Столица Сибири 2029. Берег монстров

Орлов Андрей Юрьевич

Мне стало дурно. Оставалась надежда, что этот тип соврал. Но если не соврал, то это хуже, чем можно представить… Тридцать километров напоенной кошмарами земли. Отдаленный от города Советский район, Сибирское отделение Российской академии наук, знаменитый на весь мир Академгородок… Я наивно полагал, что после катастрофы там не осталось условий для жизни. И редкие беженцы из дальних весей это подтверждали. Множество исследовательских институтов, институт ядерной физики со своим взорвавшимся реактором, неподалеку центр вирусологии «Вектор» в Кольцово – какой только гадости из него не вылезло после землетрясения… Улица Ильича – в самой глубине, на ней расположен местный торговый центр, а в конце – Новосибирский государственный университет – старые корпуса и недостроенные новые…

– Хоть бы он пошутил, хоть бы пошутил… – бубнила Ольга.

– Да, он, возможно, любитель шуток и розыгрышей, – пробормотал я. – Да и время для шуток выбрано на редкость удачное…

Я вскочил, пылая от злобы. Никаких Академгородков! Напасть немедленно, пока они рядом – решительно, настырно, самоотверженно!

В руинах на улице Железнодорожной, уводящей направо к вокзалу, послышалось глухое урчание – пока еще далекое. А мы уже опрометью мчались с этого проклятого кольца. Мы пролетели мимо раскуроченной стелы, кинулись вверх по Нарымской – к цирку. Развалины высотных зданий громоздились со всех сторон. Мы одолели только половину квартала и завязли. Местность была перепахана. Пришлось остановиться. Мы сидели, сбившись в кружок, за какими-то глыбами. С покинутой площади Трубникова доносились не самые аппетитные звуки. Повизгивал «животный мир», собравшийся на запах крови, лаял, рычал, чавкал. Смачно рвались ткани, хрустели кости. Ольга заткнула уши, чтобы этого не слышать. А по курсу снова разгорелась перестрелка. Отрывисто хлопали выстрелы, кто-то возмущался. Мы должны были до них добраться! Я пополз вперед, царапая брюхо об острые камни. Страшно не хотелось подниматься. Возможно, твари нас не заметили, возможно, им было не до нас. Оставалось метров семьдесят до пересечения с улицей 1905 года. Где-то впереди, в просветах между «складками местности», мелькали фигуры. Уплотнялись сумерки. С каждым годом световой день на планете становился короче. На часах начало седьмого, а руины уже погружались в полумрак. Казалось, что поредевший отряд уже никуда не движется. Бойцы собрались в районе перекрестка и увлеченно решали одну из насущных проблем. Я должен был действовать в одиночку. После недолгих препирательств я упаковал своих спутников в ближайшую труднодоступную щель – ей оказалась провалившаяся в воронку шахта колодца, приказал Молчуну надзирать за Ольгой, а сам ползком отправился дальше.

Я лежал за машиной невдалеке от перекрестка. Тринадцать лет назад она едва успела проскочить светофор, направляясь от цирка к площади Трубникова – вспучилась земля, и машину швырнуло на строительный забор, от которого в новейшее время сохранились лишь несколько секций. Когда-то здесь было историческое здание – областной психдиспансер. В тридцатые годы двадцатого века в нем располагалась пересыльная тюрьма. В подвалах массово расстреливали людей, осужденных по знаменитой 58-й статье. Там же хоронили. Несколько десятилетий над зданием витала мистическая аура. Стонали души невинно убиенных. В третьем тысячелетии психоневрологический диспансер решили снести – кто-то посчитал, что в здании нет ничего исторического, и украшение города из него – сомнительное. На месте больницы планировался многоэтажный жилой дом. Экскаваторы, роющие фундамент, замучились вынимать из грунта полные ковши человеческих останков. Возмущалась общественность, призывая прекратить это изуверство. Но строительство с периодическими паузами продолжалось. Накануне катаклизма дом «на костях» практически сдали. Но забор снести не успели, и жители не вкусили прелести проживания рядом с душами мертвых – случился пресловутый День города, и новостройка рассыпалась в прах. Из укрытия я видел, как по перекрестку снуют нечеткие тени, двое или трое залегли в асфальтовых гребнях. Кто-то подбежал со стороны цирка.

