Столетняя война

Корнуэлл Бернард

– Ты хочешь правосудия, епископ? – спросил Жослен, обернувшись через плечо к прелату.

– Кровь твоего дяди вопиет об этом, – ответил епископ. – От этого зависит законность твоего вступления в права наследства.

Жослен обнажил меч. Доспехов на нем не было, лишь штаны и подпоясанная шерстяная туника, тогда как ратника защищал толстый кожаный нагрудник, но граф вскинул клинок, давая понять, чтобы Виллесиль тоже достал свое оружие.

– Ордалия, епископ, – сказал он. – Испытание поединком.

Виллесиль попятился.

– Я сделал только то, что ты… – начал он, но вынужден был поспешно отступить, потому что Жослен атаковал его двумя быстрыми ударами.

Виллесиль испугался, что вместо притворной схватки для умиротворения настырного епископа предстоит настоящая, и выхватил меч.

– Но, монсеньор, – попытался он воззвать к своему господину.

– Старайся для видимости, – тихонько сказал ему Жослен, – после договоримся.

Испытав облегчение, Виллесиль ухмыльнулся и атаковал своего сеньора. Жослен отбил удар. Толпа перед костром раздалась полукругом, освобождая место для поединка. Виллесиль был опытным, умелым бойцом, прошедшим через многие турниры и схватки, но он побаивался более рослого и сильного Жослена, вовсю использовавшего это преимущество. Он быстро перехватил инициативу и стал теснить противника мощными ударами. Каждый удар мечей отдавался двойным эхом – от крепостной стены и от башни, утроенный звук не успевал смолкнуть, как уже накатывал новый, и Виллесиль все отступал, затем он отпрыгнул в сторону, и меч Жослена врезался в дымовую завесу, и тотчас же Виллесиль бросился вперед, нацелив меч острием в противника, но Жослен не дал застать себя врасплох, он отбил удар и сам сделал выпад, сбил противника с ног, и тот во весь рост растянулся на мостовой. Жослен навис над ним коршуном.

– Возможно, мне придется засадить тебя в тюрьму после этого, – произнес он почти шепотом, – но ненадолго.

Потом граф возвысил голос.

– Я приказал тебе поехать и поговорить с моим дядей насчет выкупа. Ты осмелишься отрицать это?

Виллесиль с удовольствием подыграл ему:

– Я не отрицаю этого, монсеньор.

– Повтори свои слова! Громче, чтобы все слышали!

– Я не отрицаю этого, монсеньор.

– Однако ты перерезал ему горло, – сказал Жослен и знаком велел Виллесилю встать.

Едва тот поднялся, граф бросился на него с мечом, и двор вновь наполнился звоном железа. Мечи были тяжелые, удары неуклюжие, однако зрителям казалось, что Жослен выказывает большее умение, хотя шевалье Анри Куртуа сомневался, глядя на Виллесиля, что тот дерется в полную силу. Замахивался он вроде бы широко, рубил со всей мочи, но, напирая, не очень-то стремился достать Жослена клинком, и тому не составило труда отступить. Горящие книги и свитки обдали его жаром, и он утер рукавом выступивший на лбу пот.

– Епископ, – крикнул Жослен, – если я смогу ранить этого человека, признаешь ли ты это как решение Божьего суда?

– Признаю, – ответил епископ, – но этого мало для справедливого возмездия.

– Бог каждому воздаст по справедливости, каждому в свое время, – промолвил Жослен и ухмыльнулся Виллесилю.

Тот тоже усмехнулся в ответ.

