Сто удач и одно невезение (Свидание вслепую)
Шрифт:
– Я помогу! – по-пионерски радостно пообещала Ритуля, сделав движение к носилкам.
– М-м-м-м!!! – в ужасе замычал Санек и задергался всем телом, что Зинаида идентифицировала как попытку побега.
– По-моему, Ритуля, он не хочет, чтобы ты ему помогала, – поделилась она своими выводами с подругой.
– М-м! – подтвердил юноша и попытался утвердительно кивнуть головой, но взвыл повторно, на сей раз от боли:
– М-м-м!..
– Ну, що, барышни, – улыбался бодрый доктор, – таки ближайшее время он будет говорить мало, но говорить смачно!
При помощи друга
– Как все ужасно нелепо получилось! – посетовала она, поглаживая больного по голой ступне, единственно досягаемой. – Поправляйтесь, Саша! Мы навестим вас в больнице!
– М-м-м-м!!! – замычал тот с интенсивностью необычайной, аж глазки выкатил.
Зина подошла поближе и встала рядом с подругой. Саша мычал и вращал выпученными глазами. Зиночка удивилась точности определения «вращать глазами», раньше ей казалось, что, во-первых, это невозможно, а во-вторых, что это не самое удачное литературное выражение.
Она ошибалась! Смотри-ка – очень верно определяющее процесс словосочетание.
– Ничего, ничего! – успокаивала пострадавшего Рита. – Мы обязательно придем, арбузик вам принесем, вам же теперь жевать нельзя!
Сердечная такая…
– М-м-м-м!!! – затрясло Сашулю, и он с еще большей интенсивностью изобразил вращение выпученными глазами, чем несказанно порадовал любознательную Зину.
– По-моему, Риточка, он не хочет, чтобы ты навещала его в больнице, – с сарказмом пояснила она.
– Ум-м! – обрадовался страдалец пониманию и кивнул головой.
– Больно? – расстроилась Рита.
– М-м-м! – пустил слезу Сашок.
– Ну, тогда езжайте! – разрешила Рита и захлопнула одну створку задних дверей «Скорой помощи».
Буквально за секунду до ее «разрешения» внутрь машины поднялся фельдшер, и захлопнувшаяся с силой дверка в аккурат пришлась ему по пятой точке!
– Ой! – произнесла свое сакраментальное Риточка.
– Барышня, та ви що?! – сунулся в открытую створку возмущенный фельдшер.
– Та езжайте таки! – устало сказала Зина. – А то будет, как у вашего пациента!
Фельдшер заценил ситуацию, быстренько захлопнул вторую створку, и машина отчалила.
– Ну, що, Ритуля, домой? – провожая ее взглядом, предложила Зина.
– Да, кажется, я уже нагулялась, – вздохнула подруга.
– Та ты що?! – подивилась Зинуля.
И начала безудержно хохотать, так, что пришлось согнуться пополам, упершись на коленки ладонями. Ритка посмотрела на подругу и тоже захохотала, хлопая себя по бедрам.
– Отойди… на бе-езопасное… расстояние… и не… делай… телесных… дви-и-ижений! – сквозь смех не забыла приказать Зинаида.
Ритка послушно отскочила в сторону и оттуда прокричала:
– А как он мычал!
Минут двадцать они не могли остановиться и ржали, как молодые кобылицы, вспоминая сценки из трагического падения незнакомого Саши.
Захар тоже громко хохотал, распугивая загадочных сущностей темноты по углам, вытирая навернувшиеся от смеха
– И что, так всегда?
– Та нибожеупаси! – заверила Зина. – Так, по мелочи, в основном – синяки, шишки, легкие переломы, немножко рваных ран и гибель личного имущества. Один мальчик, в которого Ритка влюбилась в десять лет, не дал ей покататься на велике, после чего она его резко разлюбила. Со словами: «Ну, и ладно!» – величественным жестом руки она отпустила фраера, которого жадность таки сгубила. Жест был театрально красив, хорош по драматургии, но случайно (а как еще!) она задела пацана по носу. Мальчику стало больно, он непроизвольно схватился за нос, отпустив руль любимого транспортного средства, и велик стал заваливаться. Спрыгнуть с него мальчонка не успел, нога застряла в раме, и они вдвоем – он и велик – рухнули в ближайший к месту событий куст шиповника. Итог: перелом правой ноги, вся попа и ноги в шипах, разбитый нос.
– Не слабо! – смеялся Захар. – И часто так случается?
– Постоянно, с разной степенью травматизма и ущерба для попавших под раздачу.
– Тяжело ей, наверное, живется с такой фатальной невезучестью? – искренне посочувствовал Захар Игнатьевич.
– Да что ты! Ритка считает себя самым везучим человеком на земле. На каждое сетование и переживание родных о ее невезучести она начинает цитировать книгу рекордов Гиннесса, раздел самых нелепых смертей или самых нелепых травм. Например, случай с одним путешественником, совершавшим кругосветное одиночное плавание. Вот представь: плывет себе мужик, один в бескрайнем океане, погода чудная, никаких штормов – и ему прямо в темечко попадает метеорит! И – насмерть. А Ритке всего лишь приходится участвовать в ликвидации последствий спровоцированных ею же несчастий с другими, и то не в одиночку, а со всей семьей.
– Зина, ты не обижайся, но звучит это неправдоподобно, – осторожно высказал свое мнение Захар, – комично, не спорю, но гротесково, как рассказы Зощенко или Ильфа и Петрова.
– А представь, как мы все хохочем, когда вспоминаем разные подобные случаи. Потом, конечно, после всех переживаний и экстренных мер по устранению. Вот так и живем: попадаем с Риткиной нелегкой руки, потом ликвидируем, а потом хохочем часами до слез и икоты. Да у Риты вся жизнь – сплошной гротеск!
– А у тебя? – неожиданно спросил он.
– У меня…
Зинаида задумалась: как бы сформулировать…
А какая у нее жизнь?
Она не задумывалась раньше над таким, казалось бы, простым вопросом.
И надолго замолчала. Захар не торопил – тоже молчал.
И там, в полной темноте и тишине, обострившей все чувства, неожиданно для себя она осознала и поняла: какая у нее жизнь.
– Не поверишь! – веселым, но совсем тихим шепотом, поделилась с ним выводами она. – Радостно-свободная! Не в смысле полной свободы от всего. Для такой свободы надо на острове каком-нибудь жить, и то полно ограничений: и в передвижении, и в рационе, и в общении, да и в образе жизни. Я о другом, я – о свободе выбора решений. Всякая жизнь была, и трудная, и хорошая, но всегда – свободная. Наверное, меня этому невольно Ритка научила.