Сто лет

Вассму Хербьёрг

Поэтому он и не мог просить ее, чтобы она читала ему вслух. Неужели я стыжусь того, что должен умереть? Нет, я стыжусь только этого унизительного перехода. Стыжусь, что перестал быть полноценным человеком в ее глазах. Перестал быть для нее мужчиной.

В поезде, возвращаясь от Хаугена домой, она спросила:

— Что он тебе сказал там, в кабинете?

— Да почти ничего, — ответил Фредрик.

Больше она ни о чем не спросила, и ему стало легче.

Фредрик по-своему истолковал слова целителя. На другой день после визита к нему он нашел

молоток и стал приколачивать к двери планки, которые до сих пор не были приколочены. Он работал несколько часов, почти не отдыхая. Элида молча следила за ним глазами. Потом напомнила, что ему следует отдохнуть.

— Да-да, — согласился он и продолжал работать, пока дети не вернулись из школы. Он решил положиться на свой организм, и будь что будет. Разве не об этом сказал ему целитель? "Окажите жизни доверие!"

Фредрик видел, что Элида и дети затаив дыхание следят за тем, как он оказывает жизни доверие. Через четырнадцать дней он стал намного сильнее, тогда Элида написала благодарственное письмо Марчелло Хаугену и сообщила об успехах Фредрика. Об изменениях. О чуде. Сам Фредрик не хотел писать целителю.

Он столярничал, кашлял и отдыхал.

Элида делает все, что в ее силах, и даже больше, думал он.

Ради него.

А Элида не спала по ночам, думая о том, чем все это кончится.

Фредрик понимал это, однако столярничал, кашлял и отдыхал.

Но однажды, когда он с закрытыми глазами отдыхал в американской качалке, она подошла сзади и обхватила его руками.

— Фредрик, ты стал таким далеким, — шепотом сказала она.

— Еще рано так говорить, — ответил он и попытался улыбнуться.

Он должен ее щадить. Ей все равно этого не понять, понять, что медленная смерть — это унизительная, тяжелая работа.

Спасен! Это произошло однажды, когда к ним пришла тетя Хельга, Элиды не было дома, она вышла в лавку. Была середина лета, и Фредрик мирно сидел в комнате, залитой солнцем.

Собственно, все было так просто, что он, сидя в качалке с молотком в руке, вдруг заплакал. В виде исключения Хельга ничего не сказала, только молча протянула ему свой носовой платок.

— Давай уже с этим покончим. Я хочу спастись, я обращаюсь к Богу! — всхлипнув, почти сердито проговорил он.

Она все еще молчала. Только сложила руки и зашевелила губами. Не делясь с ним своими словами. Словно он не должен был участвовать в своем собственном спасении.

Он и представить себе не мог, что это может произойти так спокойно. Думал, что это должно быть похоже на цирк. Хельга казалась скорее удивленной. Будто до нее только что дошло, что она берет на себя ответственность, посылая его на небеса.

— Бог призывает меня домой, к Себе, — просто сказал он, когда Элида вернулась домой с покупками в плетеной сетке. Точно это было самое обыкновенное решение вопроса. Бог призывает меня к Себе!

Он давно это понял. Потому не повредит, если об этом узнают и остальные.

Фредрик молился тихо, и в этом было что-то зловещее. Больше он не мучил Элиду просьбами читать ему вслух Библию. В этом не было необходимости. Он представлял себе само начало, сотворение мира, хаос. Взрыв красок. Видел перед собой некий невидимый бессловесный магнит, который заставил железо и землю оказаться по однусторону,

а воду — по другую. Сидя на скамье, он чувствовал себя охваченным со всех сторон воздухом. Всем сущим. Пока он молился. Или сидел в качалке с закрытыми глазами. Столярничая, он молился про себя. Медленно и упрямо. Словно просил о долгой жизни. И он доверил этому магнитув образе Бога, что деньги, которые они получили за Русенхауг, уже кончились.

Хельга изменилась. Она пришла к ним и была необычно мягкой. Ее страстное желание обратить к Богу и спасти их всех отступило перед радостью за Фредрика. Она даже использовала свои знакомства и нашла для шестнадцатилетней Анни место служанки у пожилой четы, жившей во Фрогнере. Им нужна была помощь не только в чистке серебра. Десять-двенадцать часов в день. Свободное время — один день в неделю после обеда и каждое второе воскресенье. Ей платили тридцать крон в месяц, бесплатно кормили и предоставили постель в комнате для прислуги рядом с кухней. Ездить домой она могла только через воскресенье. Но Анни всегда улыбалась и часто привозила малышам какое-нибудь лакомство.

— Надеюсь, ты не берешь это без разрешения? — строго спросила Элида. — Мы еще не в таком положении, то бы нам приходилось красть пищу!

— Как ты могла так подумать! — Анни даже испугалась. — Нет, конечно, но мы хорошо ладим с хозяйкой, и я рассказала ей о наших малышах, а она самапредложила мне для них немного печенья и сладостей. Хозяева сладкого почти не едят.

С багажом, пришедшим из дому, Элида получила наконец свою швейную машинку. Она уже давно подумывала, что хорошо бы начать шить для людей. Что-нибудь простое. Чинить старые вещи. Марчелло Хауген говорил, что она могла бы попытаться получить работу на телефонной станции. Ему легко было говорить, но ей было трудно даже думать об этом. И все-таки именно это она и делала. Думала об этом. И могла бы позволить себе хоть взглянуть на это здание, когда у нее будет какое-нибудь дело в городе.

Хельга принесла Элиде из Армии спасения старые гардины. Тонкие, легкие, хлопчатобумажные. Они немного выцвели с одной стороны. Элида сшила из них платья для себя и для девочек.

Теперь, когда Элида жила уже отдельно, Хельга как будто стала еще добрее. Она ничего не говорила им о спасении Фредрика. Казалось, она примирилась с тем, что Элида с детьми останутся язычниками. Все, разве что за исключением Карстена. Он много времени проводил с тетей Хельгой и часто ездил с нею в город в контору Армии спасения. Карстен почти не рассказывал о том, что они там делали, но больше не возвращался из школы в порванной одежде.

Элида развесила на столбах объявления о том, что принимает заказы на шитье одежды. Несколько человек принесли ей одежду для починки. Но однажды пришла дама с красивым тонким шелком и попросила сшить ей платье. Она принесла с собой и выкройку. И подробно объяснила, что ей нужно.

Вечером, когда все легли, Элида долго изучала выкройку, прежде чем приложить ее к ткани. Потом прикрепила ее к ткани булавками. Стол стал похож на большую подушку для булавок. Прохаживаясь вокруг него и обдумывая следующий шаг, Элида пила теплый кофе. Надо кроить. Выбора у нее не было. Но все получилось хорошо.