Столетняя война
Шрифт:
Считаю своим долгом выразить глубочайшую признательность Джонатану Сампшену, книга которого «Испытание битвой» оказалась для меня бесценным источником исторических сведений. Если в романе и встречаются какие-то фактические ошибки, то это исключительно моя вина, хотя, чтобы несколько уменьшить поток писем читателей, считаю нужным указать, что в 1347 году у Даремского кафедрального собора было только две башни, а упоминание об Ахалиине я поместил в книгу Ездры вместо книги Неемии сознательно, поскольку пользовался Вульгатой, а не Библией короля Иакова.
Еретик
(пер. В. Волковский)
Пролог
КАЛЕ, 1347
Спускаясь с южных холмов и пересекая болотистую низину морского побережья, тянулась дорога. Скверная дорога. После дождливого лета ее сильно развезло, и лишь когда выглядывало солнце, топкая грязь немного подсыхала, покрываясь сверху твердой коркой. Но так или иначе, это была единственная дорога, ведущая от высот Сангат к гаваням Кале и Гравелин. Возле ничем не примечательной деревушки Ньёле она устремлялась по каменному мосту через реку Ам. Впрочем, она вряд ли заслуживала того, чтобы именоваться рекой. Ее ленивые воды текли по малярийной низине и, едва дотянув до полосы отлива, исчезали в ее топях. В длину ее можно было за час с небольшим пройти из конца в конец, а глубина позволяла перейти ее вброд, ни разу не окунувшись даже по пояс. Эта, с позволения сказать, «река» давала сток обширным болотам, густо поросшим камышами и населенным лягушками да охотившимися на них цаплями, и подпитывалась целым лабиринтом ручьев, на которых жители близлежащих селений – деревушек Ньёле, Ам и Гим – ставили сплетенные из прутьев ловушки для угрей.
Скорее всего, поступь истории не нарушила бы сонного спокойствия деревни Ньёле и каменного моста, но всего в двух милях к северу находился город Кале, и летом 1347 года тридцатитысячная английская армия осадила его, расположив осадные позиции между городскими стенами и болотами. Дорога, что шла со взгорья и пересекала Ам у деревни Ньёле, представляла собой единственный путь, которым могли воспользоваться французы, чтобы спасти город, жители которого уже были близки к голодной смерти. Именно по этой причине Филипп Валуа, король Франции, в разгар лета 1347 года привел свою армию в Сангат.
Двадцать тысяч французов растянулись по гребню, и дувший с моря ветер колыхал над их головами многоцветные боевые стяги. Была там и орифламма, священное знамя Франции. Ее длинное, с тремя острыми хвостами, полотнище из драгоценного алого шелка горело ярче всех, трепеща на ветру, но, увы, лишь по той печальной причине, что это было новое знамя. Старая орифламма, в битве на широком зеленом склоне между Креси и Вадикуром захваченная англичанами, была в качестве боевого трофея увезена в Англию. Однако новый стяг был столь же чтим, как и старый, и вокруг него полоскались на ветру штандарты могущественнейших магнатов Франции, флаги Бурбонов, Монморанси и графа Арманьяка.
Вокруг этих, наиславнейших, реяли несчетные флаги не столь могущественных, но знаменитых и благородных домов Франции, возвещая, что здесь собрался весь цвет рыцарства короля Филиппа, чтобы дать англичанам решительный бой. Однако противника отделяла от французов река Ам и каменный мост, защищаемый каменной же башней, вокруг которой англичане вырыли траншеи, возвели дополнительные земляные укрепления и разместили там лучников и ратников. За этими укреплениями протекала река, за рекой расстилались болота, а на возвышенных и сухих участках, близ двойного рва, окружавшего стены Кале, раскинулся целый городок из палаток и бараков, где размещалась английская армия, да такая армия, какой еще не видывали на земле Франции. По площади лагерь осаждающих превосходил сам город Кале. Всюду, сколько мог видеть глаз, тянулись нескончаемые ряды парусиновых и дощатых строений, перемежавшиеся загонами для лошадей, и улицы этого осадного города так и кишели лучниками и ратниками. Пожалуй, французам лучше было и не разворачивать орифламму.
– Мы можем захватить эту башню, сир.
Жоффруа де Шарни, среди доблестных воинов армии Филиппа один из лучших, указал с холма на одинокую башню, чей немногочисленный гарнизон представлял собой одинокий форпост на берегу, занятом французами.
– А что это даст? – спросил Филипп.
Король не отличался твердостью и в сражениях вел себя нерешительно, но этот вопрос был задан по существу. Атаковав и захватив это укрепление, французская армия получит не более чем возможность беспрепятственного перехода через мост, за которым, на подступах к английскому лагерю, ее встретит не маленький гарнизон, а боевые порядки всей английской армии.
Увидев стяги своего короля, горожане Кале вывесили со стен и башен города собственные знамена с изображениями Пресвятой Девы и покровителя Франции Святого Дени, а высоко над цитаделью трепетал желто-голубой штандарт. Подданные давали Филиппу знать, что они еще держатся, однако город находился в осаде уже одиннадцать месяцев, и все понимали, что силы осажденных на исходе. Они сами нуждались в помощи и едва ли могли чем-то помочь своему суверену.
– Сир, – настаивал шевалье Жоффруа, – захватив башню, мы сможем с ходу ударить на них через мост. Ей-богу, если мы одержим хоть маленькую победу, это приободрит наших, а проклятые годдэмн [33] падут духом.
33
Прозвище англичан, образованное от излюбленного английского ругательства «God damn».
Вельможи, окружавшие короля, встретили это предложение одобрительным гулом. Король не разделял их оптимизма.
Конечно, гарнизон Кале еще держится, и англичане практически не повредили могучие городские стены, до сих пор они даже не сумели форсировать двойной ров, но и французы так и не смогли наладить доставку в осажденный город припасов. Жители и гарнизон нуждались не в том, чтобы их приободряли, а в самом обыкновенном съестном.
За английским лагерем поднялась струйка дыма, а спустя несколько мгновений над болотами прокатился громовой раскат. Очевидно, пушечное ядро ударило в стену, но Филипп находился слишком далеко, чтобы оценить попадание.
– Нужно побить их хотя бы здесь, – присоединился к Шарни граф Монморанси. – Гарнизон это воодушевит, а в сердца англичан вселит отчаяние.
С какой стати англичане должны отчаиваться из-за поражения. Филипп подумал, что это заставит их тем упорнее защищать дорогу по ту сторону моста, однако понимал, что не сможет долго удерживать разгоряченную свору своих бойцов, завидевших ненавистного врага. Поэтому король согласился.
– Захватите башню, – коротко распорядился он, – и да дарует вам Бог победу.
В то время как его сеньоры собирали людей и вооружались, король оставался на прежнем месте. Ветер нес с моря запах соли и какой-то гнили, скорее всего, гниющих водорослей. На Филиппа это навеяло меланхолию. Новый астролог отказывался являться к королю неделями, ссылаясь на лихорадку, но Филипп вызнал, что звездочет пребывает в добром здравии, а это означало, что звезды предсказывали большую беду и астролог просто боится предстать перед королем с недобрыми вестями. Под облаками кричали чайки. По морю под раздутым парусом плыл корабль в сторону Англии, другой, ближе к берегу, стоял на якоре, с него переправлялись на берег солдаты – новое пополнение вражеского войска.