Стоящий в тени Бога
Шрифт:
– К чему такой запрет? – шепотом подивился Иуда.
– Август старается блюсти древние нравы, согласно коим пища готовится только дома. На самом же деле харчевни служат местом сборищ недовольных. Запрет глупый и бесполезный: народ все равно толпится в корчмах для того, чтобы выпить вина и поболтать, пусть и без печеной и вареной пищи...
– Мне плевать на кабаки! – шлепнул ладонью по столу Гай. – Ищи, не предвидится ли каких забав на Гемонии или у Вала Тарквиния. Может быть, весталка дала себя попробовать ухажеру? Или кому-нибудь шьют кожаный мешок?
– Объясни, – снова попросил иудей эфиопа.
– Гемония, или «Лестница рыданий», – спуск с Капитолийского холма к Тибру, по которому
– И что потом с ними происходит?
– Живут в почете до старости на государственном коште, имеют право даже выйти замуж.
– Кому же нужны пожилые тридцатилетние девицы?
– Да никому! Именно поэтому желающих отдать дочерей в весталки так мало, что год назад к этому важному сану стали допускать даже девочек из семей вольноотпущенников.
– Легат упоминал еще какой-то мешок...
– А, это древняя казнь за отцеубийство. Осужденных зашивают в кожаный мешок вместе с собакой, змеей, петухом и обезьяной – животными, являющими собой пример непочтительности к родителям, и топят в реке или в море.
– А гладиаторских игр не предвидится в ближайшее время? – продолжал допытываться Гай у секретаря, торопливо пробегающего свиток глазами. – Триумфов? Казней государственных преступников? О чем вы там шепчетесь, Иуда и Мнемон?
– Квинтилий рассказывает мне о ваших народных забавах.
– Да ну? И чего бы ты хотел из них попробовать?
– Смыть грязь с тела!
– Отличная мысль! – восхитился пьяный легат. – Ванны, вино и любовь разрушают телесное здоровье, и в то же время все прелести жизни только в них! Давайте сходим в баню. Заодно и Иуда помоется!
Его предложение было одобрено дружным веселым ревом захмелевших квиритов.
Шутку Гая иудей понял, только попав в римские термы.
Около трех часов пополудни звон колокола или дробь барабанов оповещал об открытии этих учреждений, отмеченных символами Эскулапа. Одни из них предназначались для аристократов, другие – для черни. Плата за вход в последние была очень невысокой, а в некоторых ее вообще не собирали, так как устроены были эти простонародные термы и содержались за счет богатых людей как средство для агитации избирателей.
Легат повел свою разношерстную компанию в баню для патрициев, хотя и не самую фешенебельную, дабы избежать встречи с кем-нибудь из своих воинских начальников, ожидающих от Гая, что он находится на пути в Германию. Всадникам такое заведение в обычных условиях оказалось бы просто не по карману, вольноотпущеннику же туда вход был и вовсе закрыт. Но Гай, пробурчав: «Голые все одинаковы, пусть по фаллосам определят, кто из нас бывший раб», – провел их в роскошное, напоминающее дворец мраморное здание с целью, как он выразился, показать своим спутникам, как отдыхают истинные хозяева Рима, и одновременно шокировать находившуюся там публику.
Однако шокирован был прежде всего сам Галилеянин, проходя через различные отделения вертепа разврата, для маскировки скромно именовавшегося термами или бальнеумами; это латинское слово означает «прогнать боль, грусть».
Уже на входе иудей ощутил странное неудобство, смешанное с подозрением и тревогой, когда увидел, что в баню заходят все без разбора – и мужи, и женщины, и дети. Очутившись в небольшой раздевалке, предназначенной только для их группы, Гавлонит немного успокоился, однако тут же всполошился снова: его спутники разделись догола, и ему пришлось последовать их примеру.
Позорно еврею ходить голым подобно военнопленным, рабам и малым чадам. Тора запрещает обнажать наготу родителей своих. С другой стороны, пророк Иеремия прожил голым три года (Иер. 20:2—4), да и Саул пророчествовал без одежды (1 Цар. 19:24). Но со времени Маккавеев греческий обычай разгуливать нагишом в общественных местах правоверными категорически отвергался.
Лицо иудея порозовело от смущения, как горизонт от первых лучей восходящего солнца, когда он сбросил тунику. Рот его проглотил гневную тираду, коей он собрался было поразить бесстыжих безбожников. «Уста глупого идут в ссору, и слова его вызывают побои» (Пр. 18:6). Зайдя в общий зал, он покраснел так, что вполне мог послужить иллюстрацией к термину «ганна'им» – «красный в лице». Ибо царивший в огромном помещении полумрак не мог скрыть того факта, что в общем бассейне в воде плескались вместе несколько сот мужчин, женщин и детей – и все совершенно нагие!
– Ну, новорожденный всадник, видел ли ты нечто подобное? – ухмыльнулся Гай; неправильно истолковавший замешательство Гавлонита. – А ведь это далеко не самый большой бассейн, в иных помещаются сразу до тысячи человек!
– Ничего подобного я действительно не видел, – промямлил Иуда, дабы отделаться от дальнейших навязчивых вопросов. На самом деле поразили его вовсе не размеры купальни – в Иерусалиме некоторые из них тоже были огромными, например, Вифезда (правда, там бассейны находились под открытым небом, а не в помещении). Зелота до крайности возмутило потрясающее бесстыдство римлян. «Мерзость пред Господом – путь нечестивого... Превратен путь человека развращенного; а кто чист, того действие прямо» (Пр. 15:9; 21:8).
Не часто правоверному доводилось увидеть полностью обнаженную дочь Евы. В доме на виду у семьи такое не допускалось, уединиться в селении или в городе было почти невозможно. Даже Давид узрел купающуюся Вирсавию только с кровли царского дома, где он прогуливался (2 Цар. 11:2), а сластолюбивые старцы были наказаны Шаддаем за то, что подглядывали за совершающей омовение Сусанной (Дан. 13) [84] .
Даже будучи целителем, Ишкариот редко общался с голыми женщинами, ибо по традиции их болезни в основном лечили знахарки, а роды принимали повитухи. Все же и он, и Квинтилий, и квириты (даже молодой Лонгин) были далеко не девственными новичками. Реакции же их на сцену в бассейне оказались совершенно противоположными. Римляне с вожделением смотрели на колыхающиеся груди, персикоподобные ягодицы, упругие ляжки, тонкие станы, особенно на разноцветные – черные, рыжие, золотистые – холмики лобков, возбужденно облизывались, когда кто-нибудь из резвящихся в воде нимф раздвигал ноги. Эфиоп хранил невозмутимое спокойствие, несколько оживляясь, когда видел красивого мальчика. Иудей задыхался от стыда и бешенства, еле сдерживаясь.
84
Этот широко известный всем христианам эпизод упоминается только в апокрифах.
– Я не слышал о таком римском обычае, – выдавил он из себя, наконец, свое впечатление от увиденного, дабы оправдать ожидания компаньонов.
– Совместные бальнеумы для обоих полов – недавняя традиция, всего 38 лет назад их ввел Марк Випсаний Агриппа. Из Рима это благословенное богами новшество распространилось по всей Италии и перекочевало также в Грецию.
– Почему «благословенное богами»? – прохрипел Иуда.
– Посмотри вокруг повнимательнее, и сам поймешь!
Еврей повел глазами по залу и остановился на живописной группе из шести голых женщин разного возраста, сидящих на стульях. Перед ними стояла старуха (тоже в чем мать родила!) и упоенно вещала: