Сто лет
Шрифт:
— Нет!
— А по-моему, рановато. Придет время, я поговорю. Они ведь здесь все время с нами.
— Попроси Хильмара проводить тебя наверх и в чем-нибудь тебе помочь.
— Где? Наверху?
— Да где угодно. Только позаботься, чтобы это было сделано. И побыстрее!
О чем говорили отец и сын, не узнал никто. Но в пятницу вечером, после того как Хильмар помог отцу утеплить окно в спальне, они вместе спустились вниз. Красным был даже Фредрик.
Фредрик настаивал на том, чтобы Элида иногда устраивала себе отдых и ездила в город. Говорил, что однажды дал ей такое задание. Он давал ей с собой свою карту города и просил смотреть за них обоих. Она была благодарна
Ясным июльским утром она доехала на поезде до вокзала в Кристиании. Они с Фредриком пытались найти на карте новую телефонную станцию, Элиде давно хотелось ее увидеть. К сожалению, станция не была обозначена на карте. Элиде пришлось спрашивать у прохожих. Но им было не до нее. Тогда она пошла на большой овощной рынок на Нюторвет. Она там уже бывала. Ходить по этому рынку было все равно что ходить по беспорядочным и многолюдным садам Эдема. Ряды телег с выпряженными из них лошадьми. Ручные тележки и козлы с положенными на них досками, заваленные овощами и фруктами, зонты всех цветов и фасонов, рыночные торговки, у которых под пышной грудью и загорелыми руками благоухали все плоды лета. Их запах напомнил ей о детстве в Хавннесе. Тяжелые, покрытые росой ветви красной смородины. Картофельную ботву. Крупную сухую чернику росшую на холме. Почему ничего этого не было в Русенхауге? Или все ее чувства так притупились от работы и обязанностей, что она этого просто не замечала? Неужели всю свою взрослую жизнь она убивала собственное детство?
И нашла его здесь, в Кристиании? Рынок в городе был вне сферы ее ответственности. Может, из-за этого? Может, это странное ощущение свободы вернуло ей способность видеть и чувствовать?
Каких только людей здесь не было! Элегантные дамы в шляпах и в туфлях на высоком каблуке. Усталые кухарки и старухи, которые ощупывали каждую репку, прежде чем решали, какой пучок взять. Капуста кочанная, капуста цветная, зеленый горошек, лук. Все эти божественные краски, сияющие на солнце, которое никому не позволяло себя остановить. Беспорядочно меняющийся свет над этим непрестанным движением. Крики. "Спешите купить! Лучшие летние яблоки!" Элида купила себе малины, села на скамейку и съела ее всю до последней ягодки. Потом подумала, что надо было отвезти малину домой.
Она пересекла Стурторгет, где продавали цветы, и вышла на Гренсен. Осмотрела всю обувь, выставленную в витрине "Грендсенс Скутёймагазин". Вместо того чтобы пойти дальше по Пилестредет, как она ходила, когда навещала лежавшего в клинике Фредрика, она свернула налево и вышла на улицу Карла Юхана. Ей хотелось увидеть что-то еще, кроме того, на что указывал Фредрик. Теперь, когда она шла по тротуару улица показалась ей гораздо шире. Дома и деревья — выше. Она могла подходить вплотную к витринам. Не будь стекла, она могла бы даже потрогать всю эту красоту. В одной витрине было выставлено платье, очень похожее на то, какое она сшила Анни. Только оно было по-настоящему элегантное. А что, если бы она постаралась извлечь больше из той старой гардины? Украсила бы лиф бантом. Позволила бы ткани тяжело падать, вот как здесь. А главное, подкоротила бы его. Да, это следовало сделать. От этого маленького открытия, этого сравнения готового модного платья с тем, которое она сшила из старой гардины Армии спасения, у Элиды закружилась голова. Она была без зонта и без шляпы, но, тем не менее, почувствовала себя человеком, занимающим определенное положение.
