Сто лет
Шрифт:
По-прежнему растерянная, она стояла на дороге с платком в руке. Нельзя же вернуть ему платок, в который она только что высморкалась.
— Я выстираю твой платок и тогда отдам, — быстро проговорила она.
Он кивнул.
— Рад был тебя выручить.
— А как же иначе! — сказала фру Педерсен и пошла к заросшей травой дороге.
— Это твой велосипед? — спросил Ханс и показал на ее велосипед, прислоненный к изгороди. Фру Педерсен повесила на руль пустую корзинку из-под цветов и инструменты.
— Да! Я его ужасно люблю!
Он засмеялся. Зубы у него были крупные и белые, как занесенные снегом каменные тумбы на обочине дороги. Только красивее.
— А кого еще ты любишь?
Он позвонил в звонок и положил руку на сиденье.
— Никого! — Она хотела потянуть велосипед к себе, но он ей помешал.
Фру Педерсен уже вышла на главную дорогу.
— Мне нужно ехать, меня ждет фру Педерсен, — сказала она и схватилась за руль. Но он ее опередил.
— Можно, я поведу велосипед?
— Да.
И
— Ты часто убираешься на кладбище? — помолчав, спросила она.
— Нет, иногда я помогаю маме поливать цветы, если у нее самой нет на это времени.
— У вас в Оппеиде все так ухаживают за могилами, как фру Педерсен и твоя мама? — спросила она.
— Да, главным образом женщины.
Что еще можно сказать? Ей хотелось поскорее уехать от него. Идти рядом было неправильно.
— Поедешь в субботу на танцы в Транёй? — спросил он.
— Не-ет... — протянула она. — Я тут никого не знаю. Только что приехала.
— Зато я знаю! Тебе нужно со всеми познакомиться!
— Может быть, и поеду. Если меня отпустят...
— Я могу крутить педали, а ты сядешь на раму.
— А велосипед выдержит двух человек?
— Конечно! Все велосипеды сделаны так, что они могут выдержать двоих.
— Правда? Это мой первый велосипед. А туда далеко?
— Нет, на велосипеде не больше получаса или около того.
— А у тебя нет своего велосипеда?
— Нет, мне не до велосипеда, я осенью начну заниматься в Высшей народной школе в Кабельвоге.
— Правда? Это дорого?
— Ужасно дорого. Но учиться надо. Надо приобрести специальность, иначе ничего в жизни не добьешься.
Когда они уже почти догнали фру Педерсен, он наклонился к Йордис через руль:
— Значит, договорились? Я зайду за тобой к Педерсенам в семь часов. И мы поедем на танцы. Будет весело!
Дорогой Ханс — дорогая Йордис
Оппеиде, Хамарёй. 18-10-1939.
Дорогой Ханс!
Вот и пришла зима, сегодня ночью выпало много снега. А сколько еще выпадет! Но это не имеет значения. Здесь все равно очень красиво.
В четверг я была в кино и смотрела "Викторию", фильм очень хороший, хотя что-то и пропало. То же можно сказать и о другом фильме, который нам показали. Так бывает. Милый, не скучай, пожалуйста, в Кабельвоге. Лучше найди себе там девушку на время занятий. Ведь все равно, когда ты вернешься домой, мы опять будем вместе. Правда?
Твоя Йордис.
Воган, Высшая народная школа, 11-11-39.
Дорогая Йордис!!
Надеюсь, ты разбираешь мои каракули, я царапаю, как курица лапой.
Спасибо за встречу! Здорова ли ты? Все ли тебе нравится и не слишком ли ты тоскуешь по дому? Поверь, я знаю, каково это, ведь я тоже тоскую по дому.
Я чудом успел в тот вечер на автобус. Интересно, узнала ли Нора Педерсен, что я был у тебя? Хороший получился вечер, верно? Кофе, который я тогда пил, был моим последним кофе на Хамарёе теперь уже до Рождества. Это точно.
Что ты знаешь о Турстейне? Подает ли он признаки жизни? Не сердись за мой дерзкий вопрос. Дел у меня сейчас по горло. Надо написать три сочинения, а я пока написал только два. Осталось самое трудное. Тема — "Поиски овец". Там должны быть описания, а что тут напишешь. Ведь я никогда не искал овец. Ладно, хватит об этом. Сколько молодых людей приехало к вам заниматься на навигационных курсах? И все они будут жить у вас?
Жаль, что тебя нет сейчас рядом со мной, по радио передают такую хорошую музыку. У моего товарища в соседней комнате есть приемник. Мы открываем двери и слушаем, под музыку лучше работается. В Европе сейчас напряженная обстановка. Тяжело слушать новости оттуда.
Вот сейчас играют "Си-си-си", или как там это называется. И хочется мечтать о другой жизни. Была ли ты на вечере в Молодежном клубе? Мне больше нечего тебе рассказать, может, тебе и неинтересна вся эта чепуха. Вот еще что — я каждое утро хожу на панорамную площадку и смотрю оттуда на Хамарёйскафтет. Ведь именно эта гора загораживает тебя от меня. Но это только на время. Посылаю тебе свои самые нежные мысли! Напиши мне поскорее. У нас у обоих найдется, что рассказать друг другу.
Привет тебе, обнимаю.
Ханс Кр. Ханссен.
Кабельвог. 26-11-39.
Дорогая Йордис!!
Как у тебя дела ? У меня есть время написать тебе, потому что я болен и лежу дома. Все ушли в церковь, на прогулку или куда-нибудь еще. В доме очень тихо. В субботу я на автобусе ездил в Свольвер. Через три недели нас ненадолго отпустят по домам. Понимаешь, как я этого жду ?
