Стоящий в тени Бога
Шрифт:
Иуда, себе на удивление, наслаждался компанией негра. Сей поистине выдающийся ученый муж много лет переписывал рукописи в лучших библиотеках Александрии и Рима, памятью не уступал масоретам, за что получил псевдоним Мнемон [71] . Отлично владел греческим и латынью. А в познаниях истории, естественных наук (кроме медицины), римской и греческой литературы чернокожий превосходил всех, кого встречал Гавлонит за полвека своей жизни.
Риторический вопрос Мнемона Ишкариот правильно воспринял как приглашение к диспуту, которое охотно принял – все равно больше делать нечего. В целях предосторожности, однако, он сразу же попытался перевести разговор на личность своего собеседника: много говорить о себе было
71
Мнемон – Памятливый (греческое слово, ставшее популярным римским прозвищем).
– Я связан обетом, который не имею права разглашать. Но тот же вопрос можно задать и тебе...
– Мой патрон – не самый худший из рабовладельцев. Он ценит меня как знатока истории, механики, географии, геометрии, поэзии и прозы, посылает по многим странам, градам и весям для закупки книг, инструментов, познания всяких интересных диковин, сделанных руками и разумом человека, для изучения важных ремесел. Август пытается сохранить чистоту расы, поэтому дает римское гражданство очень скудно, а отпуск рабов на свободу ограничил. Вопреки приказу императора, Вар надел на меня колпак вольноотпущенника...
– Почему же ты остался с ним, а не уехал на родину?
– Какую родину? Я не знаю, куда ехать – в Африку, Эфиопию, Нумидию? Я родился в Александрии, ребенком был отлучен от родителей. Что я, чужак, буду делать в этих варварских землях? И потом, вольноотпущенники не покидают своих бывших хозяев, они навсегда остаются их клиентами, служат им, достигая порой значительных постов. Немало нынешних патрициев выросли из семени бывших рабов, а иные клиенты Октавия имеют больше влияния, чем действующие консулы. Я же и без рабского ошейника занимаюсь тем же, чем и тогда, когда носил его, – наукой. Мое отечество – любая библиотека! Сейчас, например, я возвращаюсь из поездки за сведениями о материалах для письма. Вар хочет устроить большую мастерскую для изготовления папируса или пергамента в Германии...
– Я много лет держал в руках и то и другое. Знаю, из чего они делаются, но не знаю как! Впрочем, не думаю, что в Германии растет папирус. По-моему, там слишком холодно.
– А в Иудее он есть?
– Да, на озере Семехонитис, а также вдоль Иордана имеются огромные заросли сего растения, которое я нахожу весьма странным. Оно травянистое, а высотой не уступает иным деревьям – до десяти локтей!
– В Египте, где впервые стали применять папирус для письма, живут лучшие мастера, у коих я прошел обучение. Они расщепляют пополам сердцевину стебля на тонкие полоски, укладывают двумя слоями перпендикулярно друг другу, спрессовывают, затем небольшие листы склеивают в огромные свитки.
– Да, у меня был один длиной в целых девяносто локтей...
– Неужели?! Такие папирусные книги, друг мой, могут позволить себе лишь цари или верховные жрецы.
– Я и происхожу одновременно из царского дома и рода первосвященников. Но об этом молчи! – попросил раздосадованный своей обмолвкой Иуда. – Расскажи о пергаменте...
– Это очень тонкая кожа, благодаря специальной обработке кожа телят, ягнят и козлят. После Египта я поехал в Пергам, где обитают самые великие искусники подобного ремесла. Даже название книг – пергамент – происходит от имени города. Они открыли мне свои секреты. Кожи отбеливают в растворе хлорной извести, натягивают на деревянные рамы и тщательно выскабливают. Скорее всего в Германии можно будет все это делать. Я попробую готовить даже «девичий пергамент»...
– А это что такое?!