– Командир, прямо не пройти! – поведал боец, вернувшийся с разведки. – Возле цирка – гора, в темноте не одолеем! Там днем-то голову сломаешь. В сквере тоже все на ушах. Боковые улицы завалены…

– Замечательно, – проворчал какой-то остряк. – В этом городе все дороги ведут в тупик.

– Ладно, слушай мою команду, – раздраженно бросил обладатель командирских ноток. – Хватит на сегодня. Уходим в «Шемрок», занимаем круговую оборону. Спать по очереди. Рыкун, головой отвечаешь за мальчишку.

– Не подведу, командир, – сипло бросил боец. Я насторожился. «Шемрок» – симпатичное в прошлом заведение «ресторанного типа» располагалось в бывшем «Доме охотника» – напротив того места, где я сейчас находился. Там также размещалось общество охотников и рыболовов, куча фирм и даже оружейный магазин. Из полумрака выступали очертания когда-то четырехэтажного здания из красного кирпича. Парочка этажей, похоже, сохранилась – значит, и ирландский пивной ресторан, находящийся на первом этаже в угловой части. Сомнительно, что там по сей день подавали пиво с гренками и острыми куриными крылышками, но в качестве убежища точка подходила. Мглистое пространство пересекали согбенные тени. Их действительно осталось восемь. Люди шли плотной колонной. Рослый парень в центре процессии тащил мешок. «Заряд бодрости» у Кузьмы, похоже, иссяк, он уже не мычал и не сопротивлялся. Возможно, решил вздремнуть. Я мог бы попытать удачи в спортивной стрельбе по движущимся мишеням. Вот он, Кузьма, рядом! Подойди и возьми! Но я боялся, что он подхватит шальную пулю. Поэтому не дергался, наблюдал. Колонна автоматчиков пересекла по диагонали перекресток и пропала в дымке. Во всяком случае, можно было не сомневаться, что до рассвета они никуда не уйдут…

Я вернулся в обвалившуюся шахту и лаконично описал ситуацию.

– Идем, – возбудилась Ольга, выбираясь из трещины, – мы сделаем из него свободного человека.

– Не думаю, что эта ночь принесет приятную неожиданность, – усмехнулся я. – Наши оппоненты – суровые профессионалы, они забаррикадируются так, что мышь не проскочит.

Меня подвергли испепеляющей критике, и я в сотый раз убедился, что женщины вредны для здоровья. Вызывают стойкое

нарушение нервной системы. Самое обидное, что я не собирался сидеть сложа руки. Но и не хотел действовать с кондачка. Переизбытка живой силы и техники, чтобы взять штурмом пивной ресторан, у нас как-то не было. Я насилу уговорил ее не покидать убежище и терпеливо дожидаться моего возвращения. Сбывались предчувствия. Подобраться к ресторану было невозможно. Оппоненты превратили его в неприступную крепость. Я подполз поближе, затаился среди разбросанных лепешек асфальта. Здание выглядело мрачно. Угловой вход в ресторан преграждали плиты «панельного домостроения», рухнувшие со стоящей напротив высотки. Я решил проползти еще немного, наивно веря, что похож на человека-невидимку. Простучала автоматная очередь. Крайне неприятно, когда в твою сторону изрыгается пламя, летят невидимые пули, и проблема «попадет – не попадет» от тебя уже не зависит. Я застыл, изображая бездну невозмутимости. Часть пуль пронеслась над головой, другие опалили шапку, третьи развлекли меня фонтанчиками под носом. А еще одна разворотила огрызок асфальта, в который я уперся плечом, срикошетила от арматуры и едва не отхватила орган обоняния и любопытства. Пришлось прикладывать усилия, чтобы в этом безобразии сохранить бездну невозмутимости. Автоматчик задумался, не отметив ответной реакции, прекратил стрелять. Выждав несколько минут, я отполз на исходную и короткими перебежками отправился в обход здания. Теперь я подкрался со двора. Реакция последовала незамедлительно. Только на этот раз автоматчиков было двое. Они поливали огнем все, что видели, а я откровенно тосковал, зарываясь в землю. Попытка номер три заключалась в том, что я пробрался в разрушенное здание со стороны улицы 1905 года, надеясь, что в стене ресторана имеется пролом. Я крался в целом бесшумно, перебираясь из одного помещения в другое. В охотничьем магазине мне стало любопытно, но оружия и охотничьих капканов там, разумеется, не было, а обломки витрин мало привлекали. Это было какое-то проклятье! Перегородки в здании давно попадали, можно было ходить без ключей по всему этажу, но прохода в ресторан не было! Глухая стена. Я чертыхался, пробовал снова, но упирался в бездушную кирпичную кладку, с которой давно осыпалась штукатурка и стеновые панели. За стеной различался невнятный гул голосов. Это бесило. Я поднялся на второй этаж по подрагивающей лестнице, и на коленях, прощупывая пол, добрался до дальней части здания. Подо мной был окаянный ресторан, но снова я бился лбом в непроницаемый бетон! Не зря мои противники в качестве убежища выбрали именно «Шемрок». Я снова слышал голоса и скрипел зубами в бессильной злобе. В одном месте я обнаружил, что половицы прогибаются, и начал их вытягивать, беспечно прислонившись к стене. Это было неосмотрительно. Я должен был обследовать плоскость опоры. Видимо, забыл, что все инструкции по технике безопасности писаны кровью. Стена повалилась, я вместе с ней, а из ресторана разразилась бешеная пальба! Я катился прочь с отбитым плечом и селезенкой, а пули рвали раскрошившийся бетон, вышибали половицы…

