Стоход

Дугинец Андрей Максимович

— Эй, старый дьявол! — остановившись, закричал Гиря. — Неужели ты это считаешь сухим болотом?

— А вы не бойтесь, люди ж ходят, — успокаивал Багно. — И твой батько тут не раз косил сено.

Гиря и на самом деле увидел впереди стожки прошлогоднего сена. Значит, и правда тут косят.

— Да… сухо по самое ухо, — проворчал он и все же пошел за проводником.

Кочкарник кончился, впереди лежало болото, покрытое жиденькой осокой.

Дед Конон, показывая пример, решительно ступил в ржавую жижу. Правая нога сразу же увязла по колено. На дне болота оказалось так холодно, что старик невольно вздрогнул. Подальше ступив левой ногой, он завяз еще глубже и начал кое-как

передвигаться, постепенно привыкая к неприятному ознобу от каждого нового шага. Когда вытаскивал ногу из грязи, нередко раздавался гулкий хлопок, точно вылетала пробка из бутылки. Местами было так глубоко, что приходилось садиться. Теперь ориентиром была осока. Там, где она растет, не утонешь. Слепни наседали целыми тучами, залепляли нос и глаза. Комары пробирались под рубашку и жгли тело, как раскаленными иглами. А сверху, вдобавок ко всему, нещадно палило солнце. Все это подгоняло проводника, так что он, не останавливаясь ни на минутку, пробирался все быстрее и отчаяннее.

Наконец осока опять стала выше, стебли ее шире. Снова появились кочки, за которыми открылась широкая, как просека, светло-зеленая дорога, окаймленная по обеим сторонам гребнями высокого рогоза. Направо она тянется до самого горизонта. Налево тоже не видно конца. Это заболоченная речка, от которой начинается Чертова дрягва.

Каратели остановились на берегу речки, чтобы перевести дух. Но отдыхать долго не пришлось, не давали комары. Немцы и полицаи отмахивались от них и руками и фуражками. Но комары не улетали прочь, а лишь взвивались назойливо звенящей тучей и тут же садились на голову еще более лютые.

Где-то жалобно заблеял ягненок.

— Откуда здесь ягненок? — удивился Гиря.

— Это бекас, — холодно ответил дед и предложил продолжать путь.

Дальше пошли вдоль заболоченной речки, которая все расширялась, уходя к горизонту.

Полицаи и немцы начали жаловаться на усталость.

— Зато мы пройдем самым коротким путем, — подбадривал проводник, поднимаясь на дамбу, сделанную когда-то экскаватором.

Здесь идти стало легче, хотя дамба уже осела и заболачивалась, а тропинка, по которой ходили когда-то на осушку болота, заросла редкой тонкой осокой.

Метрах в пяти от дамбы дед Конон увидел свою лопату, которую до половины черенка засосало болото.

— Пан комендант, может, пригодится в дороге? — спросил он, направляясь к лопате.

— Возьми на всякий случай, — ответил Гиря. — Мы зря с места не взяли. И топор не мешало бы.

Немцы заговорили между собой, потом через переводчика с комендантом.

— Просят передышки, — сказал Гиря проводнику, кивнув на немцев, которые уже порасстегивали все пуговицы и поснимали ремни.

— Ну что ж, пусть передохнут. А то дальше два километра почти бегом придется. Вон до того лознячка.

— Это и есть Чертова дрягва? — спросил переводчик, не выпуская автомата из рук.

— Да, это Чертова дрягва.

— Ишь ты, как красиво! — сказал он, глядя на зеленый ковер болота, по краям поросшего лозняком. — Ну, дед, и ходишь же ты! Не зря тебя прозвали Скороходом!

— Э-э, чи ж я так когда-то ходил, — качнув головой, молвил дед. — Вы уже и штаны сняли бы, не только пояса.

Немного отдохнув, тронулись дальше.

— Теперь смотрите: как я иду, так и вы. Быстро! И не останавливайтесь, — предупредил проводник. — Тут уже не наступайте на след другого, а то провалитесь.