Солнце уже зашло, оно показалось сегодня всего на пятнадцать минут. Наверное, последний раз в этом году, уж очень оно было низкое.
Вчера мы писали контрольную по математике, целых четыре часа. А к среде надо написать сочинение под названием "Письмо". Но это легко, с этим я справлюсь быстро. Поскольку я болен и сижу дома, я сделал уже все домашние
Видела бы ты воробышков, которые сидят на крыше, они такие красивые! Они прилетают сюда каждое утро. Почему ты не подаешь признаков жизни? Может, тебе уже разонравилось жить на Хамарёе? Скоро Рождество, будет, надеюсь, весело. Ты здорова? Были ли у вас вечера в последнее время? Наверное, ждете до Рождества? У нас сегодня будет бал или просто праздник. Много ли у вас снега? У нас все замело. В следующее воскресенье я поеду в Свольвер в гости к тете Руфи. Мне дали напрокат мотоцикл, так что прогулка будет отличной.
Получила ли ты письмо с фотографиями? Надеюсь, они не помялись? У меня есть пленка, можно будет напечатать новые. На одной из фотографий, как ты видишь, я стою на панорамной площадке. Там есть небольшой игрушечный домик. Меня сфотографировали на перемене. Видишь, я в школьном пиджаке, но это не важно, вид у меня задумчивый. Знала бы ты, о чем я думаю!
Тысяча приветов.
Твой друг Ханс.
NB!
Ты — как солнечный луч, что блеснул из-за туч, осветивши дорогу во тьме! Я был слаб, но поверь, стал я сильным теперь, и судьба улыбается мне. Ты — мечтанье, ты — сон, и становится он все прекраснее день ото дня. Я тобою храним, ты дыханьем своим обожгла и согрела меня. Ты еще так юна, ты чиста, как весна, как бутон, напоенный росой. Вот и нежность свою ты тому отдала, кто зовется «единственный мой». Ты — как солнечный луч, что блеснул из-за туч! И навеки твоим озарен я сияньем златым.Финнесет, Кабельвог. 9-1-40.
Дорогая Йордис!!
Спасибо за последнюю встречу. Пишу тебе, пока у меня еще есть немного времени. Может, тебе интересно узнать, как прошло мое возвращение сюда? Погода была прекрасная, народу — тьма, и в автобусе и на пароме. Мы выехали из Скутвика в три ночи и в полдень были уже в Свольвере. В Скутвике Болсёй пригласил меня к себе, и я пробыл у них до отхода парома. Мы там повеселились. Но я был не в настроении и жалел, что нам с тобой пришлось расстаться. Однако попытаюсь взять себя в руки. Мне все кажется таким мрачным.
Нам с тобой почти не удалось поговорить в последний вечер перед моим отъездом. Почти. Ты, наверное, поедешь на Пасху домой? Ты сказала, что очень любишь свою мать. Значит, тебя не будет в Оппеиде, когда я туда приеду, и мне нечего радоваться. Совсем не то ты обещала мне летом, когда мы были в докторской усадьбе в тот вечер. Надеюсь, ты этого не забыла? Ты единственная, кому я доверился целиком и полностью. Не смейся надо мной, Йордис. Поверь, у меня душа обливается кровью, когда я думаю, что мы больше не увидимся. Ты сказала, что любовь — это страдание, и я это чувствую по себе. Я часто думаю, что если мы больше не увидимся, значит, судьба меня обманула. Ты не раз напоминала мне, что ты еще совсем юная, но ведь мы оба юные. Верно?
Мы многое доверили друг другу, так что теперь мы хорошо знаем друг друга, и я хочу лишь одного — чтобы ты была весела и счастлива. Я понимаю, — видел это по твоим глазам, — что ты пережила в жизни большое разочарование. Помнишь, я сказал тебе однажды, что вижу по твоим глазам, что ты была несчастна? Йордис, помни, первый поцелуй ты получила от честного парня. Напиши мне, когда ты уезжаешь. Ты единственная, с кем мне бывает весело и хорошо. Спасибо тебе за твою доброту.
Когда я был в Скутвике, мне там пообещали — правда, не совсем твердо, — что после окончания школы меня возьмут на работу в магазин Больсёя. Но сначала я еще должен навестить дядю в Вестеролене. Слышал, что Турстейн ушел в море. Сейчас для этого не самое подходящее время. Всюду так неспокойно. Он писал тебе?
Не можешь ли ты немного повременить с отъездом?
Мне до окончания осталось меньше двух месяцев. Это пустяки. Напиши скорее!
Твой верный друг Ханс.
Оппеиде. 20-4-40.
Дорогой Ханс!
Как ты понимаешь, я должна вернуться домой. Все так ужасно. Это невозможно понять. Немцы пришли внезапно и хотят захватить всю нашу страну, вплоть до Нарвика. Не понимаю, как те, кто должен нас охранять, не видели этого раньше? По-моему, Педерсены не понимают, что мне надо вернуться домой к родным, они только говорят, что скоро мы будем мыть дом перед приездом к нам конфирмантов. Они, конечно, добрые, но странно, что даже такие старые люди думают только о своей выгоде. Здесь все говорят о немцах, но так, словно их самих это не касается. Словно то, о чем говорится в газетах, — это ошибка. Я слишком неопытна, чтобы в этом разобраться. Не могу поверить, что сама участвую в войне, ведь мне только-только исполнилось восемнадцать! Что, интересно, со всеми нами будет? Надеюсь, что там, где ты находишься, не опасно? Тебя вызовут на медицинскую комиссию?
Твоя Йордис.