Стив
Шрифт:
Главное, если быть честным с самим собой, Марисоль я терпеть не мог. С рождения. Будь она моя родная сестра, возможно, зов крови как-то влиял. Но она была просто маленьким капризным орущим комочком, которого все баловали. Потому что это был долгожданный ребенок. А я два года после ее появления просыпался в холодном поту от ужаса, что от меня теперь откажутся и вернут обратно в приют. Меня не вернули. Мало того, отношение ко мне не изменилось. И я смирился с существованием конкурента. Следил за ней, оберегал, заботился, был идеальным старшим братом. Потому что не хотел, чтобы мать волновалась из-за этой взбалмошной и избалованной девчонки. К отцу я относился индифферентно.
Юйша вошла в каюту и чуть не протерла глаза от изумления. Слезы у такого парня как Стив могли быть только от злости, ну, может быть, от сильной боли, но чтобы вот так просто…
— Мне показалось, или ты плакал?
— Вам показалось… госпожа, — совершенно точно плакал, глаза вон красные.
— Ремень! — демонстративно тяжело вздохнув, Юйша уверенно протянула руку, ни секунды не сомневаясь, что приказ будет мгновенно выполнен. — Я жду!
Ремень действительно быстро оказался у нее в руках, а парнишка стоящим на коленях, уткнувшись лицом в свою кровать.
— За что я сейчас буду тебя наказывать, Стийв?
— За то, что я вас обманул… госпожа.
— Хорошо. Десять ударов. Считаешь вслух. После каждого повторяешь: «Врать не хорошо.». Понял?
— Да. Да, госпожа, я понял.
— Повтори.
— Я отсчитываю удары вслух и после каждого говорю, что врать не хорошо.
— Отлично. Начали.
Юйша сделала шаг назад, отвела прямую руку вверх, делая замах, и со всей силы начала разлиновывать кожу своего мальчика. Удар! Еще удар! Следующий. Наискосок. Со свистом. Глубокий вдох и новый замах. Удар. Красивые ровные красные линии. «Пять. Врать не хорошо…».
По лопаткам. Крест на крест. Теперь по ногам. «Де. десять.» Воздух вдыхается со всхлипом. «Врать… Врать не хорошо.»
Сильный мальчик. Даже не вскрикнул ни разу.
«Ну и когда ты научишься говорить мне только правду, Стийв?» — руки женщины ласково втирали целительную мазь в кожу, успокаивая, забирая обжигающий пожар, снимая красноту.
— Простите…
— Почему ты плакал?
Женщина она или где, в конце концов? Сейчас опять был логично-прекрасный момент помянуть Марисоль. Это же единственный близкий мне человек — почему бы мне не всплакнуть, переживая за нее? Я же ведь живой, все-таки. Но медленно отступающая боль требовала от меня осторожности. Да и, если честно, устал я чего-то ей врать. Очень захотелось рассказать правду. Причем всю, даже про то, как я выстрелил в того парня, глядя прямо ему в глаза. И про того, второго, которому перерезал горло его же собственным ножом. И… про маму. Больше всего мне хотелось рассказать ей именно про маму. Тикусйо! Мне было плохо, как потерявшемуся щенку! Я устал. Устал и хотел выговориться. Хотел, чтобы меня погладили и сказали, что …
— Стийв?! Ты из-за сестры так переживаешь?
— Да. Простите… Но она же единственный близкий мне человек, понимаете?
— Не волнуйся, с ней все хорошо. Тебе надо переживать только за себя.
— А у меня все плохо? — парнишка приподнял голову с кровати и в полоборота посмотрел на Юйшу заинтересованно — спокойным взглядом, едва заметно улыбаясь.
Женщина почувствовала неудержимое желание выругаться. Его только что выдрали так, что если бы не иши — неделю сидеть бы не смог. А он улыбается. Матерь Всего Сущего! Ну и как таким не увлечься? Это же мальчик — загадка. Ее мальчик. Но пороть это чудо надо ежедневно, чуть ли не в профилактических целях, чтобы
И, кстати, насчет задницы…
Меня снова начали нежно поглаживать. По спине, по бедрам, по пояснице. Едва ощутимые касания пальчиков чередуются с практически вдавливанием их в кожу. Вот в ход пошли ноготочки. И снова ласковые круговые движения. Почти массаж. Так хочется закрыть глаза и просто наслаждаться. Но я не могу, потому что эти пальчики гладят не только мою спину. Как только я ощущаю их у себя на заднице, меня тут же выкидывает из состояния нирваны.
— Расслабься, Стийв.
Щааззз… Когда у меня между ягодиц чужие пальцы? Не могу! Пытаюсь, но не могу. Все внутри протестует, не понятно почему.
Нежно провести пальчиками от копчика в стороны… рисуя два полукруга… потом большими пальцами слегка развести напрягшиеся ягодицы и прогладить, надавливая, сначала от копчика вниз, почти до мошонки и потом вверх… теперь, едва касаясь, проскользить пальчиками с двух сторон по бедрам и обрисовать полукруги снизу, под ягодицами… и уже указательными пальчиками проскользнуть в щелочку и провести ими вверх, до копчика… и снова вниз… до колечка мышц… и теперь внутрь…
— Расслабься, Стийв.
Пальчик едва вошел внутрь, а парнишка напрягся весь так, как будто в него анфаллос сантиметров пять в диаметре запихивать пытаются. Юйша любила чувствовать легкое сжатие мышцами, это ее возбуждало. Но тут было такое напряжение, что проталкивать пальчик дальше становилось страшно — вдруг сломается?
— Стийв!
Тикусйо! Я сейчас снова заплачу просто. Умом я понимаю, что надо расслабиться и выдохнуть. Стараюсь. Главное — знаю, что больно мне никто не сделает. Мало того, раз толпа народа так трахается, наверное, это даже приятно. Ну, может, не сразу, а когда привыкнешь. Только привыкать не хотелось абсолютно. Но ведь на Венге именно так мужчин обычно и имеют — через задницу. И женщины их так трахают, и они сами друг друга. Тикусйо! Сжать зубы и отдаться. Нет у меня других вариантов!
Мальчишку надо было срочно приучать к анальному сексу и разрабатывать ему попку, иначе наши мужчины устроят ему показательное шоу под звездами. Конечно, можно было не выпускать его никуда и держать все время при себе, но ведь мне когда-нибудь придется снова улететь. Не с собой же его таскать постоянно. Даже если признать это чудо своим мужем и воспользоваться новым законом, все равно от мальчишки на борту корабля контрабандисток только вред и никакой пользы. Значит, знакомство с Гайнзи и Зэйхом должно произойти в моем присутствии, чтобы я была полностью уверенна — мой мальчик нашел свою ступеньку в мужской иерархии и я могу спокойно оставить его дома.
Поэтому, слегка хлопнув ладонью по снова напрягшейся попке («Стийв! Расслабился!»), я начала медленно проталкивать пальчик вглубь.
Сантиметр. Два. Теперь чуть-чуть назад. Снова вглубь. Еще сантиметр. Хлопок. Уже молча. Выскользнуть назад почти полностью. И опять внутрь. Дальше. Медленно. Почти до упора. Чуть согнуть пальчик, ища простату. Коснуться. Погладить. А теперь замереть.
— Ну вот, видишь, ничего страшного. Главное, не напрягайся.
Я честно старался выполнять приказ. Лежал и привыкал к новому для себя ощущению. У меня внутри было что-то постороннее. Для женщин это норма — в них регулярно что-то постороннее бывает. А для меня это было новое ощущение. И… Тикусйо! Кажется, меня это возбуждало.