Стоящий в тени Бога
Шрифт:
По сигналу Гая какой-то центурион взял деревянный молоток. Зрители недовольно загудели: перебитие голеней означало скорый конец развлечению. Тем не менее все затихли, как бы в надежде что-то услышать, когда добровольный костолом замахнулся колотушкой.
Последовали – именно в такой очередности – глухой удар дерева о кость, хруст, снова хрип-мычание, аплодисменты римлян.
Иуда закусил губу. Он сам вымолил у Адонаи смерть предателю, но не предвидел, что Господь накажет Иоханана столь сурово. Впрочем, изменник сам виноват...
Казнимый
– «Кивок Смерти», – прокомментировал Серторий разочарованно. – Недолго же он мучался! Какая скучная казнь! Даже биться об заклад, сколько часов он выдержит, не имело смысла!
Труп кольнули копьем на всякий случай; он не среагировал. Лишенные развлечения зрители, негодующе ворча и плюясь, отвернулись и ушли в лагерь.
– Ворон прощают, голубей наказывают, – глубокомысленно заявил Гай в лицо Иуде.
– Что ты имеешь в виду? – выразил недоумение Гавлонит.
– Что сходит с рук ворам, за то воришек бьют. На древе должен был бы повиснуть ты. Помни это и будь вечно благодарен мне.
...В июне 1968 года израильский археолог В. Цаферис открыл на склоне горы Скопус в местности Гив'атха-Мивтар (по-арабски Рас эл-Мазареф) к северу от Иерусалима четыре пещеры-могильника. В них, как показали исследования, с конца II столетия до н. э. по 70 г. н. э. было захоронено тридцать пять человек. Кости многих из них хорошо сохранились.
На склепе, обозначенном номером четыре, было написано имя Иоханана бен Ха'галгала и найден скелет мужчины в возрасте от 24 до 28 лет, умершего от распятия в начале I века н. э. Гвоздь длиной 15 сантиметров, который навеки остался в его пятке, согнулся и застрял в кресте, изготовленном из оливы. Когда тело снимали, ступни пришлось отрезать. На гвозде сохранилась и часть дощечки, сделанной из древесины акации. Ноги были перебиты тупым предметом; по углу перелома определили, что в момент удара они были согнуты. Между лучезапястными костями предплечья (лучевой и локтевой) у запястий обеих рук обнаружились следы каких-то металлических стержней, скорее всего гвоздей.
Иоханан бен Ха'галгал стал первой и единственной жертвой распятия, найденной современными археологами.
К сожалению, Иоханан оказался первым, но далеко не последним «повешенным на дереве» в Галилее и Иудее в тот судьбоносный для многих стран 6-й год христианской эры.
Свыше двух тысяч крестов – как угревые точки, сотни деревенских пожарищ – как воспаленные участки кожи, десятки городских пепелищ – как лишаи, несколько красных от крови рек – как царапины, вновь, словно и не прошло с тех пор десяти лет, обезобразили лик земли обетованной.
Эти вещественные следы гнева Всевышнего багровым клеймом выжглись в глазах и памяти иудейского стратега-неудачника. Господь явно наказал и потомков Иакова, и вождя «ганна'им» – и столь же явно спас последнего от Ангела Смерти для выполнения какой-то иной миссии.
«Кто виноват? И я, и они! Вина их больше моей, ибо они мертвы, а я жив».
Живым, впрочем, Иуда себя не чувствовал, как в то страшное утро на поле проигранной битвы в обители мертвых, когда он алкал воды и не находил ее у трупов.
Всю дорогу до Птолемаиды он шел, ел, пил, справлял нужду, спал, говорил, лечил Лонгина, даже отвечал на шутки легионеров, довольных быстрым окончанием войны, и не ощущал желания жить. Его душа была мертва, как сбитая влет птица. В ушах молотком, вбивавшим гвозди в плоть и крест, стучали слова Писания, обвинявшие народ избранный в грехах, из-за которых – в какой уж раз! – обрушились на евреев бедствия:
«Гнев Божий пришел на них, убил тучных их, юношей Израилевых низложил.
При всем этом они продолжали грешить и не верили чудесам Его.
И погубил дни их в суете и лета их в смятении.
Когда Он убивал их, они искали Его, и обращались, и с раннего утра прибегали к Богу.
И вспоминали, что Бог – их прибежище, и Бог Всевышний – избавитель их.
И льстили Ему устами своими, и языком своим лгали пред Ним.
Сердце же их было не право пред Ним, и они не были верны завету Его.
Но Он, милостивый, прощал грех, и не истреблял их;
многократно отвращал гнев Свой, и не возбуждал всей ярости Своей.
Он помнил, что они плоть, дыхание, которое уходит и не возвращается.
Прогнал от лица их народы, и землю их разделил в наследие им, и колена Израилевы поселил в шатрах их.
Но они еще искушали и огорчали Бога Всевышнего, и уставов Его не сохраняли;
Отступали и изменяли, как отцы их, обращались назад, как неверный лук...
Услышал Бог и воспламенился гневом, и сильно вознегодовал на Израиля...
И предал мечу народ Свой и прогневался на наследие Свое» (Пс. 77:31—39; 55—57; 59; 62).
И вдруг Гавлонита ошеломило: он вспомнил конец этого псалма!
«И избрал Давида, раба Своего, и взял его от дворов овчих,
И от доящих призвал его пасти народ Свой, Иакова, и наследие Свое, Израиля;
И он пас их в чистоте сердца своего, и руками мудрыми водил их» (Пс. 77:70—71).
Галилеянин понял намек Яхве, чье имя непроизносимо вслух!
Спасаясь от Саула, Псалмопевец провел десять лет в изгнании, был бродягой и бандитом, даже изменником – год и четыре месяца служил филистимлянину Анхусу, царю Гефскому, получив от него во владение город Секе-лагу (1 Цар. 27). Изменились обстоятельства – вражеский пособник и предатель превратился в величайшего царя Израиля и короновался в Хеброне в возрасте тридцати семи лет! Крепость Иебус, которую никто никогда не мог взять штурмом, была захвачена Давидом. Сюда бывший пастушок принес Ковчег Завета – и город стал Сионом – Иерусалимом!