Столетняя война
Шрифт:
– Должен сказать тебе, Томас, что, по-моему, лучше будет, если Грааль не найдут. Если бы я нечаянно на него наткнулся, то закинул бы его поглубже в море, туда, где обитают чудовища, и никому не обмолвился бы о своей находке. Но если его найдет кто-нибудь другой, то Грааль может стать просто очередным трофеем в нескончаемых войнах, которые ведут между собой честолюбцы. Короли будут сражаться за него, люди вроде тебя будут за него умирать, церкви – наживать на нем богатства, но никакого мира не наступит. Хотя почем мне знать, может быть, ты и прав. Может быть, Грааль ознаменует собой наступление века изобилия и всеобщего мира? Я молюсь, чтобы так оно и было. Однако обретение тернового венца не принесло таких благ, а почему Грааль должен обладать большим могуществом, чем шипы, терзавшие чело нашего Господа? В наших храмах, во Фландрии и в Англии, хранятся сосуды с Христовой кровью, однако они не приносят мира. Разве Грааль драгоценнее Его крови?
– Некоторые люди считают так, – неуверенно промолвил Томас.
– И эти люди будут убивать как звери, чтобы завладеть им, – сказал Планшар. – Они будут убивать, являя не больше жалости, чем волк, терзающий агнца, а ты говоришь мне, что Грааль принесет мир! – Аббат вздохнул. – Впрочем, может быть, ты и прав. Может быть, пришла пора найти Грааль. Мы нуждаемся в чуде.
– Чтобы воцарился мир?
Планшар покачал головой. Некоторое время он молчал, лишь смотрел на двух подметальщиков, и лицо его сделалось очень серьезным и невыразимо печальным.
– Я не рассказывал об этом никому, Томас, – заговорил он наконец, прервав затянувшееся молчание, – и тебе лучше тоже держать язык за зубами. Со временем, конечно, это узнают все, но зачем сеять в душах страх, если поделать ничего все равно нельзя? Так вот, не так давно я получил письмо из Ломбардии, от братьев одной из наших обителей, и знаю, что скоро в мире грядут такие перемены, что он неузнаваемо изменится.
– Из-за Грааля?
– Если бы! Нет, из-за заразы, идущей с востока. Из-за страшного морового поветрия, расползающегося, как дым, и губящего всякого, кого оно коснется. Это чума, Томас, которая ниспослана, чтобы перепахать людской род.
Планшар устремил взгляд перед собой, где в косом солнечном луче плясали пылинки.
– Такое поветрие должно быть делом рук дьявола, – продолжил аббат, осенив себя крестным знамением, – и дело это ужасно. Мой брат аббат сообщает, что в некоторых городах Умбрии умерло не менее половины населения, и он советует мне запереть ворота и не впускать путников. Но как я могу сделать это? Мы здесь, чтобы помогать людям, а не отгораживать их от Бога.
Он поднял глаза к потолочным балкам, словно ища там помощи свыше.
– Грядет тьма, Томас, – сказал он, – тьма столь великая, какой человечество еще не видело. Может быть, если ты найдешь Грааль, он рассеет эту тьму.
Перед мысленным взором Томаса предстал как видение образ Женевьевы, танцующей при блеске молний, – огонек, блистающий в кромешном мраке.
– Я всегда думал, – продолжил Планшар, – что поиски Грааля – безумие, охота за химерой, приносящая не благо, а только зло, но теперь вижу, что грядут великие и грозные перемены. Переменится все. Может быть, нам потребуется чудотворный символ Господней любви. – Он вздохнул. – У меня даже возникала искусительная мысль: вдруг надвигающийся мор ниспослан Господом? Может быть, Он испепелит нас, очистит землю от грешников, чтобы уцелевшие исполняли Его волю. Не знаю. – Он печально покачал головой. – Что ты будешь делать, когда твоя Женевьева поправится?
– Я пришел сюда, – сказал Томас, – чтобы выяснить все, что могу, об Астараке.
– О начале и конце трудов человека, – промолвил с улыбкой Планшар, – а им нет никакого конца. Ты не против, если я дам тебе совет?
– Конечно нет.
– Тогда уходи отсюда, Томас, – решительно сказал аббат, – уходи подальше. Я не знаю, кто убил графа Бера, но догадаться нетрудно. У него есть племянник, человек недалекий, но сильный, которого вы захватили в плен. Я очень сомневаюсь, что граф согласился бы заплатить за него выкуп, но теперь племянник сам стал графом и сам в состоянии за себя уплатить. И если этот человек стремится завладеть тем, что искал его дядя, то он убьет любого соперника, а значит, и тебя. Так что берегись, Томас! Ты должен уйти как можно скорее.
– Я здесь нежеланный гость?
– Ты весьма желанный, – настойчиво повторил План-шар, – вы оба. Но сегодня утром оруженосец графа отправился доложить о смерти своего господина, а этот паренек знает, что вы здесь. Ты и девушка. Может быть, имена ваши ему неизвестны, но вы двое… как бы получше выразиться… приметны. Поэтому, если кто-то хочет убить тебя, Томас, он будет знать, где тебя найти. Вот почему я предлагаю тебе уйти, поскорее и подальше. У нас тут и без того было достаточно смертоубийств, и я не хочу, чтобы случилось новое.
Он возложил на голову Томаса руку и, доброжелательно промолвив:
– Благослови тебя Бог, сын мой, – вышел из церкви.
А Томас почувствовал, как вокруг смыкается тьма.
Жослен стал графом де Бера.
Он снова и снова напоминал себе об этом, всякий раз ощущая прилив радостного возбуждения. Граф де Бера! Владелец бочонков с золотом!
Виллесиль с товарищем по возвращении из Астарака в присутствии сэра Гийома и Робби доложили Жослену, что граф скончался во сне еще до их прибытия в монастырь, но, оставшись со своим господином наедине, признались, что дело обернулось не так гладко и не обошлось без пролития крови.
– Ты дурак, – рявкнул Жослен. – Что я тебе говорил?
– Придушить старикашку.
– А ты, небось, заляпал кровищей всю его чертову комнату!
– Нам ничего другого не оставалось, – угрюмо ответил Виллесиль. – При нем находился ратник, и он оказал сопротивление. Да не все ли равно! Главное – старик мертв, не так ли?
Старик был мертв. Опостылевший дядюшка приказал долго жить, и это было самое главное. Четырнадцатый граф де Бера отправился на небеса или в преисподнюю, а все графство Бера со всеми замками, землями, городами, сервами, усадьбами и богатейшей казной перешло к пятнадцатому. То есть к Жослену.
При первой же встрече с сэром Гийомом и Робби, состоявшейся после замечательного события, он держался гораздо независимее, чем раньше, когда не был уверен, заплатит ли дядюшка выкуп или нет. Тогда Жослен де Безье старался быть как можно вежливее, будущее целиком зависело от доброго расположения этих людей. Граф Жослен де Бера хоть и не позволял себе откровенной грубости, но держался высокомерно, как и следовало ожидать от одного из богатейших и знатнейших магнатов Франции по отношению к каким-то наемникам.