Столпы Земли
Шрифт:
— Никогда раньше ни о чем подобном не слышал! — ликующе произнес Рашид. Для него узнать что-то новое было самой большой радостью в жизни.
— Так вот, Евклид в своей геометрии все это и объясняет, — продолжал Джек. — К примеру: два отрезка линии равны по длине, потому что образуют соответствующие стороны конгруэнтных треугольников.
— Конгруэнтных? — переспросил Рашид.
— Ну да, которые точно совмещаются друг с другом.
— А-а, теперь понятно.
Джек видел, что никто, кроме Рашида, ничего не понял.
— Но ведь ты мог все это делать и без Евклида. Зачем тебе еще что-то учить? — не унимался Юсеф.
Рашид возразил:
— Когда человек понимает, что и как он делает, он чувствует себя намного увереннее.
— Кроме того, — сказал Джек, — теперь, когда я разбираюсь в геометрии, я могу легче справиться со всеми трудностями, над которыми ломал голову мой отчим.
Он был несколько расстроен таким разговором: учение Евклида явилось ему как слепящий луч озарения, но ему никак не удавалось донести до остальных смысл своих открытий. Он решил попробовать зайти с другого конца:
— Метод Евклида — очень интересный. Он берет пять аксиом — очевидных истин — и из них логически выводит все остальные.
— Дай мне хоть один пример аксиомы, — сказал Рашид.
— Линия может быть продолжена до бесконечности.
— А вот и нет, — сказала Айша, которая раздавала гостям чашечки со свежим инжиром.
Гости были сильно удивлены тем, что девочка вдруг вмешалась в спор мужчин, но Рашид снисходительно рассмеялся. Айша была его любимицей.
— А почему нет? — спросил он.
— Просто когда-то она должна закончиться, — ответила дочь.
— Но в твоем воображении она может продолжаться бесконечно, — возразил Джек.
— В моем воображении вода может течь в гору, а собака — говорить по-латыни, — упрямилась Айша.
В этот момент в комнату вошла ее мать и, услышав слова дочери, коротко и сердито сказала:
— Айша, прочь отсюда!
Мужчины рассмеялись. Айша скорчила недовольную гримаску и вышла.
— Да, тот, кому она достанется в жены, будет богатым человеком, — сказал отец Юсефа. И снова раздался дружный хохот. Джек смеялся вместе со всеми, а потом заметил, что все смотрят на него, как будто предметом шутки был он.
После обеда Рашид показывал гостям свою коллекцию механических игрушек: сосуд, в котором можно было смешать вино с водой, а вытекали они раздельно; прекрасной работы водяные часы, удивительно точные; кувшин, который сам наполнялся жидкостью, и она никогда не переливалась через край; и маленькую деревянную женскую статуэтку, глаза у которой были из особых кристаллов, накапливавших днем на жаре воду и источавших ее с наступлением вечерней прохлады, так что казалось, женщина плачет. Джек, так же как и Рашид, был в восторге от всех этих забавных штучек, но больше всего его манила своей таинственностью плачущая статуэтка, поскольку остальные устройства поддавались объяснению, а разгадать секрет статуэтки не мог никто.
Потом все сидели в тени аркад, клевали носом, пытаясь играть в какие-то игры, вели неспешные праздные беседы. Джек тоже хотел иметь такую большую семью, сестер, братьев и прочую родню, и чтобы все они собирались в его доме, а сам он был бы уважаемым в городе человеком. Внезапно ему вспомнился разговор с матерью, в день, когда она спасла его из монастырской тюрьмы: он спрашивал ее о родственниках отца, и она тогда сказала, что у него во Франции осталась большая семья. А ведь где-то и у меня есть такая же семья, подумал Джек, Братья и сестры отца — мои дяди и тети, а их дети — мои кузены и кузины — должны быть примерно моего возраста, Вот бы найти их.
Он чувствовал себя человеком ниоткуда, брошенным на произвол судьбы. Выжить он мог где угодно, мог быть каменщиком и строителем, монахом и математиком, но каким был настоящий Джек — это ему было неведомо. Иногда он страстно желал стать менестрелем, как его отец, иногда — разбойником, как мать. Ему было уже девятнадцать, а у него не было ни своего дома, ни корней, ни семьи, и главное — не было цели в жизни.
Он сыграл партию в шахматы с Юсефом и выиграл. Подошел Рашид:
— Юсеф, дай-ка я сяду, хочу еще послушать про Евклида.
Юсеф послушно уступил свое место будущему тестю и отошел в сторону: он уже достаточно наслушался про Евклида.
Рашид сел и спросил у Джека:
— Ну что, наслаждаешься?
— Твое гостеприимство не имеет равных, — учтиво ответил юноша. В Толедо он уже успел усвоить светские манеры.
— Спасибо, но я имел в виду Евклида.
— Да. Хотя мне, кажется, не удалось до конца понять всю важность его книги. Видишь ли…
— Я понял, — перебил Рашид. — Мне, как и тебе, знания важны ради самих знаний.
— Да.
— Но даже и в этом случае человеку надо все-таки зарабатывать на хлеб.
Джек не совсем понял смысл слов Рашида и хотел, чтобы тот договорил. Но Рашид уже откинулся на подушки и сидел, прикрыв глаза, наслаждаясь воцарившейся тишиной. Джеку показалось, что хозяин дома упрекнул его в том, что он не помогает ему в его делах. Не выдержав молчания, Джек сказал:
— Думаю, мне надо вновь заняться строительством.
— Ну вот и хорошо.
Джек улыбнулся:
— Когда я уезжал из Кингсбриджа на лошади матери, с инструментами отчима в сумке через плечо, я думал, что есть только один способ строить церкви: делать толстые стены с круглыми арками и маленькими оконцами и на них класть деревянный потолок или сооружать каменный купол, похожий на бочонок. Все соборы, которые я видел на пути из Кингсбриджа в Саутгемптон, были построены именно так. Но то, что я увидел в Нормандии, изменило мои взгляды.
— Могу себе представить, — сквозь сон пробормотал Рашид.