Стиляги
Шрифт:
Валерий Попов:
Девушки [у стиляг] были как бы приблатненные немножко. Ну, не шалавы, но примерно такие. Мини-юбок тогда не было, но все равно они эротично одевались. Недопустимо эротично. Ну и «Camel» они курили, говорили хрипло. Позволяли себе напиться, устроить дебош. Попасть в милицию. То есть, это были подруги боевые. Рисковали своей честью девчонки. Но, в основном, это мужской был мир, женщины – они так просто, при них.
Валерий Сафонов:
Молодые мужички петушились, безусловно оттого, что женщинами интересовались. И надо было чем-то выделиться. Девушкам мы нравились, успех мы имели. Но обычно у девушек, которые были поклонницами джаза. Всегда есть свои поклонницы – при каждом оркестре «бригада»
И когда мы с женой познакомились, ей понравилось, что я к этой категории – «штатникам» – вроде как отношусь. У меня была стильная красивая американская одежда.
Олег Яцкевич:
Пуританства не было никакого, просто условия были ужасающие. Допустим, человек живет в коммунальной квартире. И в одной комнате мама, брат… Я, когда терял невинность, пригласил к себе свою подругу. Мамы – не было: уехала куда-то к родственникам. Брат был на занятиях. Но все время заглядывали соседи, звали к телефону. Потом пришел одноклассник – и я его не мог вытурить. Вечно такие проблемы: кого, когда, а главное – где?
У меня приятель был такой – Леня, Лесик мы его звали. Профессорский сын, бледно-розовый такой, чистейший юноша. Он подошел к нам, а мы стояли кучкой на Невском и вели про девочек разговоры: кто кого когда, значит, привирали изрядно. А он так стоит, молчит. Мы говорим: «А у тебя, Лесик, что? Как дела-то?» Он говорит: «У нас почти все мальчики на курсе». Мишка ему: «Сейчас я тебе все организую».
Появляется Лесик у меня через две недели – совершенно другой человек: вальяжный такой. У меня как раз подружка сидела. «Какой парень, – говорит, – шикарный». А я так привык к Леське, – он такой зачуханный. Потом подружка ушла, я спрашиваю: «Ну что, как жизнь?» – «Да я стал половым бандитом. Мне Мишка ежедневно привозит девушку». – «И где ты ее?» – «А он звонит мне с черного хода, а там лестница непосещаемая. Там за четвертак мне и выдают». – «А как это? Вдруг соседи выйдут?» – «А я вывернул лампочку». – «Здорово!» – «А ты не можешь мне одолжить деньжат? А то Мишка зачастил, и я уже в долг вынужден…» Я ему дал денег, потом Мишку встречаю_– «Ты бы пореже сводничал, – ему говорю – а то Лесик занял у меня денег. Получу их обратно, видимо, когда он станет импотентом».
Борис Дышленко:
Девушек было меньше, чем парней. Одна треть были девушки. Их больше преследовали, у них больше проблем с родителями было.
Анатолий Кальварский:
Стиляги-девушки носили узкие юбки, делали макияж, что было тогда вообще несвойственно – говорили, что это вообще проститутки. Они носили, в основном, узкие юбки, блузы, и на боку был такой большой бант. Это было очень смешно, особенно, когда у девицы короткие ноги, и чуть пониже спины очень толстое все, и еще торчал бант, – это очень забавно смотрелось.
Виктор Лебедев:
Девушки тоже одевались сообразно каким-то киногероям. Это еще до «бабетты», до появления Бриджит Бардо, до этих французских фильмов. Они тоже утрировали [этот стиль] соответствующим образом. Но у девчонок получалось немного элегантней, потому что женскую одежду шить, наверно, было проще, чем мужскую – та уж очень самодеятльно выглядела.
Мне кажется, сейчас у нас гораздо больше красивых девушек, чем было раньше. Потому что тогда жизнь загоняла их в такие рамки, что если они выделялись, то это переходило грань хорошего вкуса. Либо это были такие «синие чулки» комсомольские, либо это была такая разнузданность, которая тоже отталкивала в какой-то степени.
И отношения [с девушками] были странные. [Поначалу все было] как бы раскрепощено, но потом все-таки пуританская советская стыдливая мораль, что «у нас нет секса», делала свое дело, и были очень смешные вещи. Какая-нибудь раскрепощенная девушка, которая, казалось бы, была доступной, в последний момент все это не разрешала. Такое вот уродство, когда форма была выдержана, а содержание – несколько иное.