Он первым ступил на светло-зеленый сочный ковер трясины. Нога ушла, как в перину, но не провалилась. Тогда он стал и другой ногой. Держит. Сделал еще шаг, но не на середину трясины, а пока что вдоль берега. Ничего, держит. Осмелев,

он пошел напрямик. Рыхлый травяной ковер вдавился на целый метр, а впереди вздулся горой и начал пузыриться. Из нежно-зеленой травы выскакивали, как горох, мутные пузырьки. Они лопались, разливаясь рыжей, вонючей жижей. А под самым ковром что-то булькало, шелестело, шипело, словно там клубились скользкие болотные гадючки. Еще шаг. Еще…

Отряд шел врассыпную. Конон Захарович то и знай предупреждал:

— Тут окно. Осторожно. Тут берите правее. Тут — левее.

Каратели подчинялись каждому его совету, как команде.

Конон Захарович, держа лопату на плече и наклонившись вперед, шел все быстрее и быстрее, так что некоторые из полицаев уже бежали, раскачиваясь, по зыбкому, пухлому ковру трясины.

— Вот тут недавно утонул бычок, — сам себе бормотал дед Конон. — А тут было подряд три окна. Неужели заросли? Может, и то место стало крепким? Что ж тогда делать… — старик растерянно оглядывался. Но вот глаза его загорелись какой-то буйной, одержимой радостью. Он заметно ускорил шаг. — Добре! Добре! Не заросло… — прошептал он и тяжело, как последнюю молитву, выдохнул: — Тут и кончаются все твои дороги, Конон Багно…

Стало жарко. Бросило в пот. Конон Захарович шел все быстрей и быстрей. Вот уже близко ярко-зеленая, приятная на взгляд лужайка среди прошлогодней сизой травы.

Дед Конон попробовал ногами зыбкую почву трясины. И понял, что здесь зеленый ковер торфяника очень тонок и намного рыхлее пройденного ранее. Это совсем недавно заросшее, очень глубокое озеро.

— Может… как-нибудь… можно пристроиться отдохнуть? — спросил Гиря, с трудом переводя дыхание.

— Не подходите близко! — предостерег его Конон Захарович. — А то провалимся. Двоих рядом такая трясина не удержит.

Но Гиря боялся отстать. И старался держаться поближе к проводнику. Конон Захарович оглядывается. Уже весь отряд вышел на светло-зеленую полянку. Идут тяжело, устало, дышат шумно, как лошади.

— Не дешево достанется нам победа над партизанами! — сетует Гиря.

Вдруг дед Конон забежал вперед, сделал круг, чтобы не стоять на месте и не провалиться. Потом так же быстро направился обратно. На ходу он вонзал острие лопаты в зыбкий ковер торфа. И там, где он пробегал, трясина рвалась и расползалась, как истлевшая ветошь. Левка растерянно остановился, зыбкий торф сразу же под ним прорвался, и он быстро, как в воду, нырнул в черную жижу. Шедший вслед за ним немец на миг приостановился, щелкнул затвором автомата, намереваясь пристрелить проводника. Но выстрелить ему не удалось: ноги его провалились, и он быстрее Левки ушел в разверзшуюся черную пасть болота. Два немца подбежали, чтоб его выручить. Но, остановившись, тоже начали тонуть. Другие, видя в чем дело, повернули назад. Но трясина с чмоканьем разрывалась и уползала у них из-под ног. Замыкавший отряд пулеметчик, не останавливаясь, дал очередь из пулемета. Дед Конон, высоко вскинув руки, упал навзничь, прорвав собою целую яму в трясине и тем окончательно закрыв карателям путь назад…

Каратели один за другим тонули в темно-рыжей жиже, выступившей из-под разорванного светло-зеленого ковра.

А там, где утонул дед Конон, болото сомкнулось и медленно затягивалось зеленью. Скоро здесь опять будет такая же светло-зеленая, такая же привлекательная на вид лужайка. И никто даже не подумает, что в ней и закончились все пути и дороги много прошедшего на своем веку человека — Конона Захаровича Багно…

Узнав о гибели карательного отряда, пан Суета понял, что виселицы ему не миновать, и немедленно скрылся.