Стиль модерн
Шрифт:
— Что стало с Вентру?
— Вентру? Я никогда его не видел. Кто может похвастать тем, что встречал Вентру? Управляющий Национальным банком Франции, возможно, или министр финансов… — И Макс прибавил, чуть тише: — Вряд ли мы верили в то, что он был ее мужем…
— Но он им был!
— Нет! Все уверяют, что он холостяк. Даже называют «закоренелым холостяком»!
— У них родился ребенок!
— Ну и что? Самые странные слухи ходят про Вентру, и он их поддерживает: ему нравится таинственность — что-то вроде тайной власти.
— Чем он занимается на самом деле?
— Сложно сказать… Он из тех нуворишей, которые выжили, в отличие от остальных, кто продул свои деньги в казино. Но я знаю о Вентру со слов других. Финансисты только обиняками о нем упоминают. Его боятся и уважают, его имя всегда связывают с крупными делами, историями с займами, кредитами, шепчутся, что он в дружбе с управляющим Банком Франции. Я даже слышал, как о нем говорили в связи с планом Дэвиса — этим все сказано! Но что он представляет из себя на самом деле, думаю, не знает никто. Его никогда нигде не видно, он не выходит в свет, у него очень мало близких людей.
— Закоренелый холостяк! — повторил Стив озадаченно.
Он тут же вспомнил их встречу, этот ресторан военного времени, где он понял, как Вентру непреодолимо тянуло к женщинам и в то же время как тот их ненавидел. Стив был ошеломлен, когда узнал, что он стал мужем Файи, но сразу поверил в это. Еще одна легенда в истории танцовщицы? А ребенок, был ли он?
— А ты, Макс, когда ты женишься? — продолжил он без всякого перехода.
— Через три месяца. В феврале. Позже я буду слишком занят. Венеция красива и зимой.
— Венеция?
— Свадебное путешествие… Я приглашаю тебя в Париж на бракосочетание.
— Спасибо, но извини: я смогу приехать, может быть, в мае или июне. Я бы снял виллу на Ривьере.
— Бьюсь об заклад, этим утром ты и слышать не хотел о Франции!
— Не знаю, если честно сказать. Просто пришла идея в голову.
Он вынул ноги из воды и стал энергично отряхивать с них капли.
— Во всяком случае, не беспокойся. Эта девушка, как и все кинодивы, — авантюристка без особого размаха. Она напоминает мне Теду Бара, модную в то время, когда я вернулся из Европы, женщину-вамп. Продюсеры выдумывали о ней немыслимые истории. Уверяли, что ее настоящее имя Араб Дет, а Теда Бара — анаграмма этого имени. Говорили, что она родилась под сенью пирамид, что по завещанию родителей к ней перешли пергаменты, хранящие последние секреты сфинксов и фараонов… Она недолго исполняла роли фатальных женщин, что меня совсем не удивляет. Эти глупые истории совсем отвадили меня от кино!
Слуга принес еще кофе. Поток свежего воздуха проник в комнату. Стив вздрогнул и надел ботинки.
— Суета это все. Женские романы. Они все выдумывают о себе истории. Файя тоже.
— Откуда она была родом?
— Я знаю не больше тебя. Она, конечно, придумала собственную тайну. На первый взгляд она казалась очень простой, но как только к ней начинали приближаться, она воздвигала стену. Медленно, но верно. Кирпич за кирпичом.
Стив повторил движение строителя. Его тон изменился, стал резче:
— …Конечно, и мы, мужчины, тоже придумываем себе романы. И ты, Макс, если тебя беспокоят эти фотографии, значит, ты все еще помнишь свой роман.
— Ты ошибаешься. Меня интересует только политика. И Мэй.
— Очень хорошо. Тогда скажи себе, что все эти люди умерли.
Макс задумался.
— Ты, конечно, прав, — согласился он наконец. — Моя мать с тех пор больше ни разу не получала известий от графа д’Эспрэ.
— Вот видишь! Это было безумное время. Мы все боялись Файи. А теперь боимся высохшей краски на газетных страницах, фотографий, кинопленок! — Стив завязал последний узелок на ботинках: — Во всяком случае, эта Лили — брюнетка!
— Как! — выдохнул Макс. — Ты ничего не видел?
— Да нет, нет, я хорошо рассмотрел все фотографии… — Он разложил по столу газетные вырезки.
— Последняя! — вскричал Макс. — Куда подевалась последняя? Та, две недели назад…
Он приподнял чашку, опрокинул сахарницу; стал рыться в портфеле:
— Боже мой!
Оказалось, фотография упала в бассейн. Он наклонился, чтобы достать ее, но она была уже далеко от бортика.
— Оставь, — сказал Стив и тут же замер.
Под голубоватой водой бассейна, посреди золотистых отблесков мозаики проглядывал портрет новой звезды. Лили Шарми теперь ничем не отличалась от последнего воспоминания, оставшегося у него от Файи. Потому что она выкрасилась в блондинку и, завершая картину, прижимала к себе тем же жестом, что и умершая, темное животное со взглядом сфинкса. Конечно, это был кот Нарцисс.
* * *
На следующее утро Стив и Макс приехали в Нью-Йорк, не решаясь больше говорить ни о Лили, ни о Файе. Они провели вечер, обмениваясь недомолвками, перенимая друг у друга выражения беспокойства или полного равнодушия. И договорились встретиться через три недели в «Плацце», когда закончится миссия Макса. Он отправился в Вашингтон, а Стив вернулся к самолетам, конторам в Филадельфии и Детройте, к своей торопливой жизни.
Вечером в середине ноября наступил час их встречи. Прилетев на своем самолете, Стив поспешил в «Плаццу». Резкая стужа окутала Манхэттен, деревья в Центральном парке стали хрупкими от инея. Но в отеле было жарко, холл был заполнен иностранцами, прибывшими в Америку в надежде на удачную охоту за фортуной. Среди них было много осторожных европейцев: в основном поверженные аристократы, желавшие продать последнее американским миллионерам — картины мастеров и фамильные драгоценности. Они бродили с растерянным видом, рассматривая деревянные потолки, плутали в длинных коридорах, путались в зеленых зарослях зимнего сада — утомленные, внезапно постаревшие.
Отъезд Макса был назначен на завтра после полудня, и друзья решили развлечься. Всю ночь они кочевали из speakeasyв speakeasy, пили конрабандные напитки, пробовали незнакомые коктейли, слушали самую необузданную музыку. Два или три раза, немного пошатываясь, Стив садился за пианино, пытаясь наиграть шимми или фокстрот, в то время как женщины подергивались в такт — с сумасшедшими глазами, выкрикивая странные несвязные фразы. Друзья завершили свое приключение в странных клубах Гарлема. Они посмотрели танцевальное ревю — копию бродвейского — с великолепными полуголыми бронзовыми красавицами, выступающими с джазовым оркестром под настороженными взглядами сутенеров со вставными челюстями.