Столичный доктор. Том II
Шрифт:
В мое отсутствие, хоть и весьма непродолжительное, руководство осуществлял следующий по должности. И сейчас старший врач держал ответ в моем кабинете. Кстати, за мой стол он залезть не успел, что несомненно говорит — сообразительность у него есть. Или это такт? Неважно.
— Евгений Александрович, за время вашего отсутствия обслужено девять вызовов, из них три по просьбе пожарной охраны. Как вы и распорядились, сведения собираются отдельно. Доставлен в стационар один
— Потом, — оборвал я поляка. — Это терпит? Продолжайте.
— Все сотрудники на рабочем месте, подвижный состав без особенностей.
Вот уж не думал, что шуточное название лошадиного парка так приживется. Наверное, Моровский нашел в этом особый бюрократический изыск.
— Что же, посмотрим аппендицит, — я начал подниматься из-за стола.
— Есть еще кое-что, — с видом заговорщика произнес Моровский.
Ого, что-то новое. Какая-то дружественность промелькнула в его словах. С чего бы это?
— Говорите.
— Вот, посмотрите, — он открыл папку, которую я завел для входящей корреспонденции, и достал газету.
«Московский листок», желтая газетка. Если бы не заметки самого Гиляровского, в руки брать противно было.
— И что здесь? — иронично спросил я. — В Люберцах родился двухголовый теленок, а Матрена из Алтуфьево сообщает, что Земля скоро налетит на земную ось?
— На второй странице посмотрите, Евгений Александрович, — не прореагировал на явную издевку граф.
Я развернул газету. И что здесь? Пожар, кража, еще пожар… Вот о чем Моровский говорит! «…апр?ля с. г. произошелъ поединокъ между графомъ Ш. и приватъ-доцентомъ Б. Причиной послужило недостойное поведеніе графа Ш. Дуэлянты стр?лялись на пистолетахъ. Б. получилъ удовлетвореніе. Происшедшее разсматривается въ особомъ порядке». Теперь понятно, почему Моровский изменил отношение ко мне. До этого постоянно создавалось впечатление, что у нас тут вынужден скрываться принц в изгнании, которого нагрузили грязной работой. И вот что десяток слов в дешевой газетке делают! За своего принял! Ничего, я еще сделаю из Вацлава настоящего хирурга.
— Благодарю, — сказал я, складывая газету. — Оставлю на память.
— И еще, — Моровский вытащил из кармана листик. — Вот список тех, кто пытался с вами связаться, или выразил участие…
— С этого и начинать надо, — нетерпеливо прервал его я. — Давайте. За это — отдельное спасибо. Извините, Вацлав Адамович, мне надо сделать пару звонков.
Ну Сеченов само собой. Бобров с Руссолимо. Калашников тоже понятно. Считай, родственники. Блюдников с Серафимом. Ой, вдова! Ну ее интерес понятен. Пропадет в застенках «зятек» — «Русскому медику» конец.
— Евгений Александрович! — в кабинет заглянул растрепанный Славка. — Там Винокуров пришел!
— Выпустили?!
Вот еще один сиделец вышел на свободу.
— Под надзор.
— Ну, зови его сюда. И сам заходи. Это дело тебя тоже касается.
Появился мрачный, заросший Емельян. В руках он теребил кепку, переступал с ноги на ногу. Сесть я ему не предложил, сам же встал.
— Спасибо вам, Евгений Александрович, — вздохнул Винокуров, опустил глаза в пол. — Спасли меня. Если бы не ваш разговор с Зубатовым…
— У меня для тебя, Емельян, плохие новости.
— Это какие же?
— Ты уволен.
— Что?!
Винокуров покраснел, открыл рот что-то резкое сказать, но тут же после тычка Славки, что стоял рядом — закрыл, даже зубы стиснул.
— Все, что мог для тебя сделать — сделал. Но рисковать всеми моими начинаниями ради твоих увлекательных, не спорю, революционных затей — извини, подвинься. Ты ведь с этим рабочим кружком не остановишься, так?
Емельян молчал, зло поглядывая на меня.
— Опять понесешь каким-нибудь агитаторам деньги. Начнете таскать нелегальную литературу. А то еще и прятать ее в здании клиники. Нет, нам такой балет не нужен, — перефразировал я известную фразу комментатора Озерова про хоккей. — Не задерживаю.
Винокуров резко развернулся, вышел, хлопнув дверью.
— В лаборатории теперь ты главный, — я повернулся к Антонову. — Нанимай двух студентов, а лучше трех. Дальше будет много работы. Я Федора Ильича предупрежу — начнут сюда революцию тащить, гнать в шею.
— Зачем же вы так с Емелей? — Славка расстроенно покачал головой.
— Не ты ли первым мне сообщил о его художествах?
Я сел за стол, полистал газету с новостью о дуэлях. Боже, какую ерунду пишут! «Состоялся смотр всем пожарным командам. Местом для смотра была избрана Театральная площадь. В связи с наводнением команды были пропущены по площади шагом». Хотя нет, есть что-то человеческое «По примеру прежних лет, к предстоящему празднику Святой Пасхи в Московской мещанской управе будет произведена выдача пособий беднейшим и многосемейным Московским мещанам. Пособия эти, в размере 5, 3, 2 ?, 2 ? 35 коп. и 2 ? 25 коп., выдаются из процентов с благотворительных капиталов пожертвованных мещанской управе специально на этот предмет разными лицами».
— Я сообщил, — шмыгнул носом Славка. — Выходит, я доносчик?
— Нет, выходит, что ты дал шанс Емельяну. А он им не воспользовался. Ты не должен терзать себя угрызениями совести. Вся вина на нем. Я его предупредил, он не прислушался.
— Он не остановится. У него батьку гайдуки помещика запороли насмерть. И ничего им не было. Хотя даже судебный следователь в поместье приезжал.
— Это, разумеется, печальная несправедливость. Но несправедливо и наше дело рушить из-за его увлечений.