Олег Яцкевич:
Как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло. У меня в пятьдесят восьмом году умерла мама – рано очень. Мамуля оставила мне большую кучу денег, как тогда казалось. На самом деле, там была не такая и большая куча, но я купил себе «Москвича -401». А когда у кого-то появились машины – это было событием! Ранее появилась у Леньки Фишельсона – у него мама была артельщицей, а о них особый разговор). Катались: Игорь «Псих», Миша Шпильман и немногие другие. – все стали ездить с девчонками к шалашу Ленина в Разлив. Он там скрывался, вместе с Крупской и Зиновьевым. Но главное, что вечером там никого, дач никаких поблизости нет, и девятнадцать километров всего от города. Посадишь девушку – и дуешь туда, чтобы на свежем воздухе… Летом, весной, осенью, – мы «ленинцы» были, что надо.
Вадим Неплох:
Музыканты пользовались [у девушек] каким-то особым вниманием, потому что мы все-таки играли. И на нас смотрели как на неординарных людей. Но мы были не безобразными, и что-то лопотали по-английски, тоже.
И в нашем окружении девушки не были пуританками. Блядства не было, но девушки тоже хотели быть свободными. Если им что-то нравилось, то они это делали. Была проблема с квартирой, проблема места. Никто не думал в тот момент ни о Крупской, ни о ком.
Юрий Дормидошин:
Мы позиционировали себя как «высшее общество», а девушки еще не успевали за этим. Мы более энергичные были. Алкоголь появился какой-то иностранный. Ну как откажешься от какого-то мартини? Плюс, у нас была информация, мы могли о чем-то говорить. У нас было больше информации, чем, скажем, на комсомольском собрании. Мы были совершенно другие люди, и это [притягивало девушек]. Девушки подтягивались к этому. Иногда доходило до абсурда. Мне друзья рассказывали историю – они прикинулись иностранцами, заклеили двух девушек, а потом говорят: а давайте поменяемся [партнерами]. И одна девушка: ну, я пойду поговорю с подругой. И они слышат за перегородкой разговор. Одна: они хотят поменяться. А другая: ну как так можно, у меня же с ним какие-то отношения. А та ей: дура ты, так принято в высшем обществе! Информация просто сшибала с ног, дезориентировала. А что нужно для обладания женщиной? Нужно дезориентировать ее. И дать не то, чтобы какую-то перспективу, но что-то новое. Это была, конечно, революция. Она не могла не коснуться секса. Секс, бизнес… Женщины являются стимулом всего этого.
Все это было экстремально. Не было квартир – можно было сексом где-то в парадной заниматься. Можно было где-то в садике. И вот этот стереотип, что надо выйти замуж, лечь в койку – здесь все это ломалось. Не было условий никаких практически, и [секс] становился экстремальным. И это нравилось, давало толчок.
Олег Яцкевич:
В моём детстве во всем была четкость какая-то, а сейчас многое расплывчато. Я иду и не могу понять – вот эта просто прекрасно одетая девушка, на «Ниссане», но на какие бабки так одеться можно, если ты не проститутка? А раньше все было почти четко. Мы знали, кто проститутка, а кто вкалывает. Около моего дома стояла всегда мороженица, у нее была короткая юбка. А что тогда считалось короткой юбкой? Чуть-чуть колени были приоткрыты, а это уже все равно, что голая вышла на панель. У нее – короткая юбка, ярко накрашенный рот и «беломорина». Сейчас-то только дошкольницы не курят. Она замерзала, у нее были красные руки, потому что торговала мороженым зимой. А мы, дурачки, думали, что она – проститутка.
«Дринки»
Несмотря на карикатурный имидж стиляги, который ко всему еще был еще и хулиганом-пьяницей, алкоголь не был для стиляг самым важным. Да, выпивали. Как все молодежь, кто-то – больше, кто-то меньше. Ясно, что и вечеринки на «хатах» с «чувихами» без какого-то количества крепких напитков не обходились. Но и там не это было главное.
Олег Яцкевич:
Алкоголиков не было среди стиляг, по-моему. Выпивали регулярно, но это было так просто: зашел в кафе-автомат и взял сто граммов водки, чтобы поднять настроение. Выпили и пошли дальше гулять. Все, на этом прием кончался. С девочками, вообще, только вино брали.