Столпы Земли
Шрифт:
— Нельзя увольнять людей во вторник! — кричал он.
— И то верно, — поддержал его Джек Кузнец. — Надо дать им доработать хотя бы до конца недели.
Следующим в разговор вступил сводный брат Джека Альфред:
— Я помню, когда мой отец строил дом графу Ширингу, а Уильям Хамлей пришел и разогнал всех рабочих, то Том сказал ему, чтобы он всем заплатил за неделю вперед, и держал за уздцы лошадь Хамлея, пока тот не соизволил выложить денежки.
Спасибо и на том, Альфред, подумал Джек.
А вслух настойчивым голосом сказал:
— Но это еще не все. Отныне по престольным праздникам работать не будем. Как не будет и переводов на более оплачиваемые места.
Все зашумели еще громче.
— Невозможно! — выкрикнул кто-то, и еще несколько голосов подхватили: — Невозможно, невозможно!
Джек не выдержал и тоже закричал:
— О чем вы говорите?! Если у монастыря нет денег, то где же их взять, чтобы заплатить вам? Что вы заладили: «Невозможно, невозможно»? Ей-богу, как дети малые в школе, когда зубрят латынь.
Снова заговорил Эдвард Двойной Нос:
— Мы тебе не дети, мы — ложа мастеров. Только у нас есть право переводить людей с места на месте, и никто не смеет лишать нас его.
— А если на дополнительную оплату нет денег? — взволнованно сказал Джек. — Тогда как?
— Я в это не поверю, — вступил кто-то из молодых каменщиков.
Это был Дэн Бристол, сезонный работник. Искусным каменотесом его, пожалуй, назвать можно было с трудом, но кладку он делал старательно и быстро.
— Как ты можешь так говорить? Он, видите ли, не верит. Что ты вообще знаешь о монастырской казне?
— Я знаю то, что вижу, — ответил Дэн. — Разве монахи голодают? Нет. Свечи в церкви есть? Есть. Вина в погребах хватает? Вполне. Приор, что, ходит босым? Никогда. Деньги есть. Просто он не хочет нам платить.
Несколько человек выразили шумное согласие с Дэном. Он и впрямь был во многом прав, кроме одного: вино у монахов давно кончилось. Но разве кто-нибудь поверил бы сейчас Джеку? В глазах членов ложи он защищал интересы монастыря, что было явно несправедливо: ему совсем не хотелось отвечать за принятые Филипом решения.
— Послушайте, — умолял Джек, — приор только просил меня передать вам его слова. Я вовсе не уверен в том, что он говорит всю правду. Но если Филип утверждает, что денег у него недостаточно, а мы ему не верим, то что нам остается?
— Мы можем все до одного прекратить работу, — сказал Дэн. — Прямо сейчас.
— Правильно, — поддержал его чей-то голос.
Они становятся неуправляемыми, вдруг осознал Джек, и сильное волнение охватило его.
— Подождите, подождите, — сказал он, отчаянно пытаясь подобрать нужные слова, чтобы хоть как-то успокоить людей. — Давайте сейчас вернемся к работе, а ближе к вечеру я попробую убедить приора Филипа изменить свои намерения.
— Не думаю, что нам следует приступать к работе, — сказал Дэн.
Джек не мог поверить, что все это происходит наяву. Осуществлению его мечты могло помешать все что угодно, но чтобы строители отказались делать свое дело — такого он предположить не мог.
— Но почему, почему вы не хотите продолжать работу? — недоуменно вопрошал он.
— Беда в том, что половина из нас даже не знает, заплатят ли нам за оставшиеся дни недели или нет, — сказал Дэн.
— Что против всех традиций и порядков, — добавил Пьер Парижанин.
— Ну хотя бы начните работать, а я постараюсь уговорить Филипа, — без всякой надежды в голосе проговорил Джек.
— Если мы приступим к работе, ты можешь нам обещать, что нам заплатят за всю неделю? — спросил Эдвард Двойной Нос.
Зная, в каком настроении приор, Джек как раз этого обещать не мог. В голове мелькнула мысль сказать «да» и самому расплатиться с людьми, но он тут же сообразил, что всех его сбережений не хватит на недельное жалованье для всех.
— Я сделаю все, чтобы убедить его, и, думаю, он согласится, — только и мог сказать Джек.
— Мне этого мало, — заупрямился Дэн.
— Мне тоже, — подхватил Пьер.
— Нет твердых обещаний — не будет работы, — отрезал Дэн.
Джек был в полном смятении: каменщики все до одного поддержали Дэна.
Он понял, что если станет сейчас спорить с ними, то растеряет последнее влияние, которым еще пользовался.
— В ложе должно быть полное согласие, — сказал он. — Итак, мы все как один за прекращение работы?
Хор голосов ответил дружным согласием.
— Значит, быть посему. Я извещу приора.
Епископ Уолеран прибыл в Ширинг в сопровождении небольшой свиты. Граф Уильям ждал его на паперти церкви возле рыночной площади. Он озадаченно хмурил брови: вместо обычной встречи приходилось принимать Уолерана как важную государственную особу. Что этому чертову епископу понадобилось на этот раз? Мысль эта не давала ему покоя.
Рядом с Уолераном на гнедом мерине ехал незнакомец. Он был высок и сухопар, с густыми черными бровями и большим кривым носом. С лица его не сходила презрительная ухмылка. Незнакомец не отставал от Уолерана ни на шаг, словно они были равны саном, хотя он и не носил епископских одежд.
Когда они слезли с лошадей, Уолеран представил своего спутника:
— Граф Уильям, познакомься, это Питер из Уорегама, он служит архидиаконом при архиепископе Кентерберийском.
Ты бы лучше объяснил мне, что он делает здесь, подумал Уильям. Не иначе Уолеран опять что-то затевает.
Архидиакон склонился в поклоне и сказал:
— Епископ рассказал мне о твоем великодушии к святой матери Церкви, лорд Уильям.
И прежде чем граф успел ответить, Уолеран, показав рукой на приходскую церковь, пояснил: