Столетняя война

Корнуэлл Бернард

– Мой отец был Вексий, – сказал Томас.

– Выходит, ты благородного происхождения?

– Я незаконнорожденный, – ответил Томас. – Незаконнорожденный сын священника.

– Твой отец был священником? – удивился Планшар.

– Священником, – подтвердил Томас. – В Англии.

– Я слышал, что кто-то из семейства Вексиев бежал туда, – заметил Планшар, – но это случилось много лет тому назад, не на моей памяти. И зачем же теперь Вексий возвращается в Астарак?

Томас промолчал. Мимо с мотыгами и кольями прошли на работу монахи.

– Куда унесли мертвого графа? – спросил лучник, пытаясь уклониться от ответа на вопрос аббата.

– Его, разумеется, должны отвезти в Бера и похоронить в фамильной усыпальнице рядом с предками, – ответил План-шар. – Плохо, что к тому времени, когда тело доставят в собор, оно уже провоняет. Я помню, как хоронили его отца: стояла такая вонь, что большинство провожающих сбежали из храма на воздух, не дождавшись конца отпевания. Так о чем это я спрашивал? Ах да, почему Вексий вернулся в Астарак?

– А почему бы и нет? – спросил Томас.

Планшар встал и поманил его.

– Идем, Томас, я хочу тебе кое-что показать.

Он повел Томаса в монастырскую церковь. Вступив в храм, аббат окунул пальцы в чашу со святой водой и сотворил крестное знамение, преклонив колено перед главным алтарем. Томас, чуть ли не в первый раз в жизни, не сделал того же. Он был отлучен, отсечен от тела церкви, отринут ею, а потому ее обряды и ритуалы существовали не для него. Лучник последовал за аббатом через широкий пустой неф к нише за боковым алтарем, где Планшар массивным ключом отомкнул маленькую дверцу.

– Внизу будет темно, – предупредил старик, – а у меня нет фонаря, так что ступай осторожно.

В тусклом свете, падавшем сверху на ступени, они спустились вниз, и, когда Томас добрался до нижней, Планшар поднял руку.

– Подожди там, – сказал он, – сейчас я кое-что тебе принесу. Там, в сокровищнице, ты ничего не разглядишь, слишком темно.

Ожидая, Томас озирался по сторонам, и, когда его глаза привыкли к мраку, он разглядел восемь сводчатых ниш, а когда понял, что это не просто крипта, а набитый костями склеп, в ужасе отшатнулся. Под сводами громоздились белеющие кости, таращились пустыми глазницами черепа. Лишь в восточном углу пространство под аркой оставалось полупустым, оно, видимо, предназначалось для тех братьев, что ныне служили в церкви и молились сейчас наверху. То было подземелье мертвых, преддверие Небес.

Томас услышал звук поворачивающегося ключа, потом снова послышались шаги аббата, и Планшар протянул ему деревянную шкатулку.

– Поднеси ее к свету, – сказал он, – и посмотри. Граф пытался украсть ее у меня, но, когда его привезли к нам в лихорадке, я снова забрал ее себе. Можешь рассмотреть?

Томас поднес шкатулку к слабому свету, который проникал сквозь лестничный проем, и увидел, что она очень старая, высохшая и некогда была окрашена изнутри и снаружи. Ему сразу бросились в глаза полустертые, но так хорошо знакомые слова. Слова, преследовавшие его с тех пор, как умер его отец.

«Calix meus inebrians».

– Говорят, – аббат забрал шкатулку у Томаса, – что ее нашли в часовне замка, принадлежавшего семейству Вексиев, она лежала на алтаре в драгоценной раке. Но когда ее обнаружили, она была пуста, Томас. Понимаешь? Пуста.

– Она была пуста, – повторил за ним Томас.

– Кажется, – сказал Планшар, – я знаю, что привело тебя, отпрыска рода Вексиев, в Астарак. Но здесь нет того, что ты ищешь. Ничего нет, Томас. Шкатулка была пуста.

Он положил шкатулку в сундук, запер массивную крышку и повел Томаса назад, наверх в церковь. Надежно заперев дверь сокровищницы, аббат жестом предложил англичанину присесть с ним на каменном уступе, проходившем по периметру пустого нефа.

– В шкатулке ничего не было, – настойчиво повторил аббат, – хотя ты, несомненно, думаешь, что прежде в ней что-то лежало. Как я догадываюсь, ты прибыл за той вещью, которая в ней хранилась.

Томас кивнул. Некоторое время он молча смотрел на двух послушников, подметавших широкие каменные плиты церковного пола шуршащими, жесткими буковыми вениками, а потом добавил:

– А еще я пришел, чтобы найти убийцу. Человека, который убил моего отца.

– Ты знаешь, кто это сделал?

– Мой кузен. Ги Вексий. Мне говорили, что он называет себя графом де Астарак.

– И ты думаешь, что он здесь? – с удивлением спросил Планшар. – Я никогда не слышал о таком человеке.

– Я думаю, он явится, как только узнает, что я здесь, – сказал Томас.

– И ты убьешь его?

– Допрошу его, – ответил Томас. – Я хочу узнать у него, почему он решил, что мой отец владел Граалем.

– А твой отец и вправду владел им?

– Не знаю, – откровенно признался Томас. – Мне кажется, сам он в это верил. Хотя временами у него случались приступы безумия.

– Безумия?

В голосе спрашивающего звучало искреннее сочувствие.

– Он не служил смиренно Богу, – пояснил Томас, – но сражался с ним. Не молился, а спорил, требовал, рыдал и кричал. Вообще он обо всем судил здраво, только с Богом выходила какая-то путаница.

– А у тебя? – спросил Планшар.

– Я лучник, – сказал Томас. – А для этого нужен ясный взгляд.

– А не кажется тебе, – спросил Планшар, – что твой отец открыл дверь к Богу и был ослеплен, тогда как ты держишь дверь закрытой?

– Может быть, и так, – ответил Томас, словно защищаясь.

– Итак, Томас, чего же ты надеешься достичь, обретя Грааль?

– Мира, – сказал Томас. – И справедливости.

Он сказал не то, что думал на самом деле, но зато это ставило точку в их разговоре.

– Солдат, который стремится к миру! – весело удивился Планшар. – Ты полон противоречий. Ты сжигаешь, убиваешь и грабишь, чтобы установить мир.

Планшар предупредительным жестом выставил раскрытую ладонь, не давая Томасу возразить.