Стопроцентный американец (Исторический портрет генерала Макартура)
Шрифт:
"Агония этого фатального дня служит предупреждением всем людям всех рас. Ядерное оружие - вызов разуму, логике, существу и назначению человека... Хиросима - урок. И бог преподал его не для того, чтобы его игнорировать".
После посещения Хиросимы Макартур с удвоенной энергией принялся за восстановление японского милитаризма. В данном случае также не произошло никакого протрезвления, никакого поворота. Если было бы
иначе, то он снова от "парения в лучах бывшей славы" пошел бы на новый взлет.
Но взлет не состоялся. После речи в Лос-Анджелесе новая полоса забвения. Для правых он окончательно "выдохся". К тому же оскандалился крамольными речами. В глазах левых абсолютное разочарование. Более того настороженность:
Последние годы жизни Д. Макартура были скрашены явной симпатией к нему президента Джона Кеннеди. Нового главу американского государства привлекали в старом генерале его аристократизм, любовь к славе, даже самовлюбленность и самоуверенность. Скорее всего все эти качества принадлежали и самому Джону Кеннеди. Ну и, по всей вероятности, в какой-то степени сыграло свою роль желание политического деятеля отличиться, быть непохожим на своих предшественников.
Утверждаясь и стремясь завоевать популярность, Дж. Кеннеди решил "почаще фотографироваться с известными людьми", в том числе и с генералом, который, конечно же, был в США личностью неординарной и неотделимой от прошлого да и будущего США.
После всякого рода передряг, корейской войны, маккартизма престиж Соединенных Штатов за рубежом снова резко упал. И вот тогда молодой Кеннеди выступил с инициативой "улучшить образ Америки". В результате появился не только "Корпус мира", который стал оригинальным явлением в дипломатии, который я бы назвал "соулизмом", ибо он работал под девизом "душа в душу" (Soul to soul), Дж. Кеннеди попытался предпринять другие инициативы. Д. Макартур хорошо почувствовал, куда клонит новый энергичный президент. В свою очередь, Дж. Кеннеди не ошибся, когда пригласил Д. Макартура на встречу, чтобы посоветоваться, как дальше вести внешнеполитические дела. Он услышал от старого генерала то, чего желал услышать. Это был апрель 1961 года. США быстро втягивались во вьетнамскую авантюру. Правильно ли, своевременно ли? Какое впечатление произведет все это на мир? Тогда-то Д. Макартур и дал свой знаменитый совет президенту: не допускать "вовлечения американских солдат в боевые действия на Азиатском континенте".
Филиппины готовились отметить 15-ю годовщину провозглашения независимости. Посол Манилы в Вашингтоне К. Ромуло обратился к Дж. Кеннеди с предложением пригласить на торжества Д. Макартура с супругой. Дж. Кеннеди не только поддержал идею, но и предоставил в распоряжение генерала президентский самолет, чем чрезвычайно растрогал старика - ведь полжизни он мечтал летать на машине со знаком главы государства. Самолет Кеннеди как бы приподнял Макартура до уровня президента. Хотя бы в глазах филиппинцев. Хотя бы иллюзорно.
Сделав остановку в Токио, "Боинг-707" приземлился на американской базе Кларк-филд, откуда и началось последнее и, как его называл Д. Макартур, "сентиментальное путешествие" по Филиппинам. Когда президентский лайнер подрулил к церемониальной площадке Манильского международного аэропорта и застыл, на трап вышел знакомый многим человек в старой цвета хаки форме и знаменитой фуражке, которую прокалило солнце многих широт, но которую не задела ни одна пуля.
В свои 81 год Д. Макартур сохранил стройность. Правда, рука генерала чуть подрагивала, когда он отдавал честь встречающей толпе, в голосе его чувствовалось волнение. Он говорил о том, что вся его жизнь переплетена с Филиппинами, что здесь он "пережил самые великие мгновения", отсюда унес "самые дорогие воспоминания". Оркестр грянул "Старые солдаты никогда не умирают". "Кадиллак" с гостем медленно пробирался через двухмиллионную толпу (этот день был объявлен на Филиппинах национальным праздником), сотни рук тянулись к "хозяину архипелага".
