Столетняя война
Шрифт:
– Где мои деньги? – зарычал сэр Гийом, наставив на Робби его собственный меч.
– Ой, Иисусе, – простонал Робби.
– Ни хрена он тебе не поможет! Если хочешь пощады, сынок, проси у меня. У них проси!
Сэр Гийом указал на лучников и ратников, освобождавших мертвецов от уже ненужного им оружия и доспехов. Косоглазый Джек ухмылялся, потому что на одном из мертвых врагов было рубиновое кольцо. Джейк отрубил ему палец и поднял его, горделиво любуясь добытой драгоценностью. Сэм, счастливый обладатель новехонькой, сработанной в Германии кольчуги подошел поближе и плюнул, показав таким образом, что он думает о шотландце.
Робби сквозь выступившие на глаза слезы унижения смотрел на раздетых до окровавленного нижнего белья мертвецов. На приступ через площадь ринулись сорок человек, и более половины из них поплатились жизнью.
– Я твой пленник, – пробормотал шотландец, подняв глаза на нормандца и гадая, как ему выплатить два выкупа – лорду Аутуэйту в Англии и сэру Гийому здесь.
– Никакой ты, к черту, не пленник, – буркнул сэр Гийом на плохом английском и тут же перешел на французский: – Слышал я, что орал ваш граф: «Не брать пленников!» Да если и берем кого-то в плен, то, как помнишь, мы черта с два получаем выкуп. Вместо денег нам приносят какие-то клочки пергамента. Может быть, в Шотландии такое представление о чести, а?
Робби посмотрел вверх, на свирепое одноглазое лицо, и пожал плечами.
– Ну так убей меня, – произнес он устало. – Убей, и черт с тобой!
– Твоему другу это бы не понравилось, – сказал сэр Гийом и, увидев отразившееся на лице Робби удивление, пояснил: – Твоему другу Томасу. Ты ему полюбился. Он не хотел бы твоей смерти. Он, видишь ли, питает к тебе слабость, потому что он хренов дурак. Поэтому я оставлю тебя в живых. Вставай, нечего тут разлеживаться.
Он подтолкнул шотландца.
– Ступай к своему Жослену и скажи этому поганому сукину сыну, пускай отдаст нам долг, и тогда мы уйдем. Понял? Пусть выкладывает деньжата и забирает свой замок.
Робби хотел попросить вернуть ему дядюшкин меч, в рукояти которого хранились мощи святого Андрея, но сам понял, что получит отказ, и, все еще пребывая в ошеломлении, провожаемый улюлюканьем лучников, поплелся обратно к арке. Сэр Гийом крикнул арбалетчикам в городе, что выпускает наружу одного из их шайки.
– Может быть, они все равно тебя пристрелят, – сказал он Робби на прощание и выпихнул его в сумерки.
К счастью, когда Робби, с гудящей головой, спотыкаясь, вышел из-под арки, никто из арбалетчиков стрелять в него не стал. Уцелевшие от атаки собрались у все еще дымившейся пушки, у некоторых из рук или ног торчали стрелы. Среди них находился и Жослен, с непокрытой головой и примятыми шлемом волосами. Его круглое лицо лоснилось от пота и было багровым от злости. Во время приступа граф был в последних рядах ввалившихся под арку, видел, что произошло впереди, и сам был сбит с ног стрелой, оставившей в нагрудной пластине глубокую вмятину. Сила удара была поразительной, такой, словно его лягнула лошадь. Едва он кое-как поднялся, как тут же получил вторую стрелу, которая, как и первая, не смогла пробить прочный нагрудник, но снова сбила его с ног. Ну а потом его подхватила волна отступавших, и он, спотыкаясь, покинул вместе с ними поле боя.
– Они тебя отпустили?
Таким вопросом Жослен встретил Робби, на лбу которого красовался темный кровоподтек.
– Они выпустили меня, чтобы я передал послание, монсеньор, – проворчал Робби. – Сказали, что если получат причитающиеся им деньги, то уйдут сами без боя.
– Это твои деньги! – рявкнул Жослен. – Возьми да заплати им. Они у тебя есть?
– Нет, монсеньор.
– Тогда, черт возьми, надо их убить. Мы, черт возьми, убьем их всех!
Жослен повернулся к синьору Джоберти.
– Сколько времени тебе потребуется, чтобы целиком разнести ко всем чертям ворота?
Джоберти, маленький морщинистый человечек лет пятидесяти, задумался лишь на секунду.
– Неделя, монсеньор, – прикинул он. Одна из его стрел, отклонившись от проема, оставила в стене основательную выбоину, из чего следовало, что кладка не в лучшем состоянии. – А лучше дней десять, – уточнил итальянец. – Через десять дней я снесу половину стены.
– Мы раздолбаем их чертовы стены в пух и прах, а потом перебьем проклятых ублюдков, всех до единого, – заключил граф и повернулся к своему оруженосцу.
– Мой ужин готов?
– Да, монсеньор.
Ужинал Жослен в одиночестве. Он-то надеялся, что сегодня будет ужинать в зале замка, слушая вместо музыки вопли лучников, которым отрубают пальцы. Но судьба распорядилась иначе. Ну ладно, теперь он спешить не будет. Он превратит замок в груду обломков, а уж тогда, на руинах, свершит свою месть.
А на следующее утро в Кастийон-д'Арбизон прибыли Ги Вексий и Шарль Бессьер с отрядом более чем из пятидесяти человек. Очевидно, Вексию не удалось найти своего еретика, но он по каким-то неведомым и неинтересным для Жослена соображениям решил, что этот человек и его еретичка должны прийти в осажденный замок.
– Поймаешь их, – сказал Жослен, – тогда англичанин твой. Но девица достанется мне.
– Она принадлежит церкви, – сказал Вексий.
– Сперва мне, – настаивал Жослен. – Церковь может поиграть с ней потом, ну а после святых отцов с ней потешится дьявол.
Пушка произвела выстрел, и каменная арка замка задрожала.
Ночь Томас и его спутники провели на сырой земле под деревьями. Поутру трое из коредоров, прихватив своих женщин, исчезли, но четырнадцать человек с восемью женщинами и шестью детьми остались. К счастью, осталось семь арбалетов. Арбалеты были старые, тетивы которых натягивались «козьей ногой», и, следовательно, уступали в силе и дальнобойности новым, стальным арбалетам с коленчатыми рычагами, но зато они быстрее перезаряжались и на ближнем расстоянии являлись смертоносным оружием.
Всадники покинули долину. Чтобы убедиться в этом, Томасу потребовалось почти все утро, но в конце концов он увидел, как свинопас гонит к лесу свое стадо, а вскоре дорога, ведущая вдоль речушки на юг, вдруг заполнилась людьми, с виду сильно смахивающими на беженцев: все тащили на себе узлы да тюки или толкали перед собой тяжело нагруженные тачки. Томас подумал, что всадникам надоело его ждать и они напали на один из окрестных городов или деревень, но так или иначе, увидев идущих по дороге людей, он понял, что солдаты ушли, и решил продолжить свой путь на запад.