Примерно через час, хромая на обе ноги, в отвратительнейшем расположении духа, я вернулся в убежище, где меня приняли как родного.

– Ну, слава Богу, жив, – проворчала Ольга. – Мы слышали, как ты создавал имитацию бурной деятельности. Как всегда, милый. Я знала, что нашего Кузьму мы сегодня не увидим.

Впрочем, она не увлекалась расточением яда. Хмуро выслушала мой рассказ, залезла в воротник телогрейки.

– Нам тоже не мешало бы поспать, – сказал я в заключение. – Утро вечера мудренее, утром мы обязательно что-нибудь придумаем. Ищем место для парковки?

– Чем тебе не нравится ЭТО место? – проворчала Ольга, озирая сырые стены и разбитый створ над головой. – Место как место…

В узком пространстве между дорогой и подземельем было чертовски неудобно. Но выбирать не приходилось. В руины не тянуло никакими калачами. Молчун уже храпел, свернувшись кренделем. Я развернул кусок брезента на бетонном «ложе», сверху постелил фуфайку. Ольга дрожала, обняв себя за плечи, упиралась в меня коленками. Все попытки урвать кусочек семейного счастья оборачивались ничем. Создавалось впечатление, что она собирается со мной развестись, но не знает, как это преподать. Она задрожала, когда снаружи разгорелась стрельба, невольно подалась ко мне, и я не упустил свой шанс – обнял ее так, что затрещали кости. Очнулся Молчун, обеспокоенно завертел лохматой головой. Не иссякли желающие взять штурмом пивной ресторан. Но стреляли недолго. Автоматчики отбили нападение. Жалобно скулили какие-то животные, затухал собачий лай. Стало тихо. Все ушли спать.

Но снова поблизости что-то упало, шуршали лапы. Жалобный вой огласил мертвый город. Ольга прижалась ко мне – и я решил воспользоваться ситуацией.

– Ну, надо же, – ворчала она, сопротивляясь моим похотливым усилиям. – Возбудился, как в полнолуние… Карнаш, перестань, – она сдавленно хихикнула, – нашел время… Молчун еще не спит…

Какие мы чувствительные. Уже и собак стесняемся. Молчун прерывисто всхрапнул. Ольга задумалась. Я бы не стал этого делать на ее месте. В тот самый день, когда Молчун начнет притворяться спящим, чтобы посмотреть, чем занимаются мужчина с женщиной, он превратится из собаки в человека.

– Но жизнь продолжается, нет, милая? – горячо зашептал я. – Пусть не у всех, но у нас с тобой точно. Мы не имеем права лишать себя маленьких житейских радостей.

– Правильно, – фыркнуло мое собрание противоречий, – сегодня будем жить счастливо, а завтра умрем в один день. А еще, дорогой, – она мелодраматично вздохнула, – сама огорчилась, теперь и тебя огорчу.

– У нас долги по квартплате? – ужаснулся я.

– Нет. Просто наступают дни, когда белое и обтягивающее лучше не носить…