Сто дней до приказа

Поляков Юрий Михайлович

6

...Выбегая на улицу, я слышу, как комбат Уваров глухо обращается к замполиту:

– - Товарищ майор, разрешите...

– - Не разрешаю!
– - обрывает Осокин. Дрожа от возбуждения, я мчусь в сторону автопарка и вскоре обгоняю Зуба. Он курит на ходу, и ночной ветер высекает искры из его сигареты. Заметив меня. Зуб хочет заговорить, даже поворачивается в мою сторону, но тут, конечно, вспоминает приговор ночного суда. Не положено: я ведь теперь снова "салага"! Но блюстителю суровых "стариковских" законов страшно наедине с мыслями об исчезнувшем Елине, и он прибавляет шагу ровно настолько, чтоб

не отстать от меня и одновременно не идти рядом с презренным парией, между прочим, поощренным недавно благодарственным письмом на родину.

– - Эй, подождите!
– - Из чердачного окна выныривает чья-то голова, раздается грохот на лестнице, и перед нами возникает Цыпленок. Он тут же сообщает, что почти все чердаки и подвалы проверены и что в городке ловить больше нечего, а искать нужно в автопарке, где недавно под "самоходкой" спрятался и уснул парень из батареи управления, обидевшийся на своего старшину. Может быть, Елин выплакался и тоже дрыхнет где-нибудь под ракитовым кустом, не зная, какая каша заварилась из-за него? С молодыми такое бывает.

По пути задыхающимся голосом осведомленный папа Цыпа рассказывает нам, что, собственно, произошло. Оказывается, лейтенант Косулич, выполнявший вчера обязанности вождя и учителя кухонного наряда, заметил, что рядовой Елин не работает, но сидит в углу, уткнувшись лицом в колени. На вопрос "кто обидел?" Серафим ответил "никто". "Заболел, что ли?" -- встревожился добросердечный взводный. "Да, живот схватывает..." И тогда Косулич отправил Едина в санчасть, гуманно рассудив: если заболел -- вылечат, а если притворяется, то начальник медслужбы капитан Тонаев быстро мозги вправит...

Цыпленок раздувает ноздри, изображая свирепого начмеда, и возобновляет рассказ. Елин предупредил ребят, что только примет лекарство и сразу вернется. В ответ ему горячо порекомендовали в качестве надежного лечебного средства двухведерную клизму. Елин печально улыбнулся, ушел и до сих пор не возвращался.

Лейтенант Косулич спохватился к ужину, но капитан Тонаев недоуменно пожал плечами: "Не видел такого! Может быть, фельдшер принял?.." Направляясь домой, начмед решил проверить неприкосновенность запасов целебного спирта в своей праздничной санчасти, а также спросить о рядовом Елине из шестой батареи. Оказалось, днем приковылял какой-то молодой из хозяйственного взвода: накануне он неудачно намотал портянки и буквально стесал пятки во время кросса. Из шестой батареи никто не приходил.

Капитан Тонаев удивился, заглянув на склад медикаментов, дал дежурному фельдшеру по шее и три наряда вне очереди и позвонил Косуличу, тот, в свою очередь, не на шутку перепугался и бросился в раздевалку проверять, на месте ли обмундирование Елина: кухонный наряд переодевается в старенькие засаленные "хэбэ".

– - Обыскали карманы и, представляете,-- Цыпленок чуть не хлопает крыльями,-- нашли письмо! Про несчастную любовь!..

Значит, письмо нашли?!
– - вскидывается Зуб.-- А дальше?

* * *

Вернувшись с зарядки, я отправился в бытовку бриться и обнаружил там Елина, с обреченным видом он пришивал выдранные пуговицы. Лучшей ситуации для разговора не придумаешь.

– - Послушай, Фима,-- начал я задушевным голосом и увидел, как вздрогнул Елин, давно не слышавший своего имени.-- Ты особенно не расстраивайся. Зуб, конечно,

заводной парень, но его в свое время тоже гоняли, особенно Мазаев...-- Говорил я совершенную чепуху, но остановиться не мог.-- Скоро мы уволимся, полгода "скворцом" побудешь, а там уже и "дембельский" альбом готовить надо. Главное, не бери в голову! Дома-то все в порядке?

По тому, как Елин глубоко вздохнул и промолчал, я понял, что дома-то как раз не все в порядке. Вычислить ситуацию было несложно: мама с папой не разлюбят и письмо написать не забудут. Если б кто-то серьезно заболел или, не дай бог, помер -- Елина по телеграмме отправили бы в краткосрочный отпуск. А он здесь, сидит и орудует иголкой. Остается заурядная, но чреватая тяжелыми осложнениями "салажья" болезнь -- разочарование в женской преданности. Ну что же, я сам прошел через такое и поэтому хирургически точным вопросом коснулся раны:

– - Последнее письмо от нее давно получил?

– - Месяц назад.

– - Подожди, тебе же вчера письмо было!

– - Это не от нее.

– - Значит, теперь от нее жди!

– - От нее больше не будет.

Елин наклонился перекусить нитку, и на кителе расплылось мокрое пятнышко.

– - Почему больше не будет?
– - спросил я, словно не понимая.

И тогда он достал залохматившийся по краям конверт. Я прочитал письмо. Это была обыкновеннейшая армейская история, Елинская подружка сама написать не решилась, а попросила их общего друга, на которого наш балбес, уходя, оставил свою зазнобу. После сбивчивых предисловий -- "сердцу не прикажешь", "правда между товарищами прежде всего" -- тот хмырь сообщал, что "давно любит Люсю" и что неделю назад они подали заявку. Вот ведь какой гад! Нравится -- женись, но зачем плевать в душу парня, который, между прочим, охраняет твой блудливый покой. Мне рассказывали один случай, девчонка писала до последнего дня: люблю, жду, приезжай! Он приехал -- здрасьте! У нее давно муж и ребенок ползает. Парень, конечно, мужу в торец, ей, я думаю, тоже. И успокоился. А она ему логично объяснила: "Тебе и так было тяжело, не хотела расстраивать..." Может, случай этот -- вранье, но уж коли обманывать -- как та девчонка. Елину я сказал другое:

– - Во-первых, Серафим, рубить лучше сразу -- значит, не любила. А то, бывает, путается со всем микрорайоном и ждет. Знаешь, у девчонок такая теория появилась: главное -- верность духовная. Во-вторых, зема, давай философски. Девчонок тоже в чем-то понять можно. Вот мне одноклассница написала (написала она не мне, а Чернецкому, но в данном случае это значения не имело). Ждала парня два года, а он вернулся и смотреть не хочет: у него, видите ли, за время службы вкус изменился. А ей куда два года домашнего ареста девать? Можно ее понять?

– - Можно... Правильно ребята еще в карантине говорили: хочешь спокойной службы -- сразу забудь. Я же чувствовал, что-то у них не так! И на проводах тоже. Обидно только!

– - А мне, думаешь, не обидно было?
– - сказал я и осекся. Елин смотрел на меня, ожидая продолжения. Ну уж нет!
– - В общем, так,-- подытожил я.-Выбрось все из головы -- этого добра у тебя еще навалом будет! А теперь давай договоримся насчет Зуба. Я, конечно, с ним потолкую, но и ты старайся не связываться. Сам понимаешь, "этот мир придуман не нами..."