Стилист для снежного человека
Шрифт:
– Ну и… – полетело в ухо, – чего привязалась! Раз не подхожу – значит, сплю!
– Вы мне?
– Тебе, тебе… …! …! …!
Нецензурная брань лилась на голову. Голос Волка хриплый, пропитой вызвал головную боль. Не дослушав вопль до конца, я швырнула трубку и отправилась мыться. Мобильный ожил вновь, но я не стала откликаться на зов. Однако сей режиссер рискует навсегда остаться без работы, коли станет обращаться подобным образом с людьми, которые хотят дать ему денег на много новых лент.
Полная возмущения я влезла в воду, повалялась в пене, потом переместилась в кровать и моментально заснула, решив забыть обо всех проблемах
Я не принадлежу к категории людей, которым некто по ночам демонстрирует цветное кино. Вот Маруся, та почти каждое утро рассказывает о том, как каталась на синей лошади, собирала розовые поганки или в ужасе убегала от многоногого чудища.
– Иногда мне кажется, что лучше вообще не спать, чем так мучиться, – жалуется девочка, – встаю разбитая, все тело ломит.
Я же проваливаюсь в темную пропасть и иногда даже завидую Маруське. Надо же, как ей повезло: живет две жизни, одну наяву, другую во сне. Отчего я сплю, словно кирпич?
Но сегодня неожиданно я увидела изумительную картину. Теплое солнышко освещает красивую поляну, я иду по ней, любуясь красивыми цветами, ноги выносят меня к маленькому домику, беленькому, с голубыми ставнями. Во дворе стоит столик, на нем высится кувшин с компотом, лежат конфеты… А вот и удобное кресло с мягкой подушкой, рядом гора детективов. Вокруг стоит полная тишина, прерываемая лишь тихим звоном невесть откуда взявшихся комаров: з-з-з-з. Я падаю в кресло и вдруг понимаю: вокруг, на много тысяч километров, никого нет, никаких людей, ни плохих, ни хороших, ни родных, ни друзей, ни соседей, только звенящая тишина: з-з-з-з, полное одиночество. Вот оно счастье, сейчас спокойно погружусь в чтение. З-з-з. Съем конфетку, з-з-з-з. Рука потянулась к яркому томику, глаза раскрылись. З-з-з-з.
В ту же секунду стало понятно: я дома, в спальне, за незанавешенными окнами темнота, а в воздухе висит не комариный писк, а сердитое нытье не выключенного на ночь мобильного.
Руки схватили трубку, глаза невольно отметили время: шесть утра. Ужас вполз в душу. Господи, что случилось? Аркадий, Зайка, Маша, Дегтярев? Нет, они же дома, спят. Оксана, Дениска!!!
– Алло, – закричала я, – говорите скорей.
– Дашенька, доброе утречко, – вырвался из трубки бархатный баритон, – как спали, почивали?
Я потрясла головой.
– Вы кто?
– Не узнали, ангел мой?
– Нет, простите.
– Никита Волк вас беспокоит.
Я упала в подушки и попыталась унять бешенно бьющееся сердце.
– Вы оставили сообщение на автоответчике, – пел режиссер, – хотели поговорить? Я не осмелился позвонить вечером, решил проявиться утром, готов к встрече, хотите, подъезжайте прямо сейчас, или я к вам. Выбирайте удобный вариант.
– На часах шесть утра, – пробормотала я.
– Ну да, работать пора.
– Не рано ли?
– Ну что вы, дружочек, я уже встал, – с детским эгоизмом заявил Никита, – так кто к кому направится?
– Давайте адрес, – окончательно проснулась я и взяла блокнот.
Похоже, милейший господин Волк принадлежит к той категории людей, которая считает, будто весь мир вращается вокруг них. Если они встают в шесть утра, то и остальные живые существа обязаны в столь ранний час с песней идти на службу.
Глава 12
Я всегда теряюсь, услышав вопрос:
– Вы кто? Сова или жаворонок?
По идее следует ответить:
– Несчастная, переученная сова, вынужденная петь жаворонком.
Долгие годы Даша Васильева являлась на службу ровно в девять ноль-ноль, вставать приходилось за три часа до расчетного времени. Следовало привести себя в порядок, умыться, покраситься, уложить волосы в подобие прически, прогулять и покормить собаку, нарезать мясо кошке, вытолкнуть в школу Аркадия, почистить на ужин картошку… Женщины, работающие по графику, очень хорошо меня поймут. Спать хотелось всегда, в первой половине дня я пыталась еще бороться с зевотой, но ровно в шестнадцать тридцать товарища Васильеву просто уносило. Последние силы покидали несчастную преподавательницу, ноги делались ватными, голова тяжелой, хорошо еще, если в этот момент я имела возможность сесть. Где-то через полчаса усталость проходила, и я вновь обретала умение ходить, улыбаться и разговаривать.
Но, слава богу, теперь у меня нет необходимости вылезать из-под одеяла ни свет ни заря, поэтому я мирно дремлю, замотавшись в перинку до тех пор, пока Хучик не начнет раздраженно скрести лапой дверь спальни, требуя немедленно выпустить его во двор. А вот режиссер, похоже, типичный жаворонок, и ему глубоко плевать на то, что в мире есть еще и совы.
До Волка я доехала за двадцать минут, никаких пробок на дороге и в помине не было, основная часть шоферов появится на трассах позднее. Поэтому настроение у меня было просто замечательным. Ну, Волк, погоди. Похоже, тебе страшно хочется получить денег на сериал, а бесплатный сыр, как известно всем, бывает лишь в мышеловке, дружочек. Сейчас вытрясу из тебя всю правду о Миле Звонаревой, узнаю, кто велел тебе снимать в главной роли неизвестную широкой публике актриску.
– Доброго денечка, душенька, – воскликнул Никита, впуская меня в квартиру, – экая вы быстроногая, словно птичка!
Я оглядела шкафообразную фигуру, облаченную в стеганую куртку с атласными лацканами и мешковатые штаны. Птицы вообще-то быстрокрылые, с лапами у них беда. Если, на взгляд Волка, мои ноги похожи на рогульки, торчащие из тела вороны или воробья, то это совсем не комплимент.
– И как мы с вами до сих пор не сталкивались? – плотоядно воскликнул режиссер. – Ведь имеем кучу общих знакомых! Хотя Макс поведал, что вы, прелестная малютка, настоящая затворница!
Я молча шла за Волком по бесконечному коридору. «Прелестная малютка» – это уж слишком. Хотя, если учесть, что Никите по виду лет двести, я и впрямь могу показаться ему несмышленой малышкой, младенцем, сидящим на мешке с золотыми дублонами.
– Но все равно удивительно, – вещал Волк, входя в огромный, обставленный старинной мебелью кабинет, – что мы даже ни разу не перебросились парой слов.
Не дожидаясь приглашения, я плюхнулась в дубовое, обтянутое синим атласом кресло и ухмыльнулась. В среде творческой интеллигенции много людей, страдающих от элементарного пьянства. Странное дело, ежели какой-нибудь каменщик или плотник глушит водку, то его называют отвратительным алкоголиком, не способным справиться с гадким пристрастием. На мужика ополчаются все: семья, начальство, милиция… Но коли «огненной водой» наливается актер, режиссер, художник или писатель, о, тут извините. Просто тонкочувствующая натура не способна вынести подлости внешнего мира, она терзается муками творчества, безумно устает, размышляя о судьбе планеты, и поэтому вынуждена снимать стресс. Плотника мы осудим, а популярного артиста станем жалеть, ах он, бедненький, так вымотался на съемках.