Д. Макартура привезли во дворец Малаканьянг. За стенами его гремела музыка оркестра, а внутри происходила важная и символическая церемония престарелый государственный деятель Дато Планг протянул генералу Д. Макартуру саблю, которую в 1900 году он получил из рук генерала Артура Макартура. Конечно, красиво. Конечно, трогательно. Можно провести немало аналогий, возникает немало мыслей в связи с возвращением оружия, которым снабдил местного вождя американский завоеватель, чтобы с его помощью держать в страхе подданных американского империализма. Если бы не один нюанс. Отцу Д. Макартура, а потом и ему самому сдавали шпаги и сабли многие филиппинские националисты. На тогдашней церемонии в Мала-каньянге обратного жеста не последовало. Тоже символично. Зачем возвращать оружие детям тех, кто когда-то встал под лозунги истинной свободы?
Повсюду по пятам следовал верный Ромуло. Да, Карлос Ромуло, который был адъютантом Д. Макартура, для которого он отливал в металле, печатал, штамповал на спичечных коробках бесконечное количество раз, передавал в эфир фразу "Я вернусь". В 1944 году Д. Макартур, оценив преданность и верную службу, присвоил К. Ромуло звание бригадного генерала армии США.
– За какие военные заслуги?- спросил один из завистников и недоброжелателей (тем более что сам К. Ромуло говорил, что не сделал ни одного выстрела, а во время высадки на Лейте в октябре 1944 года больше всего горевал о том, что испортил свои новые ботинки).
Но Ромуло и здесь нашелся. Он сказал:
– Воюют ведь не только автоматом. Воюют и пером.
Мне не раз приходилось встречаться и беседовать с К. Ромуло. В одной из последних встреч, когда была уже задумана эта книга, я спросил его, как он оценивает роль Д. Макартура в истории Филиппин? К. Ромуло посмотрел на меня внимательно, задумался, помешивая пластмассовой лопаточкой сок, и наконец сказал: "Вот перед ним я всегда чувствовал себя маленьким. И я всегда боялся, что вольно или невольно перенесу это ощущение в свои книги. В такие моменты я не испытывал к нему любви. Даже наоборот". Еще один вопрос: "Знал ли Макартур, что его называли "Наполеон Лусона", "Американский кесарь", если да, то как к этому относился?" - "Знал,ответил К. Ромуло.- И мне кажется, ему нравилось". В честь высокого гостя была отлита медаль с профилем Д. Макартура и надписью "Хранитель Австралии, Освободитель Филиппин, Победитель Японии, Защитник Кореи".
Важным мероприятием стал ужин в отеле "Манила". В конце его собравшиеся подхватили популярную тогда песенку "Можно, я назову тебя любимой". Настала тишина. Д. Макартур повернулся к Джин и поцеловал ее. Вне всякого сомнения, это был искренний поцелуй. Но его тут же внесли в программу освещения вечера прессой. Корреспондент К. Миданс передал (к удовольствию Дж. Кеннеди) в свой "Лайф" такие строки: "Ко мне обратилась филип-пинка и сказала: "Макартур целует свою супругу только в кругу семьи. Выходит, что мы его семья". Конечно, нежный поцелуй имел звучный пропагандистский эффект.
Но больше всего Д. Макартура растрогало то, что филиппинское правительство выполняло принятое решение: каждый день имя Д. Макартура выкликали на поверке с последующим ответом солдата: "Духом здесь!"
Поездка на Филиппины представлялась важной как военным, так и пропагандистским службам США. Ситуация на Филиппинах, в Юго-Восточной Азии в целом вызывала у Вашингтона беспокойство, и демонстрация "любви филиппинцев к Макартуру" должна была автоматически укрепить позиции США, с одной стороны, и придать новые силы проамериканским элементам на самих Филиппинах, с другой. "Сентиментальный визит" превращался в своего рода парад победы генерала, который подводил итог сделанному и намечал перспективы на будущее. Это была одновременно еще одна демонстрация твердой решимости американских "ястребов" довести до конца многие свои планы и замыслы.