– Самый лучший – из шкуры неродившихся ягнят. Да что же я все о себе рассказываю, когда у меня такой интересный собеседник! Не прогневайся, Иуда, не хочу тебя оскорбить своим вопросом, однако все же спрошу. Многие египтяне утверждают, будто евреи поклоняются богу-ослу...
– Сами они ишаки! Здесь просто глупое совпадение. Нам запрещено упоминать подлинное имя нашего Бога вслух. Жители Египта после македонского завоевания говорят на греческом, и нашего Господа они неправильно называют Иао. На их древнем языке [72] слово «осел» звучит как «иао» или «яйо»...
72
Древнекоптском.
В таких вот беседах в трюме, под свист снастей, плеск волн о борта триремы, хлопанье паруса, скрип весел, рев надсмотрщиков, под крики, стоны, кряхтение гребцов, под топот шагов на палубе сверху, с редкими выходами на свежий воздух для справления нужды и коротких моционов пролетели два месяца.
Нептун не досаждал галере серьезными бурями, и она благополучно плыла. Сначала каботажем – вдоль берегов Палестины и Малой Азии, от Птолемаиды через Силон. Селевкию, Таре, Миру, Книд. Потом через середину моря до островов Крит, Мальта, Сицилия (с остановкой в порту Сиракузы, где Квинтилий принес жертву духу Архимеда и рассказал товарищу об этом величайшем из ученых). И наконец, вдоль италийского берега через Региум на юге полуострова до порта Путеолы, откуда рукой подать до сердца республики – Вечного города [73] .
73
Спустя полвека этот путь повторил апостол Павел.
Пошатывающиеся, как после лихой пьянки, мореходы по-детски радовались желтому пляжному песку, пружинящей изумрудной траве, мягким тропинкам на черноземе – тому, что, в отличие от зыбких вод, называется «твердой землей». Что такое истинная твердь, Иуда понял, коснувшись подошвами сандалий восьмого чуда света – римских магистралей.
«Все дороги ведут в Рим». Для нас эта фраза – рядовая пословица. Для современников Христа – прописная истина, за которой скрывался географический рукотворный феномен. Квириты построили 372 дороги общей длиной 53 000 римских миль [74] по всей территории республики-империи. Двадцать девять из них считались главными – и все оканчивались в Вечном городе. В них вложили не меньше труда, чем в возведение египетских пирамид или Великой Китайской стены.
74
Около 70 000 км.
Самое чудесное в них то, что все дороги служат до сих пор – то есть на протяжении от двух с половиной до полутора тысяч лет. Рекорд долгожительства достигнут благодаря таланту инженеров – творцов замечательной технологии, крови и поту миллионов рабов, а также гению создателя строительного раствора – знаменитой римской мальты, секрет которой до сих пор не раскрыт. Известно только, что в нее добавлялись гидравлические присадки, в частности, глина из окрестностей Неаполя и кирпичная мука.
Кирпичи – лучше современных, и раствор кажется – и является! – вечным.
Привыкший к торным тропинкам и земляным караванным путям (римские дорожники к тому времени еще не занялись как следует Палестиной), Иуда был потрясен, когда его сандалии попрали мощеное полотно. По пути от Путеол до Рима он не раз видел, как ремонтировались и возводились эти магистрали. Подобно всему в республике, цель их строительства была самая благая – военная: дабы легко и быстро перебрасывать армию.
Дорога имела три отделения: среднее для пехоты, боковые – для обоза и конницы. Сначала рылась многомильная канава глубиной около двух локтей (для большей точности далее приведены меры в сантиметрах). Вниз укладывался плотно утрамбованный особый бетон, над ним – каменные плиты толщиной 21 см. На них наваливался второй ряд камней (тоже 21 см толщиной) на растворе. Сверху опять настилали 8 см бетона, и уж затем – собственно мощеное полотно, покрытое засыпкой из гравия. Гравий, естественно, неукоснительно подсыпался и обновлялся.