Мимо нее спешили люди. Толкались. Она не знала этого города, но у нее была карта. Мир принадлежал ей, как и всем этим людям. Она могла сколько угодно разглядывать костюмы, шляпы, трости и зонты. Лица прохожих. Радостные или огорченные. Бедно одетых людей здесь почти не было. Эта улица принадлежала нарядным людям. Если не считать тех, кто здесь торговал или был занят каким-нибудь другим делом.
Элида дошла до холма, на котором
Неизвестно откуда со всех сторон появилась конная полиция. Словно она преследовала опасных преступников. Рабочие ничего не делали, они только кричали, что им платят слишком мало. И Элида знала, что это правда. Но, конечно, они бастовали. Поэтому они и собрались среди бела дня на улице Карла Юхана и дошли почти до самого королевского дворца.
У конных полицейских был такой вид, будто они намерены не только размахивать плетками. Да и рабочие, похоже, только и ждали первого удара, чтобы ответить полицейским.
Элида отступила под деревья, но уйти отсюда она не могла. Это было слишком интересно. Множество любопытных с безопасного расстояния наблюдали за происходящим.
— Что тут происходит? — спросила Элида у нарядно одетой дамы, стоявшей рядом с ней.
— Что? Да эта чернь просто сошла с ума! — ответила дама, взмахнув рукой, затянутой в перчатку.
Тогда истощенная молодая женщина втиснулась между ними, не спуская с них злобно горящих глаз. Потертый жакет был заколот спереди французской булавкой, туфли — старые и стоптанные.
— Это не чернь! Это новые времена! Да здравствует революция! Да здравствуют рабочие-металлисты! — крикнула она и убежала.
Полиция двинулась к рабочим. Лошадь к лошади. Это выглядело угрожающе. Элида уже совсем собралась отойти подальше, как вдруг увидела парня в кепке, по виду ровесника Рагнара. Он разорвал цепь и пошел к полицейским, высоко подняв лозунг. Чтобы ничего не пропустить, Элида втиснулась между двумя дамами в роскошных шляпах.
Полиция подъехала совсем близко к бастующим, фуражки с высоким околышком и длинные черные шинели с разрезом. Вид у полицейских был такой, словно они отправились на войну. Два ряда блестящих пуговиц доходили им почти до плеч. Черные лошади били копытами. Клубилась пыль. Элида стояла так близко, что чувствовала запах лошадей. С уздечки ближайшей лошади падала пена. Охваченный безрассудной отвагой парень словно врос в землю. Лошадь взвилась на дыбы. Полицейский не сумел с ней справиться.
Все произошло очень быстро. Парень лежал на земле. Он весь сжался и закрывал руками голову. Задняя нога лошади стояла на его кепке. У Элиды перехватило дыхание. Полицейский поднял кнут. Кнут замер в воздухе. На минуту Элиде показалось, что полицейский так же безумен, как забастовщики. И не понимает, что перед ним человек.
— Господи, да он же еще глупый ребенок! Не трогайте его! — крикнула она так громко, что на нее все оглянулись.
По лошади пробегала нервная дрожь. Кепка парня была испачкана навозом. Несколько красных лепестков алели на земле. Плакат был разодран. Над всем этим высился полицейский, его голова упиралась в небо. Он изо всех сил прижимал колени и ляжки к спине лошади, пытаясь натянуть вожжи и сохранить достоинство. Наконец ему удалось заставить хрипящее животное сделать два шага назад. Это был подвиг для лошади, не привыкшей ходить на задних ногах. Контроль снова был в руках полицейских, теснивших рабочих. Рабочие отступали шаг за шагом. Товарищ помог парню подняться. Страшная опасность миновала.
Вот они какие, подумала Элида.
Молодость и безумие. Ненависть и бунт. Толпа людей, считающих себя непобедимыми.
Война.
У нее дома были молодые парни.
А она тут рассматривала моды и чувствовала себя свободной.
Юбилей
Сентябрь 1924 года. Все было еще зеленым. Малыши уже спали, и на дом снизошел покой. Свет можно было еще не зажигать, и Элида решила выпить чашку кофе. В это время пришел Рагнар и протянул ей небольшую круглую картонку. Элида отложила вязанье.