Столпы Земли
Шрифт:
— Если я буду таким же настойчивым, как ты, думаю, согласятся.
Джек очень удивился такой резкой перемене настроения у приора.
— Чем быстрее все уладится, тем легче будут последствия, — сказал он.
— Знаю, — ответил Филип. — По правде сказать, твое предложение очень разозлило меня, но я не хочу с тобой ссориться. — И он неожиданно протянул Джеку руку.
Джек с удовольствием пожал ее.
— Я могу передать строителям, чтобы они собрали ложу к утру? Капитул уже вынесет свой вердикт к этому времени?
— Да, пожалуйста.
— Я сейчас же сообщу им. — И он повернулся к двери.
— Джек, — окликнул его Филип.
— Да?
— Спасибо тебе.
Джек кивнул в знак благодарности и вышел. Он шел под дождем, не поднимая капюшона. В эту минуту он был счастлив.
Днем он обошел всех строителей и попросил их утром собраться. Тех, кого не застал дома — в основном холостых и сезонных рабочих, — нашел позже в трактире. Все они были почти трезвыми: эль стал таким дорогим, как, впрочем, и все остальное, что не каждый мог позволить себе напиваться. И только одного человека ему так и не удалось найти — Альфреда. Его уже несколько дней никто не видел. Появился он, только когда стало смеркаться. Он вошел к трактир с улыбкой победителя на пышущем здоровьем лице, ни слова не сказав, где пропадал все это время. А Джек не стал его расспрашивать. Он оставил его с другими, а сам пошел поужинать с Алиной и детьми.
Наутро Джек собрал людей задолго до прихода приора. Ему хотелось немного подготовить строителей. Он тщательно, не один раз повторил мысленно все те слова, которые решил сказать, чтобы, не дай Бог, снова не сорваться и не наговорить лишнего. Они должны были прозвучать так, как если бы их произнес Филип.
Все строители были в сборе. В эти минуты решалась судьба многих из них. Несколько молодых работников сидели с красными глазами: Джек догадался, что они провели в трактире всю ночь, забыв ненадолго, что денег у каждого осталось совсем ничего. С молодыми да с сезонными, подумал Джек, придется тяжелее всего. Старые, умудренные опытом смотрели дальше и в корень. Небольшое число женщин-работниц тоже могли помешать согласию: они, как всегда, были более осторожными и боялись любых перемен.
— Приор Филип будет просить нас вернуться к работе, — начал Джек. — Он согласен уступить. Но пока он не пришел, давайте обмозгуем, с чем мы могли бы согласиться, что без разговоров отвергнем, а где будем вместе искать выход. Филип должен увидеть, что мы все заодно. С этим, надеюсь, все согласны.
Несколько человек вяло кивнули.
— Я скажу так: мы должны потребовать немедленно отменить решение приора об увольнениях. — Джек добавил строгости в голосе и со всего размаху стукнул кулаком по лавке, чтобы показать всем: он сдаваться не намерен. Послышались громкие возгласы одобрения. Джек знал наверняка, что Филип не будет настаивать на том своем требовании, поэтому надо было дать сейчас горячим головам вдоволь выговориться в защиту исконных традиций и неписаных законов масонского братства, чтобы, когда приор вынужден будет принять условие ложи, воинственный настрой мастеров немного поутих.
— Мы также должны твердо стоять за священное право ложи выдвигать работников на более важные и высокооплачиваемые места, ибо только опытные ремесленники могут знать, владеет человек своим делом или нет. — И снова Джек немного хитрил. Он старался увести внимание людей от обсуждения прибавок к жалованью, которые следовали за повышением работника, надеясь, что, когда права ложи будут подтверждены, каменщики тоже пойдут на некоторые уступки.
— Что касается работы в дни престольных праздников, то тут у меня сомнения. Это ведь — как договориться: никаких строгих правил, как мне известно, нет. — Он повернулся к Эдварду Двойному Носу: — Ты что скажешь, Эдвард?
— Везде по-разному, — сказал тот, испытывая явное удовольствие оттого, что с ним советовались. Джек закивал головой, давая понять, что внимательно слушает. И Эдвард, вдохновленный, начал вспоминать, где и как поступали в таких случаях. Все пока шло, как и задумал Джек: чем дольше они будут говорить по пустякам, тем меньше сил и желания останется у них на споры по важным делам.
Но тут воспоминания Эдварда были прерваны.
— Не о том говорим, — раздался чей-то голос с задних рядов.
Джек посмотрел поверх голов: недовольным оказался летний работник Дэн Бристол.
— Не все сразу, — попытался успокоить его Джек. — Дайте сказать Эдварду.
Но Дэн был не из тех, кого можно запросто остановить.
— Какое нам дело до его россказней. Пусть лучше жалованья прибавят.
— Прибавят? — Джек весь вспыхнул от возмущения. Требование показалось ему наглым и неуместным.
К его удивлению, однако, Дэна поддержали:
— Вот именно, пусть добавят. За четырехфунтовую буханку — целый пенни! Курица раньше стоила восемь пенсов, теперь — двадцать четыре! Голову даю на отсечение, все здесь уже забыли, что такое настоящее крепкое пиво. Жизнь дорожает, а нам как платили двенадцать пенсов в неделю, так и платят. А как на них семью прокормишь?
Джек почувствовал, что это конец. Все шло как по маслу — и на тебе, влез этот Дэн и все испортил. Он сдержался и не стал с ним спорить, решив: лучше будет, если он покажет, что прислушивается к чужому мнению.
— Я согласен, — с казал он, явно удивив Дэна. — Подавайте подумаем, сможем ли мы убедить Филипа увеличить жалованье, когда у монастыря нет денег?
Воцарилось молчание. Первым его нарушил Дэн:
— Чтобы свести концы с концами, нам нужно двадцать четыре пенса в неделю. И даже тогда мы будем жить хуже, чем прежде.
Смятение и растерянность охватили Джека: где я допустил ошибку, думал он, почему все пошло наперекосяк?
— Двадцать четыре пенса в неделю — и точка, — отрезал Пьер. И многие закивали в знак согласия.
Джек вдруг сообразил, что не только он тщательно готовился к этому разговору. Он бросил тяжелый взгляд на Дэна и сказал:
— Я вижу, вы обо всем уже договорились?
— Да, ночью в трактире, — с вызовом ответил тот. — А что, нельзя было?
— Ну что ты! Бога ради. Но, может быть, для тех из нас, кто не имел чести участвовать в вашем разговоре, ты расскажешь, что вы решили?
— Хорошо. — Те, кто не был этой ночью в трактире, почувствовали себя обиженными, но Дэн не испытывал угрызений совести. Только он собрался открыть рот, чтобы продолжить, как вошел приор Филип. Джек изучающе посмотрел на него: лицо приора светилось счастьем. Филип перехватил его взгляд и едва заметно кивнул ему. У Джека внутри все задрожало от радости: значит, монахи пошли на уступки. Он уже хотел было перебить Дэна, но на какое-то мгновение опоздал. — Мы требуем двадцать четыре пенса в неделю для ремесленников, — громко произнес тот. — Двенадцать пенсов — простым рабочим и сорок восемь — мастерам.