в тени зонта и тихо сказал:
— Я не видел его с Испании, после нашего разрыва. Ничего о нем не знал. Лобанов мне не писал. Он ведь считал, что мне не хватает смелости, а больные легкие — лишь предлог, чтобы избежать войны. Я, по его мнению, должен был пойти на фронт добровольцем. Возможно, он прав. Но я не создан для этой бойни.
Он помолчал и произнес более твердо:
— Во всяком случае, как только его ранили, он захотел меня увидеть. Сказал, что я — единственная его семья. Это вранье. У него есть семья, в России, тетки и кузены. Короче, это было на Пасху. Я нашел его в госпитале, в Париже. Ему отняли ногу, мадемуазель Лиана. Это ужасно. Он больше не сможет танцевать.
— Но все равно будет придумывать свои балеты, — заметила Файя. — Я уверена, что война никак не повлияла на его прекрасное воображение. Кстати, теперь могу сказать: он никогда не был хорошим танцовщиком. Нижинский его превосходил, и намного. Масин тоже.
Стеллио откинулся в кресле. Каждая фраза Файи, казалось, его ранила.
— Как он с этим справился? — спросила Лиана.
— Конечно, жуткие вспышки ярости. И во всем он обвиняет меня, даже в русской революции. Целыми днями рвет и мечет, ругает Дягилева, весь мир. Его успокаивают только дух и .
— Дух и ? Надо же! — удивилась Файя.
Стеллио не сдержался и обхватил голову руками.
— Это ад! — Сразу пожалев о последнем слове, он вскочил, взял трость и шляпу: — Извините! Я вас покидаю. Вот почему, мадемуазель Файя, я запоздал с платьями. Остальные будут через восемь дней. Я с кем-нибудь пришлю.
Он наклонился, чтобы поцеловать руку. Ему отказали:
— Нет. Оставайтесь!
И Стеллио, конечно, остался. Он снова сел, рассматривая Нарцисса. Тот прыгнул на колени к хозяйке и, путаясь в кружевах, зарылся в свое убежище.
Файя взяла кисть, обмакнула ее в коричневый клей и очень осторожно приклеила крокодила к своему колье.
— Вот, закончено. Теперь подождем, пока высохнет.
Это было невыносимо: она была тут, совсем рядом, но в то же время такая далекая — в мыслях об украшениях, о платьях для танца.
Чтобы избежать неловкости, Стеллио произнес:
— Изящное колье. Немного безумно, но красиво.
Файя расхохоталась, схватила со стола коробочку из белого нефрита, вынула оттуда сигареты:
— Лиане не нравится. Она не переносит табак. Она не любит все хорошее. А вы?
Он принял сигарету.
— Ну что ж, Стеллио, поговорим немного о Довиле. Вы ведь туда приедете, не правда ли, вместе с Лобановым? Эта поездка даст вам обоим новые идеи, разбудит воображение. А где мои журналы? «Фемина» вновь появилась! У вас есть последние номера?
Стеллио вынул стопку из пакета, и Файя стала перелистывать страницы.
— Глядите, Музидора. Какой забавный кошачий вид. Она снимается в кино. — Ее рот вдруг искривился от зависти. Она отложила журнал и взяла газеты: — Все одно и то же: война, война. Однако места, где идут сражения, так красиво называются: замок Вздоха, балка Красивой церкви… Ох, опять эти ужасы, которые рассказывают о женщинах!
— Они работают, мадемуазель Файя. Даже на железной дороге, смазывают локомотивы.
— Нельзя так пользоваться самоотверженностью. Какие лицемеры! Осудили женщину, обманувшую своего мужа-калеку! Все говорят только о Жанне д’Арк!
— Ты неправа, Файя, — вмешалась Лиана, — не надо преувеличивать.
— Это так! Ты выйдешь замуж за слепого солдата из-за своего патриотизма, как вот эта, в газете! Они даже обвинили Мату Хари! За… за шпионаж.
— Она указала на статью, злобно тыча туда пальцем, потом потушила сигарету и поднялась с властным видом. Кот Нарцисс скатился в гравий. Походив немного по аллее, будто о чем-то думая, она резко повернулась и встала перед Стеллио:
— Хорошо, договорились: вы приедете в Довиль с Лобановым. Спасибо за платья. Вентру Вам заплатит. До встречи там!
Лиана сразу вмешалась:
— Она устала, Стеллио. Она очень ослабла после вояжа в Париж на премьеру «Парада». Мы не поедем в Довиль…
— Поедем! — крикнула Файя.
Потом, в порыве внезапной нежности, обвила руками шею Лианы и стала гладить ее через лиф. Кто научил ее таким ласкам? Пепе, Мата Хари? И это здесь, перед Стеллио!
Лиана попыталась ее оттолкнуть:
— Ты не поедешь!
Та не уступала, обнимая еще нежнее:
— Мне надо как-то отвлечься, Лианон, дорогая!
— От чего?
— От всего…
Стеллио не смел пошевелиться, и Файя призвала его в свидетели:
— Вы ведь знаете, дорогой Стеллио, они возобновили «Минарет» без меня! Конечно, я была больна, но они меня даже не попросили, я все узнала на премьере «Парада». Ах да, правда, вы ведь тоже там были, вы сами мне это и сказали. Все-таки мы тогда здорово развлеклись, на «Параде». И продолжим в Довиле, с Пепе, Минко, хорошеньким юным Эммануэлем…