Стиль модерн
Шрифт:
Мельком Лиана вспомнила о Стиве. С тех пор, казалось, прошла вечность. Еще одна жертва Файи, во всем похожей на войну: презирающей возраст, пол, национальность. Американец был так предан ей!
Такси остановилось перед домом Вентру. Лиана вышла из машины и окинула взглядом фасад. Ей стало немного не по себе. Здесь должно произойти что-то, что она никогда не испытывала, кроме, может быть, — и это было так давно! — в объятиях Файи.
Критически оглядев себя, Лиана признала, что покрой ее костюма походит на одежду военного времени — на то ужасно благопристойное и тусклое, то, чего она сама так боялась еще в августе 1914 года. Что об этом подумает Вентру, привыкший к дезабилье Файи, к ее прошитым золотом с вырезами платьям, к окутывающим ее туманам из кисеи? Она, прекрасная Лиана из Бордо, за три года войны превратилась в «исполненную гражданского долга весталку», по излюбленному выражению патриотических журналов.
Едва лакей провел ее в салон, как Лиана еще больше смутилась. Она ожидала увидеть серьезного, строгого Вентру, работающего за письменным столом. Вместо этого он сидел на краю полудивана в несколько ленивой позе и, затягиваясь сигаретой, внимательно ее разглядывал, будто что-то подсчитывал. Руки Лианы сжались на сумочке.
— Вы очень достойно выглядите, мадемуазель де Шармаль.
Он даже с ней не поздоровался, а в мадемуазель де Шармальвложил столько ложной церемониальности, что она еще сильнее покраснела и, гордо подняв голову, повернулась к двери.
— Да нет, останьтесь, дорогая Лиана!
Как и тогда в Бордо, он играл сейчас с ней в нежность, и так же, как там, она не противилась и села напротив него в указанное им кресло.
— Вы красивы. Но слишком пристойны! Еще немного, и наденете на палец стальное кольцо — как те женщины, чьи женихи на фронте.
Она выдержала взгляд, хотя чувствовала, что он хотел задеть ее. Надо говорить с ним прямолинейно, язвительно, открыто, чтобы сломать его беспристрастность.
— Да, я всего лишь содержанка, разыгрывающая добродетель. Но у меня мало времени, Вентру. Файя осталась одна в Шармале.
При одном упоминании о Файе он скривился:
— Думаете, с ней что-то случится? Она ведь уже большая.
Время не пощадило Вентру: он осунулся, черты лица стали резче, волосы поредели. Лиана заметила, как его пальцы подрагивали на желтом бархате дивана.
— Я вам кажусь злым, не так ли? Как в Бордо.
У него превосходная память. Он снова брал верх над нею. Она промолчала.
— Давайте выпьем вместе портвейна. Как в тот, первый раз…
Он позвонил. Последовала долгая пауза, пока они не остались наедине, с рюмками в руках. Вентру подошел к Лиане. Его лицо матового цвета было хорошо выбрито. Слегка пахнуло духами. Но, не зная почему, Лиана почувствовала в нем человека, связанного с землей, с обширными тучными полями под солнцем: его терпение, крестьянская хитрость, внезапные неистовые желания.
Вентру, скрестив руки, спросил с напускной иронией:
— Файя вас так замучила?
Она не ответила.
— Позвольте заметить, что вы себя глупо ведете, так стараясь ради нее.
— Но она же болела! И я вам поставила ее на ноги! Могли бы меня поблагодарить.
— Она бы и сама прекрасно справилась.
Тот же ответ, что и у Файи двумя днями раньше. То же нежелание вспоминать о болезни. Конечно, они избегали говорить о том, что этому предшествовало: о ребенке.
— Признайтесь, вы довольны. Теперь она изводит меня. А вы от нее избавились! Она вроде бы и не существует.
Вентру одним глотком допил портвейн.
— От Файи не избавишься. — И добавил глухо: — Во всяком случае, не таким образом. Вы понимаете, о чем я говорю.
Он встал и начал ходить вокруг Лианы, как бы прицениваясь. Она молчала, втайне надеясь, что его влечение к ней проявится в каком-нибудь жесте. Вентру угадал ее волнение, она была уверена в этом. Он знал, что заставляло ее трепетать: странная смесь ревности и соблазна. И сам испытывал то же самое.
Лиана выдохнула:
— Налейте мне еще портвейна.
Он подал ей бокал.
— Я устала, Вентру. Если бы только Файя…
— Ну, от д’Эспрэ вы легко освободитесь! — Он рассмеялся.
— Почему вы даете ему столько денег?
— Он мне нужен. Я покупаю у него таланты.
— А для чего вам это? Вы что-то не договариваете.
— Никогда не знаешь, что будет дальше. После войны наступит новая жизнь, неважно, выиграем мы или проиграем. Вы обратили внимание на то, что истинно богатые люди всегда покровительствуют художникам? Мне нужно чистое богатство.
— Вы хотите сказать, что не желаете выглядеть «новоиспеченным»?
— Совершенно верно. Я никогда не буду в компании этих жуликов, уже переполнивших наши тюрьмы.
— А что вы будете делать после войны, вместо того чтобы торговать пушками?
— Надо будет восстанавливать нормальную жизнь. И позволить людям помечтать. Это всем понадобится, как французам, так и немцам. Всему миру. И поможет нам кино.
— Кино?
— Да. С красивыми блондинками, у которых волосы прозрачные, как пена электрических разрядов. Такие уже встречаются в американских фильмах.
— Для этого вам нужна Файя?
— Нет. Абсолютно любой может исполнить эту роль. Любой, кто согласится.
— Вы знаете, что она хочет отправиться в Довиль?
Вентру неопределенно повел руками:
— Туда или в другое место…
— Она… позовет туда Минко, Пепе…
— Что ж! Пусть едет!
Он вдруг склонился над Лианой, кивнув на граммофон:
— Хочешь, я поставлю музыку?
Это был вызов с его стороны — он обратился к ней на «ты». Лиана воскликнула:
— Она будет издеваться над вами на публике в Довиле — возьмет одного, двух любовников — и это в разгар войны, а вам все равно? Вы чудовище!
Вентру завел граммофон и сел на диван:
— Эти патриотичные слова звучат очень смешно. Я бы лучше послушал танго. Ты знаешь, я отлично танцую!
— Не сомневаюсь.
Лиана поднялась и направилась к двери. Он остановил ее:
— Не разыгрывай добродетель. Ты похожа на нее.
Второй раз за два последних дня ей пришлось слышать эту фразу. Одно и то же желание: поставить ее, Лиану, на место Файи. Что это: сговор против ее бывшей подруги? Кто еще к нему примкнет?