Потом Жослен беспечно шагнул к своему противнику, открыв правый бок для удара; Виллесиль сообразил, что его приглашают атаковать и тем самым создать видимость настоящего поединка. Он взмахнул своим массивным клинком, ожидая, что Жослен отобьет удар, но тот неожиданно отступил. Удар пришелся в пустоту, а когда инерция тяжелого меча развернула ратника, Жослен хладнокровно, едва уловимым движением запястья подставил свой клинок так, что его противник налетел горлом на стальное острие. Оно пробило ему кадык, и Жослен, скривив губы в усмешке, вогнал меч глубже, повернул и, не переставая улыбаться, надавил еще. По клинку струей хлынула кровь, разбрызгиваясь по краям. Жослен продолжал улыбаться, а Виллесиль с изумленным лицом упал на колени, выронив на камни звякнувший меч. Он силился что-то произнести, но из рассеченного горла вырывалось бульканье. Жослен надавил на меч изо всех сил, лезвие, воткнутое в горло Виллесиля, вонзилось ему в грудь, тело умирающего повисло на нем, как на вертеле. Жослен еще раз повернул клинок, схватился за меч обеими руками и страшным рывком вытащил меч. Тело Виллесиля чудовищно содрогнулось, и кровь фонтаном брызнула на руки Жослена.

Зрители ахнули. Виллесиль повалился набок. Он был мертв. Кровь его тонкой струйкой потекла между камнями и зашипела, встретившись с огнем.

Жослен повернулся и поискал взглядом второго ратника, помогавшего Виллесилю совершить убийство. Тот попытался бежать, но другие воины схватили его, обезоружили и вытолкнули на открытое пространство, где он пал перед Жосленом на колени, моля о пощаде.

– Он просит пощады, – крикнул Жослен епископу. – Ты хочешь его пощадить?

– Он заслуживает правосудия, – ответил прелат.

Жослен вытер свой окровавленный меч о полу его туники, вложил клинок в ножны и бросил взгляд на шевалье Анри Куртуа.

– Вздернуть его! – отрывисто приказал он.

– Но, монсеньор… – попытался подать голос ратник, однако Жослен развернулся и ударил его ногой в лицо с такой силой, что выбил ему челюсть.

Когда пострадавший пришел в себя после удара, Жослен отдернул ногу и шпорой отрезал ему половину уха. Не удовольствовшись этим, Жослен в приступе ярости схватил окровавленного человека за ворот, с силой закаленного турнирного бойца поднял его в воздух и отшвырнул от себя. Тот зашатался и с криком повалился на костер. Одежда вспыхнула, он попытался выскочить из пламени, но Жослен, рискуя загореться сам, швырнул его обратно. Двор огласил нечеловеческий вопль. Волосы несчастного занялись пламенем и вспыхнули, он задергался, забился в страшных конвульсиях и рухнул в самую середину костра.

– Ты удовлетворен? – спросил Жослен, повернувшись к епископу, и, не дождавшись ответа, пошел прочь, стряхивая с рукавов тлеющие угольки.

Однако епископ еще не был удовлетворен. Он нагнал Жослена в большом зале, освобожденном теперь и от книг и от полок, где граф, разгоряченный всем произошедшим, вознамерился утолить жажду и наливал себе из кувшина красное вино.

– Ну что еще? – раздраженно спросил Жослен прелата.

– Еретики, – ответил епископ. – Они в Астараке.

– А где их нет? – беспечно обронил Жослен.

– Девица, которая убила отца Рубера, там, – не унимался епископ, – и лучник, отказавшийся сжечь ее по нашему распоряжению, тоже там.

Жослен вспомнил золотоволосую девушку в серебристых доспехах.

– Та девушка, – промолвил он с интересом в голосе, осушив кубок и наливая себе еще вина. – Откуда тебе известно, что они там? – спросил он.

– Мишель был там. Ему сказали монахи.

– Ах да! – промолвил Жослен. – Мишель!

Он двинулся к оруженосцу своего дяди с опасным блеском в глазах.

– Мишель – сплетник. Мишель – разносчик слухов. Мишель, бегущий со своими россказнями не к своему новому господину, а к епископу!

Мишель в страхе попятился, но тут вперед выступил прелат.

– Мишель теперь служит мне, – заявил он Жослену. – Мне, – сказал он, – и поднять на него руку – значит поднять руку на церковь.

– И если я убью его, как он того заслуживает, – усмехнулся Жослен, – ты меня сожжешь, а?

Он плюнул в сторону Мишеля и отвернулся.

– Итак, чего же ты хочешь? – спросил граф епископа.