Столетняя война
Шрифт:
Томас поежился.
– И что он сказал?
Она положила руки ему на плечи, успокаивая его.
– Что все будет хорошо.
Он промолчал.
– Все будет хорошо, – повторила Женевьева, – потому что гром не лжет тем, кто для него танцует. Это обещание, любовь моя, правдивое обещание. Все будет хорошо.
Сэр Гийом послал одного из захваченных в плен ратников в Бера, чтобы сообщить графу о пленении его племянника и еще тринадцати воинов и предложить начать переговоры о выкупе. Жослен не утаил, что его дядя ездил в Астарак, и нормандец предположил, что старик давно вернулся в свой замок.
Но оказалось, что он не вернулся, ибо четыре дня спустя после ухода Томаса и Женевьевы явившийся в Кастийон-д'Арбизон странствующий торговец сказал, что графа Бера свалила лихорадка и, возможно, он при смерти. Сейчас он не у себя в замке, а в лазарете монастыря Святого Севера. Ратник, посланный в Бера, вернулся на следующий день с теми же новостями и вдобавок сообщил, что никто в Бера не может без графа вести переговоры об освобождении Жослена. Единственное, что мог сделать для Жослена командир гарнизона, шевалье Анри Куртуа, это отправить послание в Астарак и надеяться, что граф чувствует себя достаточно хорошо, чтобы во всем разобраться.
– И что же нам делать? – спросил Робби.
Чувствовалось, что он расстроен, очень уж ему не терпелось увидеть золото. Он и Жослен сидели в большом холле, перед горящим очагом. Стояла ночь. Они были одни.
Жослен промолчал.
Робби призадумался.
– Я мог бы перепродать тебя, – предложил он.
Такое делалось довольно часто. Если кто-то захватывал пленника, стоившего богатого выкупа, но не хотел ждать денег, он уступал пленника за чуть меньшую сумму другому человеку, который потом вел долгие переговоры, с тем чтобы получить свое сполна и с немалой выгодой.
Жослен кивнул.
– Мог бы, – согласился он, – но много ты за меня не выручишь.
– За наследника Бера и сеньора Безье? – насмешливо спросил Робби. – Ты стоишь большого выкупа.
– Безье – это поле для свиней, – презрительно сказал Жослен, – а наследник Бера не стоит ничего, зато графство Бера – это лакомый кусок. Очень лакомый.
Несколько мгновений рыцарь молча смотрел на Робби.
– Мой дядя глупец, – продолжил он, – но очень богатый. Он держит монеты в подвалах. Бочонки, доверху наполненные монетами, и два из них набиты генуэзскими цехинами.
Робби посмаковал эту мысль. Он представил себе монеты, томящиеся в темноте, два бочонка, наполненные чудесными монетами Генуи, монетами из чистого золота. На один генуэзский цехин в год можно было прокормиться, одеться да еще заплатить за свое вооружение. А там таких цехинов целых два бочонка!
– Одна беда, – продолжил Жослен, – мой дядюшка страшно скуп. Выманить у него денежки до сих пор удавалось только церкви. Будь его воля, он предпочел бы, чтобы я умер в плену. Ему все равно, если наследником станет один из моих братьев, лишь бы его казна осталась в целости и сохранности. Иногда он ночью спускается с фонарем в подвалы замка, чтобы полюбоваться на свои деньги. Просто чтобы полюбоваться.
– Ты хочешь сказать, что за тебя не заплатят выкуп? – растерялся Робби.
– Я хочу сказать тебе, – ответил Жослен, – что пока графом Бера остается мой дядя, я так и буду сидеть у тебя в плену. Но что, если бы графом стал я?
– Ты?
Робби еще не понимал, к чему ведет Жослен, и голос его прозвучал озадаченно.
– Мой дядя болен, – подсказал Жослен. – Тяжело болен и, может быть, лежит при смерти.
Робби подумал и сообразил, к чему клонил пленник.
– И если бы ты стал графом, – медленно произнес он, – тогда ты сам вел бы переговоры о собственном выкупе?
– Если бы я стал графом, – сказал Жослен, – я бы выкупил и себя, и своих людей. Всех до единого. Причем без всяких проволочек.
И снова Робби задумался.
– Большие они, эти бочонки? – спросил он, помолчав.
Жослен показал рукой высоту в два-три фута над полом.
– Это самый большой запас золота в Гаскони, – сказал он. – Есть дукаты, экю, флорины, денье, цехины и мутоны.
– Мутоны?
– Золотые, – пояснил Жослен, – толстые и тяжелые. С избытком хватит, чтобы заплатить выкуп.
– Но твой дядя может поправиться, – сказал Робби.
– Об этом молятся, – с ханжеским лицемерием сказал Жослен, – но если ты позволишь мне послать двух человек в Астарак, они могут справиться там о его здоровье и сообщить нам о его состоянии. А заодно, если он в сознании, предложить ему подумать о выкупе.
– Но ты сказал, что он ни за что не заплатит.
Робби делал вид, будто не понимает, что именно предлагает Жослен. Или старался показать, будто ничего не понял.
– Может быть, он согласится, – сказал Жослен, – неужели в его сердце совсем не осталось родственного чувства? Ведь как-никак я его ближайший родственник и наследник. Но для этого я должен сам послать к нему своих людей.
– Двоих?
– А если у них ничего не выйдет, они, разумеется, вернутся, – с невинным видом заверил шотландца Жослен, – так что ты в любом случае ничего не теряешь. Но их, разумеется, нельзя отправить в путь безоружными. Особенно в здешних краях, где повсюду рыщут коредоры.
Робби пристально смотрел на Жослена, пытаясь прочесть в свете очага выражение его лица, и тут ему на ум пришел вопрос:
– Слушай, а что вообще понесло твоего дядюшку в этот Астарак?
Жослен рассмеялся.
– Глупый старый хрыч притащился в Астарак искать Святой Грааль. Он-то думал, будто я ничего не знаю, но один монах рассказал мне, в чем дело. Святой Грааль, черт его побери! Старикашка спятил. Он искренне верит, что, если найдет Грааль, Господь пошлет ему сына.
– Грааль?
– Бог знает, с чего ему это взбрело в голову? Он свихнулся. Свихнулся на почве благочестия.
Грааль, подумал Робби, опять Грааль! Порой он и сам сомневался в затеянных Томасом поисках и даже считал это своего рода безумием, а тут вдруг оказывается, что подобным безумием одержимы и другие люди, богатые и влиятельные. Это ли не признак того, что пресловутый Грааль действительно существует? А если так, то нельзя допустить, чтобы святыня попала в Англию. Куда угодно, но только не в Англию!